Когда DVD-диск остановился, приятель спросил бен Зеида, понравилось ему или нет. Они вместе посмеялись над путаным сюжетом, потом бен Зеид посерьезнел.

— А знаешь, что во всем этом правда? — проговорил он. — Правда, что американцы вечно дико торопятся. Они всегда хотят получить всё и сразу.

Конец февраля принес с собой холоднющую, прямо даже леденящую погоду, какой в Аммане не видывали много лет. Температура несколько дней держалась около нуля, выпал редкостно толстый слой снега, из-за которого отменили занятия в школах, а на дороги вывели целую армию дворников, которые устало топтались с лопатами там, где в нормальную погоду достаточно пройтись метлой. В эти холодные дни Хумам аль-Балави много времени проводил на улице, бегал по каким-то делам, а однажды, вернувшись домой, всех огорошил: сказал, что продал свой автомобиль.

Родители и братья лишились дара речи. Немолодой, но крепкий маленький «фордик» был из тех вещей, которыми Хумам особенно дорожил. Кроме того, это было единственное транспортное средство, позволявшее Хумаму каждый день добираться до отдаленной клиники в лагере «Марка».

— Зачем ты это сделал? — спросил отец.

Хумам пожал плечами.

— Он вечно требует ремонта, — сказал он. — Надоело мне с ним возиться.

Внешне Хумам все это время казался смертельно усталым. Был молчалив; дома, не вставая, корпел за компьютером, который Мухабарат ему любезно возвратил, или просто сидел и о чем-то раздумывал. То вдруг на несколько часов исчезнет, лишь обронив, что идет в мечеть или встретиться с друзьями.

Пациентки в клинике заметили его неухоженный вид, землистый цвет лица и забеспокоились: что с ним? Одна женщина (по имени Ханнана Омар, 42 года, мать четверых детей, торговавшая в вестибюле клиники с лотка напитками и съестным) не преминула спросить напрямую. Несколько месяцев назад, когда у нее внезапно упало давление, доктор Балави неделями регулярно осведомлялся, не забывает ли она принимать лекарство.

— Что ж это вы так похудели? — однажды утром ворчливо спросила эта женщина, когда Балави пришел на работу. — Часом, не заболели?

Врач слабо улыбнулся и сказал, что похудеть его вынудил диабет. То был последний раз, когда она его видела; вскоре ей стало известно, что Балави подал заведующему клиникой заявление об уходе.

Балави мало-помалу расставался с прежней жизнью. Да ведь и то сказать: прежнего Балави в каком-то смысле уже не было на свете.

Дефне пыталась понять, что с мужем происходит, но в свой внутренний мир он ее теперь не очень-то впускал. После трех дней пребывания в тюрьме Мухабарата Хумам стал почти неузнаваем: дерганый, мрачный, рассеянный. Прежде никогда не молившийся на людях, теперь молился чуть не беспрерывно, прося у Господа водительства в ничтожнейших мелочах. Сядет у себя в комнате с открытым Кораном на коленях и сидит часами, а когда девочки шумными играми начинают донимать, убегает (иногда прямо буквально) в ближайшую мечеть, что в конце квартала, чтобы воспользоваться спокойствием ее молельной комнаты.

Временами он все же позволял жене бросить краткий взгляд за завесу. Так ей удалось выведать некоторые детали, касающиеся его пребывания под стражей. Например, Балави рассказал, как ему не давали спать и как требовали назвать настоящие имена особо выдающихся авторов. Но я не выдал никаких имен, солгал он. И повторил ей то, что уже говорил отцу: нет, пыток в Мухабарате к нему не применяли, но постарались унизить. Как именно, не сказал.

Еще он рассказывал о своем новом кураторе, офицере разведки, которого зовут Али и который состоит в родстве с королем. Вскоре после освобождения Хумам начал встречаться с этим офицером — просто чтобы поболтать по-приятельски, как объяснял он жене. Сперва встречи бывали недолгими — попьют чайку и разойдутся, потом стали беседовать дольше. На самом деле, выбора у Балави не было и, если бен Зеид приглашал его на чашечку кофе, отклонить приглашение он не смел. Но постепенно то, что он слышал от бен Зеида, ему становилось все интереснее.

Они встречались в заранее оговоренных местах, куда бен Зеид обычно приезжал на своем серо-голубом «лендровере». В обеденное время бен Зеид назначал встречу в каком-нибудь ресторане по собственному выбору и сам платил по счету: обед иногда обходился в семьдесят пять долларов, а то и больше, что непомерно, даже дико дорого в сравнении с заведениями, в которых по соседству с домом Балави можно было съесть шаурму или кебаб. Однажды бен Зеид попросил доктора съездить с ним за компанию по делу, и они вдвоем полчаса катали тележку по огромному вестернизованному ангару супермаркета «Сейфвей» с его одуряющим изобилием свежих и замороженных продуктов, а также маленькой комнаткой, где посетители могут, укрывшись от посторонних глаз, покупать вино и виски. Когда, выстояв очередь, миновали кассу, бен Зеид сунул под мышку коробку собачьего корма, а пакеты с продуктами вручил Балави, объяснив, что это подарок доктору и его семье.

Что всем этим хотел сказать Мухабарат (этак ненавязчиво — во всяком случае вначале), было ясно без всяких слов: Мы нуждаемся в твоей помощи. Помоги нам, и себе же принесешь пользу. И принесешь пользу своей стране. В ходе бесед бен Зеид подверг критическому разбору некоторые из написанных Балави под псевдонимом Абу Дуджана аль-Хорасани статей, взяв для анализа самые яростные, чтобы попытаться исподволь переиначить те толкования Корана, при помощи которых джихадисты оправдывают взрывы смертников и террор как таковой.

Усама бен Ладен видит ислам в искаженном свете, говорил он. Коран запрещает лишать жизни ни в чем не повинных людей.

Бен Зеид даже утверждал, что король Иордании Абдалла II своим примером пропагандирует принципы ислама гораздо лучше, нежели бен Ладен. Ведь, между прочим, наш король, симпатизирующий Западу и женатый на красавице, которая ездит по всему миру, призывая распространять образование среди женщин, не кто-нибудь, а хашимит[21], то есть потомок рода, берущего начало непосредственно от пророка Магомета.

Балави кивал, молча выражая согласие. Может быть, он и впрямь сумеет чем-нибудь помочь монарху.

Какую в точности роль предложат Хумаму Балави, пока не сообщалось, но бен Зеид всячески подчеркивал одно: если доктор сумеет воспользоваться своими связями, чтобы выследить находящихся в розыске террористов, получит вознаграждение, причем огромное. Достаточное, чтобы полностью изменить и его жизнь, и жизни всех его домочадцев.

Сколько ему заплатят? Это будет зависеть от объекта розыска, но ЦРУ, организация, которая по этим счетам как раз и платит, давно оценила головы бен Ладена и злодея № 2, египетского врача Аймана аз-Завахири, обещая за них суммы, которые трудно даже вообразить.

Ну так сколько же, сколько? спросила Дефне, когда муж вернулся домой. Детально пересказывая жене в уединении спальни свои разговоры с офицером Мухабарата, Хумам обычно бывал насмешлив, не скрывал презрения. Но в тот день он был опять рассеян и задумчив.

Миллионы… наконец буркнул он.

Утром 18 марта Хумам аль-Балави собрал две небольшие сумки и сказал, что отправляется, как он выразился, в короткую поездку. Объявил, что решил попробовать продолжить изучение медицины в Соединенных Штатах, но сперва надо сдать квалификационный экзамен. А принимают его в Стамбуле.

Звучало все это почти правдоподобно. Задолго до ареста Балави уже что-то говорил о том, чтобы поехать учиться в Америку, беспокоился, справится ли со специфическим английским медицинского экзамена, от результата которого зависит, возьмут его или нет. Но при всех прежних упоминаниях об этом экзамене каждый раз местом его проведения должен был быть Амман. Впрочем, у Балави еще с университетских времен в Турции оставались неплохие связи, так что его решение поехать именно туда не вызвало вопросов. Он. обнял на прощание девочек и жену и вышел из дому вдвоем с младшим братом Асадом, который вызвался довезти его до аэропорта. Отцу Хумам об этой поездке не сообщил вовсе, просто не нашел в себе сил, чтобы прийти попрощаться.