Так куда же я все-таки спешил? По четвергам я ездил в больницу «Маунт-Фейт» в Бронксе, сбегая из постриженных пригородов и обитающих в них воспитанных невротиков. Я включился в программу департамента социальной помощи по выплате материального пособия по нетрудоспособности по причине болезни. По работе я встречался с коллегами по профессии, часто за облупленным переговорным столом в комнате 1236, и мы обсуждали, например, готов ли мистер Гонсалес к тому, чтобы прекратить его медикаментозное лечение. Работа в «Маунт-Фейт» могла мне пригодиться и в тех редких случаях, когда я считал, что кое-кого пора положить в больницу. Ни долгих ожиданий, ни бюрократических проволочек. Я бы ушел из больницы еще полгода назад, чтобы принимать платных пациентов, но мне по-прежнему хотелось ею заниматься. Так что до назначенного на час тридцать приема я успел только съездить во «Все для ремонта» и посмотреть инструменты. Я купил острогубцы, потому что у меня было такое чувство, будто я просто обязан что-то увезти оттуда, и сразу же вернулся.

Поворачивая к дому, я заметил, что кто-то расколошматил наш почтовый ящик, похожий на буханку хлеба из черного металла. Шесток у края тротуара стоял более-менее прямо, но сам ящик задирался вверх, его дверца приоткрылась, как будто какой-то слабоумный глазел на небо. Я собрал почту — счета, каталоги, личное письмо Джейн? — и попытался выпрямить ящик. «Ты должен сделать это ради своих пациентов, — посоветовал Сногз. — У них тоже крыша не в порядке». Я отрывисто кивнул: буду действовать как настоящий мужик.

К пяти часам я распутался со своими пациентами. К шести школьный автобус доставит Алекса с продленки, потом мне надо будет приготовить ужин. Но возможно, готовить ужин — слишком рабское занятие. Кроме того, Джейн вернется, когда он уже остынет. Я направился прямо в кабинет и включил компьютер. У меня оставалось около получаса, и мне нужно было проверить почту. Уж это я могу себе позволить. Моя проблема с экраном волшебным образом самоустранилась, хотя я ничего особенного не делал, во всяком случае, так я сначала подумал. Но на самом деле компьютер стал вести себя непредсказуемо: иногда все мои значки от «Вью Плюс» до корзины выстраивались на рабочем столе в ряд. А иногда у меня перед самым носом всплывали детские ягодицы. И эта картинка появлялась всегда, когда бы я ни пытался выйти в Интернет, как будто она подозревала меня в самом худшем и наказывала заранее. Что же будет на этот раз? Орел? Нет, решка. Я назвал ее трубным гласом Страшного суда. Ладно, пора что-то делать. Отец полез бы в компьютер с отверткой. Я набрал в легкие воздуху и позвонил в техподдержку.

Выслушав автоответчик, я услышал неизбежное объявление: «Все наши сотрудники в настоящий момент заняты. Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, не кладите трубку, и вам скоро ответят». Самое жуткое в таких сообщениях, не говоря уж о том, как они раздражают, — это что их всегда записывают одними и теми же словами, как будто ты звонишь в одну и ту же громадную компанию. Наша эпоха — эпоха корпоративных клише.

После музыкальной интерлюдии длиной в семь минут меня соединили с живым человеком.

— Для контроля за качеством обслуживания разговор может записываться.

Отлично — значит, моя деликатная проблема может приобрести большую известность, чем я рассчитываю.

— Здравствуйте, меня зовут Фил. Чем я могу вам помочь? — представился мне какой-то приятный компьютерщик из Юты.

Я объяснил свою проблему как можно короче и лаконичнее. Наступила пауза, во время которой Фил листал справочник или полировал ногти, или что там они делают в Юте, чтобы потянуть время.

— Вы пробовали выключить и перезагрузить компьютер?

— Да.

— И рисунок снова появляется?

— Да, да, да.

— Ну что же, это может быть вирус. Что там изображено?

— Похоже на… — Нет. Лучше б я не звонил. Нет, погодите. — Это, хм, похоже на две розовые планеты. Бок о бок.

— Ого, никогда не слышал ни о чем подобном. Вы не хотите загрузить нашу последнюю антивирусную программу?

— Я не могу ничего загрузить, потому что у меня все зависло.

— Ах да.

Все-таки у него есть мозги. Отказавшись приобрести новый жесткий диск, я заплатил за доставку через «Федерал Экспресс» специального чистящего диска, который должен устранить это безобразие. Я отключил компьютер и пошел на кухню. Проклиная всех на свете педерастов, я принялся резать тушеное мясо.

За несколько минут до шести я услышал, как у нашего дома затормозила машина. Я выглянул в окно и увидел, что из микроавтобуса вылезает Алекс без рюкзака. О чем он только думает? К счастью, изнутри высунулась рука и передала ему рюкзак. Алекс взял его, но не оглянулся поблагодарить того, кто был в машине, и повесил рюкзак на плечо за одну лямку, словно кривобокий портфель. И пошел с ним мимо нашего дома, как уже было в прошлый раз. Микроавтобус отъехал. Черт возьми, Алекс прошел уже полквартала, когда я выбежал из дома, размахивая ножом.

— Алекс! Куда это ты направляешься?

Он удивленно посмотрел на меня, или не удивленно, а лукаво.

— Папа?

— Собственной персоной.

— Наш дом передвинули, что ли? Такое впечатление, что он стоит не на своем месте.

— Хм. — Я отвел его на нашу дорожку, тащил за лямку рюкзака, как воздушный шарик. — Дом там, где твое сердце, — провозгласил я у нашей двери.

Где-то в подвале лежит салфетка, на которой крестиком вышито это изречение. Ее вышила мама Джейн, она до сих пор живет в Норуоке, хотя уже постарела, и сердце у нее уже не то, что было раньше. Она редко к нам приезжает.

— Я знаю, — сказал Алекс. — Ты говорил. Но это не настоящий дом, а просто здание.

— Чтобы здание стало настоящим домом, надо прожить в нем много лет…

— Да знаю я, знаю! Перестань, папа. — Он бросил рюкзак на коврик и направился к телевизору. По дороге с него сползла куртка. — И все равно я думаю, что дом передвинулся.

Пришла пора проявить твердость.

— Алекс.

Нет ответа. Я услышал включенный телевизор.

— Алекс.

Иногда ответ сверхъестественно запаздывал. Как будто мы находились в разных часовых поясах.

— Что…

— Ну-ка, давай подними рюкзак и куртку. Сейчас же.

Еще одна пауза, заполненная телерекламой.

— Ты слышал, что я сказал?

Некоторое время назад Джейн подумала, что он и вправду стал глуховат, и мы отвели его к отоларингологу. Во всяком случае, мы узнали, что проблема не в ушах. Хотя, возможно, между ушами. Я направился в гостиную.

— Мне надоело подбирать за тобой вещи.

— Папа, ты загораживаешь мне телевизор!

Развалясь на диване, он был похож на маленького султана, и я почувствовал, как моя нижняя челюсть устанавливается в новое, странное положение. Меня обуяла черная, стальная ярость. Я положил нож и выключил телевизор.

— Я. Хочу. Чтобы. Ты. Подобрал. Свои. Вещи.

— Включи!

— Ты будешь делать то, что я сказал?

— Сначала включи телевизор.

— Ну все, с меня хватит.

Я бросился к нему, схватил за ноги и перевернул. Зажав его между ногами, чтобы он не мог двинуться, я врезал ему пять, ровным счетом пять, крепких шлепков по мягкому месту. Во всяком случае, я собирался остановиться на пяти. Но не остановился. Я бил все сильнее и сильнее — я так рассердился на мальчишку, который — шлеп! — не слушает — шлеп! — то, что ему говорят. Когда я наконец остановился, он был так удивлен и напуган, что просто молча смотрел на меня. Как годовалый ребенок, который упал на детской площадке и на секунду замер, еще не сообразив, как ему реагировать.

Потом лицо Алекса превратилось в чашу мучения. Он ревел не меньше четверти часа.

Я никогда не делал ничего подобного. Сначала я хотел было сесть рядом с ним на диван, но он отполз от меня. Я попытался извиниться, он только завыл еще громче.

— Т-ты-ы изби-ил м-меня-а-а!

— Да, и я прошу прощения.

Я протянул руку, чтобы похлопать его, но вместо этого похлопал по диванной подушке. Он даже не смотрел. Банальные родительские фразы завертелись у меня в голове: «Это ради твоей же пользы», «Мне от этого больнее, чем тебе», «Ты получил по заслугам». Иными словами, многие родители поднимают руку на детей, но мы этого никогда не допускали. И это был не просто подзатыльник. И не пригородный стресс. Ни разу не слышал, чтобы Джерри сказал, что написал об этом у себя в книге.