Весть, что штетинцы впали в двоеверие, что они служат истинному Богу и идолам, возбудила христианскую ревность Оттона. Он решил снова идти в Поморье, имея намерение побывать на этот раз и в тех местностях, которых не мог посетить в первое путешествие. Запасшись в обилии всем необходимым и выбрав достойных товарищей, между которыми находился теперь и любимец его, свящ. Удальрик, Оттон отправился в путь за три дня до праздника Пасхи (31 марта, 1127 г.). Не желая, быть может, утруждать своим присутствием чешского и польского князей, или по какой иной причине, Оттон следовал теперь другой дорогой, через Саксонию. В Галле он закупил много драгоценных тканей и других вещей, предназначенных для подарков, и, отправив их по ручному пути до пределов лютичей (до Гавельберга), сам направился туда через Магдебург. Гавельбергская епископия так была разорена частыми набегами язычников, что в ней едва оставались слабые следы христианства. В самый день прихода Оттона в Гавельберг (около 15-го апреля) — город праздновал торжество "какого-то идола Яровита" и был со всех сторон украшен знаменами. Епископ остановился у ворот города и, призвав правителя Вирикинда, упрекал его за попущение такого язычества; Вирикинд оправдывался; он говорил, что никак не может побудить народ принять учение веры от архиепископа Норберта, который своей жестокостью до того вооружил всех против себя, что люди скорее были готовы принять смерть, чем иго подобного рабства. Вирикинд упрашивал Оттона раскрыть городу его заблуждения, уверяя, что народ гораздо охотнее послушает его увещаний, чем приказаний своего архиепископа. Оттон согласился и с возвышения, бывшего перед городскими воротами, проповедовал собранному народу слово спасения. Жители легко отказались от языческого празднования, говорили даже, что при другом архиепископе они скоро и добровольно примут и само крещение. Одарив Вирикинда деньгами, а его жену — богато украшенною Псалтирью, Оттон запасся здесь всем необходимым для путешествия, уложил пожитки на тридцать подвод и просил Вирикинда дать ему проводников; но тот, вопреки прежнему обещанию, отказался: путь миссии лежал через страну неприятелей, и он боялся, что стража его попадет в руки врагов и погибнет. Оттон с товарищами отправились одни, без проводников. Пять дней они шли по обширному лесу и вышли к большому озеру; здесь им встретился человек в малой ладье, и они приобрели у него значительное количество рыбы. К общему изумлению, рыбак не принял от них в вознаграждение ни денег, ни иных вещей, а согласился взять только некоторое количество соли; он рассказывал, что уже семь лет не видел хлеба и жил одной рыбой и водой из озера; бедняк с женою убежали сюда во время польского погрома, захватив с собою только топор и большой нож (косырь); среди озера они нашли небольшой островок, построили хижину и жили в безопасности; летом они заготовляли большой запас сушеной рыбы, которой питались во время зимы; потому соль была для них необходимее денег. В тех местах обитало племя мораван; они услышали о добром епископе и просили его крестить их; но Оттон не мог исполнить их желания: он находился в епархии архиепископа магдебургского и считал неуместным свое вмешательство в ее дела; поэтому он советовал жителям обратиться к их главному наставнику, Норберту. Туземцы наотрез отказались последовать совету: они жаловались, что Норберт угнетает их жестоким рабством и снова изъявляли полную готовность следовать внушениям кроткого Оттона. Тронутый этим, он обещал, с дозволения папы и согласия архиепископа магдебургского, посетить их на обратном пути, по выполнении своей миссии.

Путники прибыли в поморский город Дымин во время военной тревоги. Незадолго перед тем, император Лотар, вторгнувшись в страну лютичей, сжег их главный город с языческим святилищем; лютичи хотели теперь вознаградить свою потерю опустошением Дымина и пленением его граждан; последние мужественно защищались и просили князя Вартислава о помощи. В то самое время, когда Оттон со свитою и пожитками приближался к Дымину, лучшие его граждане держали вече на поле перед городскими воротами; увидев, что с высот, окружавших город, с шумом спускается большой обоз, народ пришел в беспокойство: он думал, что это нападение лютичей, и поторопился войти в город и приготовиться к отпору. Не замечая, однако, на мнимых врагах никаких воинских доспехов, дыминцы скоро узнали Оттона, уже известного им по слухам, и поспешили к нему навстречу. Правитель города был известен Оттону еще по первому путешествию; он дружески принял проповедников, но не мог предложить гостеприимства, говоря, что ждет других гостей (конечно, самого Вартислава), и назначил для размещения их место в старом замке, располагавшемся вне города. Там путники и разбили свои шатры, надеясь отдохнуть от трудной дороги. Оттон немедленно призвал старейшин и убеждал их принять христианство.

Хотя дыминцы и ожидали в ту ночь прибытия князя Вартислава с поморским войском для защиты их от лютичей, но слух, что лютичи сами имели намерение выступить против Вартислава к Дымину, сильно тревожил город. Войско Вартислава было разделено на две части: пехота следовала в лодках по воде, конница — по берегу; последняя, по расчету, должна была прийти к Дымину ранее, чем пехота; но случилось так, что сильный ветер пригнал ладьи с пешим войском быстрее обыкновенного и до прибытия конницы. Когда та пришла и заметила в ночной темноте стоявшее войско, то, не ожидая встретить своих, подумала, что это враги. Произошла довольно продолжительная и шумная стычка. Устрашенные криками и звуком оружия, спутники Оттона погасили огни и, полагая, в чем уверял их переводчик Альбин, что толпа язычников-лютичей напала на войско князя и истребила его, побуждали друг друга к побегу. Оттон отправил Альбина на разведку, но когда тот переплыл реку, то спокойствие уже водворилось: обе стороны узнали друг друга. Между тем, правитель города со своей стороны прислал к Оттону воина с объяснением происходившего. Вартислав был очень рад приходу Оттона, но, спеша поутру выступить с войском на добычу, не мог тогда же свидеться с ним и, через посланного, советовал как можно скорее перебраться на другую сторону реки и здесь ожидать его возвращения. Князь удивлялся, как проповедники остались невредимы в эти два дня, среди столь частых воинских движений врагов. Около полудня в той стороне, где лежала земля лютичей, показался столб дыма: то был знак грабежа, а к вечеру возвратился и сам князь с войском, обремененный большою добычею. Проповедники видели, как воины делили между собою награбленное: одежду, деньги, скот и всякое другое имущество. Затем делили пленников. Слышались вопли и плачь: муж разлучался с женой, родители с детьми, попадая к разным владельцам. Это были язычники, но несчастная судьба их тронула сострадательного епископа, и он не мог удержаться от слез. Довольный и удачей предприятия, и присутствием Оттона, князь желал сделать ему приятное: он подарил свободу более юным и слабым пленникам и постарался не разлучать тех из них, для которых особенно горька была разлука; со своей стороны, епископ выкупил и отпустил на волю многих пленников-христиан. Обменявшись речами и подарками, Вартислав и Оттон занялись своими делами. Быть может, вследствие переговоров с князем, Оттон не медлил долее в Дымине; он приказал сложить на ладьи пожитки и отправил с ними по реке Пене в Узноим большую часть своей свиты, сам же с немногими следовал туда сухим путем. Благодаря усилиям священников, оставшихся в Поморье от первой миссии, христианство уже успело распространиться и в Узноиме; Оттону пришлось только довершить дело. Расположение Вартислава к христианству ясно обнаружилось еще во время первой миссии; известно также, что сам он был христианин, но, живя среди язычников, не мог следовать правилам христианской жизни. Теперь он желал прочно утвердить новую религию и с этой целью к 22 мая назначил в Узноиме общий съезд воевод, знатных людей и жупанов своей земли.

Когда они съехались из Дымина и других городов и сели на вече, Вартислав держал к ним речь о приходе епископа; напомнил, что и прежде в их страны приходили многие проповедники слова божья, но нашли здесь смерть. Еще недавно был распят один из них, останки которого собрали и предали честному погребению капелланы епископа. Князь указывал на высокое положение Оттона в империи и нравственный подвиг его самоотвержения: "С таким знаменитым посланником папы и императора, говорил он, нельзя и не должно поступать неуважительно; если вы откажете ему в повиновении или чем огорчите, то, услышав об этом, немедленно явится с войском император и разорит вконец вас и землю вашу". Вартислав предлагал общим голосом обсудить дело и с должным уважением принять епископа. Знатные люди и старейшины составили совет; они долго находились в нерешительности и колебались, смущаемые противоречиями жрецов; наконец, более разумная сторона совещания, склонная к христианству, взяла верх, и, таким образом, принято было решение обратиться в новую религию.