Такого необычайного уважения балтийские славяне вообще не имели и к своим собственным князьям, не говоря уже о чужих и враждебных им. Очевидно, поэтому, что именно ранский князь, о котором и рассказывается это происшествие, возбуждал в славянском народе такое благоговение, — благоговение религиозное и потому независимое от всяких временных отношений, от политического разрыва и войны.

Но религиозному уважению не соответствовала вещественная власть. Царь ранский находился в том же положении, в каком и князь поморский, может быть, в еще менее выгодном. С одной стороны, он вполне зависел от жреца, который объявлял волю богов: царь был только исполнителем этой воли, и даже на войне вел войско, куда жрец, погадав, приказывал. Самые важные политические сношения возлагались даже прямо на жреца, а не на царя. А с другой стороны власть царя была, точно так же, как на Поморье, ограничена общиной: войну и мир, союз и разрыв решала община, а царь лишь исполнял ее волю.

L. Сословие знатных людей на Поморье и на о. Ране

Община обсуждала и решала общественные дела на Поморье и Ране, но не так просто, как бывало в древнейшее время у всех славян и впоследствии еще у лютичей, не на одном только безразличном сходе народа. У славян поморских и ранских народ резко делился на два сословия: на знать и на простых людей. Аристократическая стихия, которая, мы видели, вкралась издавна в быт балтийских славян и не перевелась даже у буйных лютичей, а у бодричей упорствовала против самых сильных князей, здесь достигла полного развития. Все современные свидетельства исторических сказаний и грамот ярко обозначают раздвоение народа на Поморье и Ране: "знатные люди и народ Ранский", "знать Ранская", "все первенствующие в Ранской знати", "знать и народ Щетинский", "знать и народ Волынский", "знать и народ в Пырице (поморском укреплении)", такие выражения встречаются в них постоянно.

Знатность рода чрезвычайно уважалась на Поморье и Ране, и влияние знатных людей было совершенно независимо от всяких отношений, к князю ли, или к народу. Знать была там сословие самостоятельное, а не служивое, аристократия, а не дружина. Князь не имел над ней прямой власти, не только в городах, но даже в укреплениях, которые гораздо более от него зависели. Князь не мог приказывать знатным людям своей страны, а посылал им лишь предложения с поклоном от своего имени, и те, обсудив княжеское слово, принимали его, или отвергали. Оттого строго отличается в современных памятниках самостоятельное сословие знатных людей от тех лиц (также принадлежавших к знатным родам), которые поступали к князю на службу и получали от него начальство над укреплением и округом, к укреплению приписанным, или над частью войска (первых называли жупанами, последних — сapitanei): они становились, разумеется, слугами княжескими и исполняли княжеские повеления.

Во всякой крепости, во всяком торговом городе поморском были люди, принадлежавшие к знатному сословию. Их, кажется, было весьма много: так, в одной грамоте 1175 г. исчисляются свидетелями: "Держко, Будовой, Ярогнев, Мунк, Бодец, Радослав, Спол и прочие знатные люди крепости Дымина". На одном острове Ране, по грамотам, писанным до 1260 г., можно определить около 37 знатных родов: так как число дошедших до нас древних ранских грамот невелико, то, конечно, это число гораздо меньше истинного.

Как в Германии, так и на Поморье и Ране между знатью были некоторые первенствующие лица; такими являются, в конце XI в., Мажко на Ране, в начале ХII в. Домослав и Вичак (или Вирчак) в Щетине, Недамир в Волыне, Моислав в Госткове и др. Они имели важное значение: иностранцы иногда называют их князьями этих городов и говорят о каждом из них, что он первенствовал между своими согражданами знатностью рода, богатством, всеобщим уважением и т. п.; но о какой-либо особенной власти, порученной от князя или от народа, нигде не сказано ни слова: то были, надобно повторить, люди, имевшие вес сами по себе, по своей знатности, а отнюдь не по службе.

Родовые отношения поморской и ранской знати были не совсем славянские, а скорее германские. Знатный род имел своего главу и представителя, точно так, как в Германии: часто огромное число родственников, разумеется, уже и в дальних степенях родства, признавали общего главу. Вот какими словами древний свидетель описывает положение такого поморянина, главы знатного рода. "Некто Домослав, первенствовавший между жителями Щетина качествами тела и души и множеством богатства, а равно знатностью рода, пользовался от всех такою честью и таким уважением, что и сам князь Поморский Вратислав без его совета и согласия ничего не делал, и от его слова зависели как общественные, так и частные дела. Ибо Щетин, сей отличный город, который, заключая в своей окружности три холма, первенствует между всеми городами Поморья, был наполнен его родственниками, рабами и друзьями. А также в других окрестных странах было у него такое множество родни, что нелегко бы стало кому-либо ему противиться… Он решился принять Христианскую веру, и тотчас весь его дом с челядью радостно оросились купелью возрождения, а именно душ с лишком пятьсот. Равно же и ближние его, и друзья, побужденные его примером, приняли веру Христову".

Такой человек, как Домослав, могущественный глава огромного рода, был бы совершенно на месте в средневековой Германии или в другой аристократической земле, быт чисто славянский не допускал ничего подобного. Видно, аристократическое начало, внесенное у поморян в славянский быт, сказывалось тотчас же и внутри самых знатных родов, и совершенно естественно: ибо это начало, основанное на предпочтении одного рода другому, логическим ходом вело и к предпочтению в роде одного члена другим, по старшинству. Множество примеров такого предпочтения представляют старые поморские грамоты; часто читаем мы в них подобного рода слова: "свидетели… Гостислав жупан Узноимский, Держко жупан Дыминский и Будовой, родственник его", "свидетель: Мирограб и братья его Моник и Котимир"; "свидетель: господин Гремислав Гнезота и Мартин, брат его"; "свидетели (в ранской грамоте)… Повет и братья его", "свидетели… сыновья Доброгостя Николай, Викентий, Томислав и Доброгост, родственник их" и т. п. Ясно в этих выражениях аристократическое преимущество одного члена или одной линии знатного рода перед другими братьями или родственниками. При таких началах нетрудно стало знати на Поморье и Ране потом совершенно отбросить все стихии славянской жизни и поддаться полному господству германского быта, майорату, феодальному праву, и проч.; мы увидим впоследствии, когда дойдем в нашем рассказе до введения христианства в этих странах, как легко это совершилось, при первом их знакомстве с Германией.

LI. Общественное значение и преимущества поморской знати

Признаваемая самостоятельным сословием, знать поморская пользовалась большими преимуществами. Знатный человек имел свою дружину, часто даже многочисленную. "Недалеко от города Камена, рассказывается в жизнеописании Св. Оттона (нач. ХII в.), жила в деревне вдова, богатая и знатная чрезвычайно. У нее была многочисленная челядь, и была она женщина с большим влиянием и весом, с твердостью управлявшая домом своим, и, что в той стране почиталось чем-то великим, муж ее, пока был жив, содержал у себя тридцать коней со всадниками, как дружину. Ибо там силе и могуществу знатных людей и военачальников мерилом принимается число коней. Силен, говорят, и богат, и могуществен тот, кто может содержать столько-то и столько-то коней, и, таким образом, услышав число коней, знают о числе дружинников, потому что на Поморье дружинник не имеет никогда более одного коня. А в этой стране лошади велики и крепки, и всадник идет на войну без оруженосца (щитоносца), неся сам весьма ловко свой плащ и щит, и неутомимо исполняет таким образом всю военную службу. Лишь знатные люди и военачальники имеют одного или двух спутников, и тем довольствуются" (см. Приложение). Под именем спутников историк очевидно разумеет оруженосцев, которых в Германии имел каждый воин, даже дружинник, а у славян поморских, как видим, только знатнейшие; этих личных слуг он отличает от дружины, которая могла быть многочисленна, доходя иногда до тридцати человек, и эта-то дружина, как явствует из приведенного свидетельства, составляла для знатного поморянина почет и силу, была мерилом его могущества. И только человек, принадлежавший к знати, мог на Поморье иметь дружину: это следует несомненно из слов, уже приведенных: "там силе и могуществу знатных людей и военачальников мерилом принимается" и проч.