Всё, что расположено между экспозицией и «эпилогом», делится, в сущности, на две части. Первая состоит из пяти глав (II‑VI) и изображает покупку мертвых душ; здесь Гоголь создает галерею образов, представляющих типы и нравы поместного дворянства. Вторая часть состоит из четырех глав (VII‑X); здесь нет такого внутреннего единства, как в первой. Внешняя целостность второй половины книги определяется единством места действия: оно совершается уже в городе, что позволяет автору обрисовать типы и нравы чиновничьей среды.
Эти две части различны прежде всего по своему общему характеру: первая из них — эпична, вторая — драматична. В первой — образы помещиков никак не связаны между собой; в ней повторяется описание одной сюжетной ситуации и преобладает спокойный, эпический колорит. Во второй — все действующие лица оказываются связанными в один общий узел: здесь появляется сюжетное развитие, основанное на столкновении страстей, понятий и слухов; тут преобладает напряженный драматический колорит.
Содержанию и общему характеру первой части соответствуют и своеобразные принципы ее внутренней композиции.
Уже в первой главе Чичиков знакомится с тремя помещиками: Маниловым, Собакевичем и Ноздревым. Сущность их характеров и их роль в произведении в целом определяют место каждого из этих героев в картине, изображающей поместное дворянство.
Среди поместных дворян Манилов с наибольшей резкостью и полнотой воплощает тот образ жизни, который основан на противоречии между фразой и делом и ярко обрисован уже в первой главе. Поэтому Манилов открывает галерею образов, представляющих поместное дворянство. Глава о Манилове, помещенная вслед за первой главой, сразу связывает воедино городскую чиновно — дворянскую среду со средой поместно — дворянской; верным представителем всего этого общества и является Чичиков.
Ноздрев находится в центре первой части поэмы, изображающей типы и нравы поместного дворянства: по одну сторону героя ярмарок поставлены Манилов и Коробочка, а по другую — Собакевич и Плюшкин. Это определяется двумя причинами: во — первых, в образе Ноздрева откровенно обнаруживается отвратительная сущность тех нравов, на которые Чичиков и Манилов старательно набрасывают покровы из благопристойных и прекраснодушных фраз; во — вторых, Ноздреву принадлежит очень важная сюжетная роль во второй половине книги: его появление на балу у губернатора производит резкий поворот в развитии действия.
Между Маниловым и Ноздревым Гоголь помещает два женских образа: жену Манилова и Коробочку. Автор сопоставляет Манилову с Коробочкой и как будто даже противопоставляет их, но делает он это только для того, чтобы за внешним различием вскрыть внутреннее единство: бездушие и бесчеловечность и той, и другой. «Коробочка ли, Манилова ли. хозяйственная ли жизнь или нехозяйственная — мимо их! Не то на свете дивно устроено: веселое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог знает что взбредет в голову» (Г, VI, 58).
Хотя Чичиков случайно попал к Коробочке, из‑за неосмотрительности подвыпившего Селифана, но вовсе не случайно глава о бережливой старушке вклинилась между главами о Манилове и Ноздреве; вполне закономерно и то, что Плюшкин, о котором Чичиков случайно узнал у Собаке- вича, завершает галерею образов поместного дворянствач
Глава о Коробочке, помещенная до главы о Ноздреве, служит своеобразным введением в мир Собакевича и Плюшкина и связывает воедино галерею образов, центр которой по праву занимает Ноздрев.
Центр картины должен быть хорошо освещен. Именно благодаря тому, что фигура Ноздрева, бесшабашного кутилы, поставлена между бережливой Коробочкой и кулаком Собакевичем, она оказывается освещенной особенно ярко.
В статье «Об архитектуре нынешнего времени» Гоголь писал: «Истинный эффект заключен в резкой противоположности; красота никогда не бывает так ярка и видна, как в контрасте» (Г, VIII, 64). Это — важнейший принцип романтического искусства, но Гоголь подчиняет его задачам реалистического творчества и широко использует в своей поэме. Даже живописность гоголевской фразы достигается благодаря принципу внутренней контрастности.
Во второй половине книги действие происходит в городе после возвращения Чичикова из своих странствий за мертвыми душами.
Из четырех глав этой части «Мертвых душ» две (VII‑VIII) посвящены изображению необычайного успеха Чичикова в городе, а другие две главы (IX и X) содержат описание городских толков и слухов, которые привели к падению и бегству главного героя.
Уже при первом своем появлении в городе Чичиков произвел приятное впечатление на представителей власти и был хорошо принят «сановным обществом». Но теперь, при втором своем появлении, Чичиков принимается еще лучше: он становится кумиром общества, «он был носим, как говорится, на руках» (Г, VI, 157).
Чем вызвано такое отношение к Чичикову?
В первый свой приезд герой «Мертвых душ» говорил о себе весьма неопределенно и очень скромно. Во второй раз Чичиков появляется сразу у председателя гражданской палаты для оформления купчих крепостей.
«Крепости произвели, кажется, хорошее действие на председателя, особливо, когда он увидел, что всех покупок было почти на сто тысяч рублей. Несколько минут он смотрел в глаза Чичикову с выраженьем большого удовольствия и, наконец, сказал:
«— Так вот как! Этаким‑то образом, Павел Иванович! так вот вы приобрели.
«— Приобрел, — отвечал Чичиков.
«— Благое дело! Право, благое дело!
«— Да я вижу сам, что более благого дела не мог бы предпринять. Как бы то ни было, цель человека всё еще не определена, если он не стал наконец твердой стопою на прочное основание, а не на какую‑нибудь вольнодумную химеру юности» (146).
В этом диалоге произнесены самые заветные слова: «приобрели» — «приобрел»! Покупки Чичикова сделались предметом разговоров. В городе аошли толки и слухи, что Чичиков миллионщик.
Миллионщик! — вот что сделало Чичикова кумиром общества.
«В одном звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что‑то такое, которое действует и на людей подлецов, и на людей ни сё ни то, и на людей хороших, словом, на всех действует. Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость совершенно бескорыстную, чистую подлость, не основанную ни на каких расчетах; многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права аолучить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик» (159). Здесь заключен идейный фокус всей картины, изображающий триумф Чичикова.
Сначала Гоголь нарисовал образ жизни людей, которые, в сущности, являются мертвыми душами, а теперь он показал идеалц этого общества. Его идеалом оказывается богатство — не богатство общества, а богатство отдельного, частного лица, богатство собственника — приобретателя. Этому обществу нет никакого дела до того, что именно за человек является обладателем богатства, какими путями и средствами он его приобрел. Богатство обладает магической способностью превращенья: в мире, основанном на частной собственности, деньги превращают грязного человека в чистого, бесчестного — в честного, безобразного — в красивого, подлеца — в кумира.
Богатство как идеал собственнического мира развращает людей порождает «нежное расположение к подлости» (159). Вот тайна блистательного успеха Чичикова, тайна бескорыстной подлости, которую порождает слух о том, что он миллионщик. Такое изображение чичиковского триумфа придает «Мертвым душам» широкое обобщающее значение: здесь разоблачается собственническое отношение к жизни, характерное для буржуазного общества не в меньшей, а еще в большей мере, чем для дворянской, крепостнической России.
За триумфом Чичикова следует его падение.
После бала, где Ноздрев произнес роковые слова о мертвых душах, по городу пошли разговоры и слухи. Никто толком ничего не знал, но уже ясно было, во всяком случае, что Чичиков — не миллионщик, что вряд ли он вообще богат. И общество отвернулось от него. Чиновники никак не могли решить, кто же такой Чичиков: «…такой ли человек, которого нужно задержать и схватить как неблагонамеренного, или же он такой человек, который может сам схватить и задержать их всех как неблагонамеренных» (196). Это так мучило чиновников, что они даже худели, а прокурор думал, думал да и умер.