Обычно распятие бывало надежно спрятано под воротником рубашки, но подчас, в одиночестве или в задумчивости, она вытаскивала его и проводила по нему пальцами. Нервозная манера.

— Да, — ответила она, — пожалуй, на счастье. Носить мне его не положено. По правилам ничего нельзя носить на цепочке, за нее может кто-то ухватиться. Но мама не снимала его, когда была медсестрой в армии.

Серебряный Христос сверкал на солнце. Данверз расстегнула воротник и снова бережно спрятала распятие.

— Войну она видела? — спросил Чарли.

Данверз кивнула:

— Во Вьетнаме.

— Надо же. — Чарли, казалось, забыл, что хотел сказать, но потом с озорной улыбкой вспомнил. — А вот мой амулет.

И вытащил из-под стойки одноствольный дробовик двенадцатого калибра. Данверз оцепенела.

— Заряжена эта штука? — спросила она, недоверчиво глядя на ружье. Ее научили относиться с осторожностью к любому огнестрельному оружию.

— А как же. Два патрона, третий холостой. Хозяин говорит, если двумя патронами не обойдешься, третий не понадобится.

— Будем надеяться, оно тебе не понадобится совсем.

Чарли пожал плечами:

— Не знаю. Наверное, приятно быть героем.

Данверз в этом сомневалась, но не стала спорить, взяла сдачу и на прощание кивнула.

— Надо ехать.

Она пошла, засовывая на ходу в задний карман расписку со сдачей, и вдруг вспомнила, что не спросила Чарли о главном. Обернулась.

— Слушай, не видел здесь белый «мерседес», а?

Чарли почесал прыщ на щеке.

— «Мерс»? Не-а. Хотя вроде бы видел один.

— Где?

— На дороге. Знаешь, что я делаю, когда нет клиентов? Смотрю на проезжающие машины. Считаю их. Определяю марки. Это такая игра.

Данверз сочла эту игру очень скучной, но мнения своего не высказала.

— Значит, — продолжала она, — ты видел белый «мерседес»?

— По-моему, да.

— В какое примерно время?

— Вот этого не знаю. Не меньше часа назад. Может, и больше. Как я уже сказал, день скучный.

— В какую сторону он ехал?

Чарли сморщился от умственного напряжения.

— На запад.

— Не разглядел, кто вел машину?

— Нет. Она пронеслась. Со свистом.

Данверз задала еще несколько вопросов и выяснила, что «мерседес» был седаном, довольно новым.

— Ладно, Чарли. Спасибо.

— Если нужно будет прийти тебе на помощь с ружьем, — крикнул он с надеждой ей вслед, — я готов.

— Буду иметь в виду.

Включив в машине обогреватель на полную мощность, Данверз развернула карту. Она находилась уже за чертой города, неподалеку от границы обозначенного Коннором района поисков. Ехать дальше на запад означало еще больше углубиться на территорию округа. Но шума из-за этого не поднимет никто, хотя округ находился под юрисдикцией шерифа.

Ее беспокоили не юридические тонкости. Она не знала, стоит ли доверять словам Чарли. Он мог видеть белый «мерседес» Эрики Стаффорд — или чей-то бордовый «БМВ», или бежевый «кадиллак». Может, и вообще ничего не видел, просто делал вид, что старается помочь.

С другой стороны, ее поиски пока что не принесли никаких результатов, как следовало из регулярных сдержанных сообщений по радио. Харт, Вуделл и сержант Ларкин тоже ничем похвастаться не могли.

Данверз отложила карту, отъехала от заправочной станции и после секундного колебания повернула на запад.

Проедет милю-другую. Что тут такого?

Лачуга Роберта Гаррисона стояла в конце мощеной дороги, на невысоком холме. Несколько десятилетий назад пожар уничтожил на нем весь лес, впоследствии там выросли лишь несколько сучковатых сосен, сплетающихся ветвями в нижней части склона.

Возле лачуги не было ни деревьев, ни кустов, только бурая трава, высокая, но притоптанная, да напоминающие варикозные вены вьюнки.

Эндрю казалось, весной там должны цвести примулы, но весна еще не пришла.

Сидя на корточках в сосновой рощице за чертой пожара, он разглядывал холм и лачугу в приложенный к солнечным очкам бинокль. Взгляд его блуждал по всей вершине, но постоянно возвращался к окну лачуги, за которым нельзя было ничего разглядеть, так как в нем отражалось солнце.

И все же Эндрю был почти уверен, что в лачуге никого нет. Грузовика Роберта, во всяком случае, не было видно. Обычно, как ему помнилось, грузовик стоял на вершине и бросался в глаза.

«Мерседеса» Эрики тоже нигде не было. Эндрю рассчитывал найти его стоящим на холме или на дороге.

Он засомневался, что его жена приезжала сюда.

Искать ее здесь имело прямой смысл. Эндрю знал, что Эрика должна была подозревать брата в убийстве Шерри Уилкотт. В прошлом году, когда еще доверяла мужу, она рассказала, что Роберт набросился на нее с ножом в лачуге, когда она приехала и предложила организовать психиатрическую помощь.

Эндрю хотел обратиться в суд, но Эрика отказалась. Видимо, опасалась скандала или не хотела подвергать Роберта публичному унижению. Как бы там ни было, этот инцидент хранился в тайне. О нем не знали даже полицейские.

И когда стало известно о смерти Шерри Уилкотт — о том, что девушка убита ножом, — Эрика должна была вспомнить о Роберте. И задуматься.

Приезжать сюда и встречаться лицом к лицу с братом было бы опрометчиво, но у Эрики в характере было присущее всем Гаррисонам безрассудство. Обычно оно таилось под внешней сдержанностью. Однако Эндрю заметил его. Знал, что Эрика под влиянием порыва способна пойти на большой риск.

Но может, она и не собиралась рисковать. Может, он ошибается, и она даже близко сюда не приезжала.

А может, приехала, потребовала, чтобы Роберт признался в убийстве, и он бросился на нее... ранил... даже убил. Затем спрятал «мерседес», тело...

Этот сумасшедший сукин сын уже набрасывался на нее однажды. Кто может сказать, что не набросился снова?

Эндрю обдумал положение и решил заглянуть в лачугу. Если события разворачивались таким образом, там по крайней мере должны остаться следы борьбы.

Игра все-таки была опасной. Хотя грузовика нигде нет, Роберт мог оказаться в лачуге.

Ну что ж, риск Эндрю не особенно пугает. На теннисном корте он играл напористо, бросая противникам вызов. В Филадельфии, а до того в Нью-Йорке бросал вызов полиции. Однажды полицейские схватили его, и он провел в камере несколько дней, пока не был внесен залог. К нему никто не цеплялся, хотя большинство заключенных были крепкого телосложения. Просто он помнил, что ягуар запускает когти в брюхо жертве и крепко держит ее, дух этой кошки горел у него в глазах и отражал все неприятности.

Люди считают его мягким. Он не мягок. Он играет честно. Играет, чтобы побеждать.

Расстегнув куртку, Эндрю коснулся «кольта» за поясом. В случае чего он сможет отбросить полу и мгновенно выхватить оружие. Он часто отрабатывал этот прием.

Тяжело дыша, Эндрю опустил бинокль, свисавший на ремне с шеи. Встал, вышел из рощицы, прошагал через густой кустарник, выросший на пожарище, карликовый лес, доходящий ему до колен.

Сначала он хотел обогнуть холм и подойти к лачуге сзади. Потом покачал головой. Укрытия нигде нет. Эта уловка ничего не даст.

И не таясь пошел по дороге.

Построенная в тридцатых годах лачуга каким-то чудом уцелела во время пожара. Это было приземистое одноэтажное строение, поменьше даже домика для гостей в Грейт-Холле, унылое, безыскусное. Кирпичная труба являлась единственным архитектурным украшением. В остальном лачуга была коробка коробкой, крепкой, но аляповатой, с покатой крышей, но без желобков. С парадной дверью, но без крыльца или ступеней, с одним окном, но без подоконника.

Эндрю поднялся на вершину, щеки его горели от холода. Находясь ближе, под иным углом, он видел черное окно лачуги: там никого не было.

У глухой боковой стены стоял большой дизельный генератор с бочками горючего по бокам. Он не работал и походил на спящее животное.

Света нет, мотор не работает. Эндрю слегка успокоился почти в полной уверенности, что лачуга пуста.