— Вам видней, — улыбнулся Антон, искренне довольный, что ей стало получше. Его порадовали внезапно засветившиеся отчаянной голубизной ожившие глаза. И уж окончательно Элис покорила Антона необыкновенно трогательным жестом, когда медленным движением пальцев поправила колечки волос за маленькими аккуратными ушами. Антон углядел, что ногти у девушки коротко подрезаны и давно не знали маникюра. Зато они знали грубую работу, о чем свидетельствовали мелкие трещинки и порезы на коже. Антон видел, что в джунглях ей пришлось нелегко. Во всяком случае, свой журналистский хлеб она отрабатывала сполна.

Элис перехватила изучающий взгляд Антона, и тот, захваченный врасплох, неожиданно растерялся. Но глаз не отвел, смотрел ей прямо в самую душу, проникаясь все большим уважением к этой с виду очень хрупкой девушке и понимая, что уже покорен ею и никогда ни в чем не сможет отказать. Это было удивительно и странно, но он вдруг почувствовал, какой неудержимой силой его тянет к Элис, как хочется обнять ее, пригладить пахнущие ветром и кострами волосы, неторопливо расспросить, как она жила раньше и как обходилась без него. Почему-то Антон сразу, мгновенно ощутил, что они с Элис и есть те две половинки, которые носит ветром по земле, но рано или поздно непременно сводит друг с другом. Элис с тихой улыбкой посмотрела на Антона, словно угадала его тайное желание, а, скорее всего, так оно и было, потому что женщины гораздо тоньше чувствуют, и обнадеживающе улыбнулась ему. Не дежурной, отстраненной улыбкой проходящего мимо человека, а как давнему знакомому, которому многое позволено. И разговора-то пока никакого не было, они даже не успели познакомиться, но оба интуитивно ощутили внезапную тягу, какое-то родство еще нераскрытых душ.

— Меня зовут Элис Петерсон, — улыбнулась девушка. Освежившись, она чувствовала себя получше. — Я корреспондент телеканала «Время новостей». Это в Ванкувере, Британская Колумбия, Канада.

— Антон Качалин, командир экипажа вот этой машины.

— У вас, по-моему, болгарское имя. Вы болгарин?

— Ну что вы, Элис? — засмеялся Качалин. — Мы русские. Прилетели сюда из Сибири. Наверное, слыхали про Тюмень, где качают нефть и газ? Слыхали? Вот мы как раз из того благословенного края, где двенадцать месяцев зима, а остальное лето.

— Интересно, — улыбнулась Элис. — А говорите вы по-английски совсем недурно. Знаете, — помедлив, призналась она, — тогда, в первый раз, я почему-то приняла вас за немцев. Тех немцев, восточных, которые еще не полностью освободились от комплексов.

— В самом деле? — развеселился Антон.

— Так оно и было, — заверила девушка. — Но откуда такое знание языка? Я вот пыталась учить русский, но там исключений больше, чем правил. Дважды начинала ходить на курсы и отказалась.

— Неужели не хватило настойчивости? Что-то мне с трудом в это верится. А выучить можно и китайскую грамоту, коли нужда заставит. Я ведь по необходимости вызубрил английский, занимался самостоятельно французским. В начале девяностых, когда исчез с карт Советский Союз, а российские границы распахнулись настежь, тоже решил махнуть на заработки за рубеж. Списался с одной фирмой, язык подучил. Но ехать не пришлось — так уж личные обстоятельства сложились. Однако ничего ведь даром не пропадает, теперь вот, как видите, сгодилось. Могу говорить с вами, и, кажется, неплохо вас понимаю.

Элис поднялась.

— Извините, что от работы оторвала, — сказала она, — пора и мне идти. Хорошо бы засветло устроиться на ночлег. Пойду к врачам, у меня там знакомая докторша.

— Хорошо, — с сожалением согласился Антон, — я помогу донести вещи. — И, не дожидаясь ответа, взвалил себе на спину поклажу журналистки, где, очевидно, кроме одежды, был и спальник, и видеоаппаратура. Вес приличный. По густым зарослям и порожняком-то намаешься, а про груз и говорить нечего. — Мы вылетаем завтра утром. Приходите пораньше, пожалуйста, не опаздывайте.

— Я все поняла, — ответила Элис, — приду вовремя.

— Командир! — вдруг окликнул Качалина Володя. — Кажись, идут нас разгружать. — Он кивком головы показал на приближающуюся разномастную толпу во главе с двумя вооруженными часовыми в полевой форме.

— Добро, — удовлетворенно сказал Качалин, — вот вы с Усольцовым и присмотрите за хозяйством, пока я отлучусь. Надеюсь за пятнадцать минут здесь ничего чрезвычайного не произойдет, а? Ты все понял?

— Ладно, сделаем, командир, — без особого энтузиазма согласился механик.

Едва справились с разгрузкой, как сразу, без наступления сумерек, опустилась черная тропическая ночь. В гостевую палатку, где располагалась «гостиница», возвращались уже в темноте, подсвечивая дорогу фонариком.

Коменданте на этот раз не подвел. Пилотам действительно принесли сносный ужин: вареные макароны и жареную рыбу.

— А компот? — дурашливо произнес Володя знаменитую фразу из фильма «Операция «Ы»». Потом, резко выбросив руку вперед, ткнул Усольцева пальцем в грудь и крикнул: — Руки! Мыли?

Молчаливый штурман уколол Володю таким взглядом, что тому враз расхотелось с ним шутить. Сев к столу, механик проговорил:

— Так и знал, нет кетчупа.

— Располнеешь с него, — улыбаясь, заметил Качалин, — твоя француженка с ума сойдет.

— Обижаешь, командир, я норму знаю. Между прочим, я тут давеча такую докторшу высмотрел — пальчики оближешь. Ты не против, если я к ней за кетчупом смотаюсь? Макароны без кетчупа как пиво без воблы: пузо дует, а кайфа нет. Ну я пошел, лады?

— Метеор, — сказал Качалин, когда Володя испарился из палатки.

— Попрыгунчик, — лениво отозвался Усольцев. — Пускай скачет, недолго осталось.

— Да что с ним станет?

— Чую, командир, вот тут, — он приложил ладонь к сердцу, — сосет который день. Не к добру это. Еще ни разу не обмануло. Ни в Афгане, когда сбили, ни после, когда жена с сынишкой в автоаварии погибли. Гробанемся мы.

Их разговор прервал Володя. Уже сбегал. И кетчуп принес.

— Встретил врачиху? — поинтересовался Качалин, стараясь не думать о словах захандрившего штурмана. Тому и небо было с овчинку.

— Так, на скороту столкнулись, — ответил Володя.

— Дала?

— Чего? — не понял механик.

— Дак за чем ходил.

— Разумеется, — подсаживаясь к столу, сказал Володя. — А за остальным велела прийти попозже. — Он ухмыльнулся в свою тарелку. Потом обильно полил остывающие макароны соусом и, зажмурившись, принюхался. — Боже, какая прелесть! От моей так же пахнет. Оказывается, она итальянка. Говорят, они особенно горячие. Проверим потом. — И вдруг вскинулся на Качалина: — Кстати, командир, твою я там тоже видел.

— Ну и что?

— Ее арестовали.

— Элис? За что? Что ты несешь! Знаешь, Володька, от твоих шуток иногда пропадает аппетит. Уймись!

— Чтоб я сдох, если сочиняю! — поклялся тот. — При мне к врачам приперлись два губастых парня и увели нашу журналисточку под белы ручки к самому коменданту. Отобрали камеру и тоже с собой прихватили. Моя мне шепнула, что Элис обвиняют в шпионаже. Представляешь, а мы-то чуть не влипли с ней. — Он передохнул. — Но девка боевая оказалась, круче вареного яйца, царапалась, кусалась, еле амбалы скрутили. Но уволокли все же.

Пораженный Антон отложил ложку и уставился на механика: не вкручивает ли Володя ему мозга? Но тот вроде был серьезен. Обиделся даже, что сразу не поверили.

— Значит, ее увели? — наконец выдавил Качалин.

— Прямо к коменданту. Теперь он точно ее трахнет. А они здесь все поголовно ВИЧ-инфицированные. Девахе, конечно, не позавидуешь, но сама виновата, не надо было шпионить. За что боролась, на то и напоролась.

— Перестань! — оборвал его Качалин. — Какой шпионаж? Какие тайны у этих проходимцев, кроме тех, что они обирают собственное население, спекулируют продовольствием, собранным по крохам со всего мира. — Антон поднялся из-за стола, проговорил с угрозой: — Сейчас я потолкую с команданте! Он что вообще о себе возомнил?! — Качалин, едва сдерживая гнев, выскочил из палатки в чернильную темноту ночи.