Почему в Чечне Советская армия победила Российскую армию? Этот вопрос давно не дает мне покоя.

Не потому, конечно, что я мечтал о том, чтобы в центре Грозного Павел Грачев принимал парад воинов-победителей. Естественно, на белом коне.

В этой войне победители только одни — подонки, заработавшие на чужой крови свои жалкие миллиарды.

Думаю о другом. О том, о чем раньше никогда и не думал, — о военном искусстве. Надо ли кончать Академию Генштаба, чтобы, как в январе 95-го, бросить беззащитные танки в узкие грозненские улицы? Зачем нужна Академия связи, если именно из-за ее отсутствия лупили по своим? Что это за специалисты тыла, со всеми своими училищами, управлениями и сотнями генералов, если солдаты просили хлеб у проходивших мимо чеченцев?

Ведь в конце концов строители, инженеры и учителя, ставшие полевыми командирами и командующими фронтами, выиграли войну у профессионалов, обучение которых больно ударило по карманам налогоплательщиков.

Две воюющие стороны объединяло только одно: воинскую науку все осваивали вместе — в рядах Советской армии. Что, одни ее освоили лучше? Другие оказались двоечниками?

Сейчас самое время разобраться, что же произошло.

— Когда здесь, в Ингушетии, я увидел колонну, направляющуюся в Чечню, я схватился за сердце: вперемежку стояли бензовозы, машины со снарядами и бэтээры. Один выстрел — и все… — вспоминает начало победоносной грачевской операции председатель парламента Ингушетии Руслан Плиев, в прошлом — профессиональный военный, командир полка, который первым вошел в Кабул. — Спрашиваю у солдатика с птичьей шеей, в руках у которого гранатомет: «Что это у тебя?» — «Труба». — «А как стрелять из этой трубы, тебе показали?» — «Кладешь под мышку…» — «На плечо, дурачок, на плечо…»

Помню, впервые очутившись на этой войне (был январь 95-го года), я и сам поразился чертовщине и неразберихе, заметной даже непрофессиональному глазу.

Я добирался из Моздока в Грозный в составе большой автоколонны. Наш КамАЗ шел последним. Недалеко от Грозного, в предгорьях, там, где в долине лежали останки российского самолета, мотор заглох. Колонна ушла вперед, оставив нас в одиночестве. «Ты давно за рулем?» — спросил у водителя, якутского паренька.:— «Три месяца…»

Помню странное состояние заброшенности: уже наступали сумерки, на всех — один «Калашников», полковник, позабывший дать бэтээр прикрытия… Бр-р…

Тогда — пронесло.

Но эту заброшенность наших солдат и офицеров я ощущал каждый раз, оказываясь в Чечне.

Помню еще, как в феврале предыдущего года, в Новогрозненской, где я дожидался приезда Аслана Масхадова, полевой командир Н. рассказывал мне, как шел на выручку Радуева, к Первомайскому:

— Ваши стояли там… Наши шли оттуда… Тогда ваши отошли… А наши…

Вдруг запнулся и произнес:

— «Ваши», «наши»… А раньше мы все были «нашими»…

Война разделила нас, но даже в этом разделении оставалось то, что неразделимо. И я не раз слышал истории — как с одной, так и с другой стороны — о том, как в бою сталкивались бывшие сослуживцы и прекращали бой. Куда мы денемся друг от друга, хотя бы из-за связывающего нас прошлого.

И потому во время последней грозненской командировки, расспрашивая чеченских полевых командиров, как они оценивали действия российской армии, я не чувствовал, что говорю с представителями армии противника. Нет, я говорил с людьми, которые, точно так же, как и мы все, были ошарашены тем, во что же превратилась когда-то единая армия.

Руслан Кутаев, бывший вице-премьер, а ныне советник Аслана Масхадова, не был полевым командиром.

— Мне не повезло. Передо мной была поставлена другая задача.

— Какая?

— Вы помните, что российское руководство создавало видимость, будто весь народ поддерживает Завгаева, Хаджиева, Автурханова. Были даже созданы так называемые партии. В этой связи осенью 95-го года в течение двух суток в одном из горных сел проходила встреча Масхадова, Удугова, Халимова и Кутаева. Передо мной была поставлена задача: войти в круглый стол КНС, разбить его участников изнутри и не оставить вокруг них ничего. Эта задача была успешно выполнена. И когда в апреле 96-го года состоялся съезд партий и движений Чеченской Республики, все участники заявили, что они — с чеченским народом, воюющим против российских войск, и что Завгаев — лишь видимость чеченца…

— То есть вы сыграли роль Штирлица?

— Ну вроде бы…

Тем не менее, как представитель высшего руководства республики, Руслан Кутаев был в курсе всех военных дел:

— Рохлин никогда в жизни не поверил бы, сколько людей воевало против его корпуса. Он наверняка бы стал спорить, что это не соответствует действительности. Ведь в трампарке возле Октябрьского УВД в течение трех суток держали оборону всего двадцать два человека — их перебросили через Сунжу. Двадцать два человека! А на протяжении всей войны активно, в контактном бою против его корпуса воевало не больше пятисот бойцов.

Вице-президент Чеченской Республики Ваха Арсанов — в мирной довоенной жизни он был инспектор ГАИ, — напротив, считается одним из самых опытных военачальников в Чечне. Именно он провел несколько известных операций против российской армии, включая штурм Грозного. Вот запись нашего разговора:

— Ваша оценка Российской армии? Что с ней стало? Почему, что бы ни начинали российские генералы, все у них проваливалось?

— Первое. Неподготовленность военачальников, неумелое планирование операций… А второе: вы не обращали внимание на своих военных…

— Мы?

— Российская сторона… Российское правительство… Мы все это видели. Когда я выходил из леса, приезжал в Грозный для выполнения определенных задач, на российских солдат стыдно было смотреть. Представьте себе! Человек, который живет в лесу, в блиндаже, в землянке — он чист, выбрит, подстрижен, одет с иголочки. А на ваших солдат-срочников просто жалко было смотреть! Просят хлеба у проезжающих! До чего вы довели армию! Так как же она могла добиться успеха? Первое, повторяю, неподготовленность, неумелость в разрабатывании операций. Второе: неуважение к своим солдатам. И третье: российские солдаты не знали, за что воюют. Когда человек не знает, за что он воюет, и когда он лишен элементарных условий, воевать хорошо он не может.

Даю вам честное слово — ведь война уже кончилась, тайн не осталось, — мы сами оставляли позиции, а не сдавали их. Мы просто уходили… Но всегда мы говорили: один раз нужно дать бой, а потом отойдем. Почему? Да потому что тактику российских военачальников изучили «от» и «до»…

— Ив чем состояла эта тактика?

— Они в наглую шли на штурм. Но если встречали хороший отпор, тут же отходили и принимались сносить дом за домом. Вместо того чтобы разработать операцию, выяснить численность противника, установить, кто его командиры, куда отходить в случае отступления и так далее. И вместо того чтобы заблокировать место, где находится противник, они, наоборот, всегда оставляли коридор. Не для нас — для себя.

— Почему?

— Они знали, что если чеченец в клетке, он умрет. Или убьет. Поэтому они оставляли коридор в сто, сто пятьдесят метров…

— Какую собственную операцию вы считаете самой удачной?

— Их было несколько.

— Каким фронтом вы командовали?

— Северо-Западным. При этом я был также командующим чечено-дагестанской линией обороны… Помните историю с пограничниками на дагестанской границе?

— Увы, помним…

— И я же командовал диверсионными батальонами, которые работали в Грозном… Мне приходилось не только держать линию фронта, но и проводить эти операции… Странно было слышать по телевидению: подбили один бэтээр, два бэтээра… Не проходило ни одного дня, чтобы не подбивали четыре-пять бэтээров!

— Именно в Грозном?

— Именно в Грозном… Я не говорю о линии фронта…

— Вы меня утешили! Я думал, что генералы и полковники списывали бэтээры на вас, а потом вам же продавали…

— Мы не покупали бронетехнику. Мы только ее забирали… Конечно, в основном охота в Грозном шла на наемников, на сотрудников спецслужб… А так… Офицеров, солдат срочной службы мы почти не трогали…