Глава IV

«Лестница с незаметными ступенями»

Если некоторые французские материалисты, как отмечал Маркс, «были по профессии антиметафизики, а именно — физики» (1, 2, 140), т. е. естествоиспытатели (в том числе врачи: Лами, Леруа, Ламетри, Кабанис), то и для остальных фундаментом их философии служило естествознание. Это признают теперь и некоторые западные исследователи. Ж. Пруст справедливо указывает, что начиная с «Письма о слепых в назидание зрячим» Дидро «не переставал собирать факты и наблюдения, способные дать научную основу для материализма» (74, 293). То же говорит в отношении Гольбаха П. Навиль (см. 69). Но задолго до них на этот путь встал Ламетри. Эпиграфом к его философским сочинениям могли быть его собственные слова: «…я делаю… выводы только в результате множества физических наблюдений, которых не будет оспаривать ни один ученый: только за ученым я признаю право на суждение о тех выводах, которые я делаю из этих наблюдений…» (2, 244). «…Рассмотрим добросовестно и беспристрастно, что могут открыть нам наши чувства в отношении материи, субстанции тел… но будем видеть только то, что есть в действительности» (там же, 65); познать то, что «есть в действительности», — вот задача философа. Этой задаче философ следует во всех своих работах, даже там, где он всецело поглощен вопросами этики (например, в «Анти-Сенеке»).

В философских работах Ламетри можно проследить определенный ход мысли. На первом его этапе устанавливается, что есть два подхода к материи. Первый — когда без какого-нибудь ее исследования принимают a priori ее неспособность к самодвижению и заключают о наличии еще одной движущей субстанции. Второй — когда, отказавшись от богословских предрассудков и априорных допущений принимают лишь выводы, вытекающие из опытного исследования природы; при этом подходе признание имманентности движения материи неизбежно.

Следующий этап движения мысли Ламетри— выяснение отношения, существующего между телами, лишенными способности ощущения, и телами, одаренными этой способностью, между неживой и живой материей. Философ исходит из микроскопических наблюдений Мальпиги, Гартсукера и других ученых XVII–XVIII вв., показавших, что лишенное жизни содержимое куриного яйца под действием тепла превращается в живое существо (см. там же, 181). О том же свидетельствовали микроскопические наблюдения (которыми занимался и сам Ламетри) над человеческим плодом на разных стадиях его развития. Наблюдение возникновения живого существа из лишенного жизни семени показывает, что «этот рост изумительно аналогичен прорастанию растений» (там же, 240). Ламетри использует наблюдения Нидгэма, Лами и Кенэ, связывавших жизнь с теплотой.

Он не отождествляет способность материи к самодвижению со способностью некоторых ее форм управлять своими движениями и даже чувствовать. Вопрос об этих способностях для различных «царств» неживой природы философ решает различно. Минералы имеют лишь то общее с живыми телами, что они обладают протяженностью и внутренним источником движения, которым вызывается рост минералов, происходящий постоянно, хотя и гораздо медленнее, чем рост живых тел. «Возможно, что образование минералов происходит согласно законам притяжения…» (2, 255). Растения, как и минералы, — это модификации материи, лишенные ощущений и какой бы то ни было жизни. В этом отношении между растительным царством и царством минералов нет разницы, но в отличие от прочих неодушевленных тел растения питаются, дышат, размножаются, обладают сложно устроенными органами, управляющими этими процессами.

И тут, обращаясь к материалу, накопленному биологами, Ламетри устанавливает: те особенности, которые отличают лишенные чувств безжизненные тела, именуемые растениями, от прочих тел неживой природы, равно свойственны и неживым материальным объектам — растениям, и живым существам — животным. Упоминавшиеся выше открытия, в значительной мере стиравшие казавшуюся до того непроходимой грань между флорой и фауной Земли, привлекают к себе внимание Ламетри; им посвящена работа «Человек-растение», где приведены научные данные, свидетельствующие о далеко идущей аналогии между строением и функциями органов растений, с одной стороны, и органов животных и людей — с другой. «Разве Рейш, Бургаве и другие не нашли в человеке такую же многочисленную сеть сосудов, какую в растениях открыли Мальпиги, Левенгук и Ван-Ройен?» (2, 248). Подобно аналогии между движением соков по сосудам растений и кровообращением у животных и людей существует аналогия между дыханием растений и дыханием животных. Как и животные, растения питаются, получаемая ими при помощи корней «пища разносится по всему пространству» организма (там же, 247). Очень подробно, ссылаясь на Нидгэма и Жоффруа, сопоставляет философ строение и функционирование органов размножения в обоих царствах, показывая, как велико сходство и здесь. Это поразительное сходство между флорой и фауной Земли ученым удалось обнаружить, пишет Ламетри, «благодаря физике… благодаря анатомии, скальпель которой с таким же успехом применяется к растениям, как и к нам и к животным; наконец, больше всего благодаря микроскопическим наблюдениям…» (там же, 256).

Мысль о фундаментальном единстве мира растений и мира животных философ выдвинул еще в 1747 г., когда он писал: «Таково единообразие природы, которое начинают теперь уже понимать, и такова аналогия животного и растительного царства… Возможно даже, что существуют растения-животные, т. е. такие организмы, которые, прозябая, обладают способностью к борьбе подобно полипам или выполняют другие функции, свойственные животным». Позднее Ламетри утвердился в мысли, что большая близость этих форм существования материи друг к другу означает, что должны существовать переходные формы — это «полипы и все растения-животные, покуда еще неизвестные, но которых со временем удастся открыть новым удачливым Трамбле» (2, 240–241; 257). Здесь Ламетри предвосхищает результаты, к которым биология пришла лишь через сто с лишним лет после его смерти.

Установив, что в основе единства флоры и фауны лежит сходная организация, свойственная растениям и животным, философ обращает внимание на то, что именно эта организация отличает растения от минералов, у которых такой организации нет, именно этой организацией обусловлено различие между тем, как существуют минералы, и тем, как существуют растения. А сходство между способом существования растений и способом существования животных всецело обусловлено сходством их организации. Напрашивается вывод: различия между способом существования первых и вторых тоже обусловлены различиями в их организации.

Обсуждая этот вопрос, Ламетри приводит рассуждение Бейля, утверждавшего, что материалист, по мнению которого носитель чувства и мысли («душа») — материя, должен допустить, что и растения, и даже камни мыслят, так как «то, что мыслит в одном теле, должно мыслить и в другом», другими словами, раз то, что мыслит, представляет собой материю, значит, мышление заложено в самой природе любой частицы материи и любая ее частица мыслит. Вот как отвечает на это Ламетри: «Вовсе не природа материальных элементов тел порождает все их разнообразие, но различное расположение их атомов. Таким же точно образом различное расположение волокон одушевленных тел, образованных из земных элементов, крепко спаянных вместе, расположение сосудов, составленных из волокон, перепонок, состоящих из сосудов и т. д., порождают множество различных умов в животном царстве… Если тела других царств природы не обладают ни чувствами, ни мыслями, то это потому, что они не организованы для этого, как люди и животные…» (2, 180–181).

Утверждая, что способность чувствовать и жизнь вообще возникают в материи лишь при определенной ее организации, что сама эта организация, порождающая жизнь, возникает самопроизвольно в силу законов природы, Ламетри предвосхищает положения современной науки. В наши дни эксперименты по получению искусственных протеноидов (белковоподобных соединений), в которых «отмечается хорошо выраженная упорядоченность последовательности аминокислот и их амидов» (28, 137), а также нуклеиновых кислот, показывают, что основой всех жизненных процессов как раз и является определенная «самоупорядоченность», организация материи. То, что жизнь порождается определенной организацией материи, Ламетри обосновывает не просто как логический вывод из всех обычно наблюдаемых явлений природы (что имело место не только у античных мыслителей, но и у ряда философов нового времени), а прежде всего как итог научных исследований, проделанных естествоиспытателями к середине XVIII в.