Однако никакого политического произвола не было. Вся жизнь расписана и регламентирована законами Отца-основателя, да пребудет с ним вечная слава, настолько они были хороши. По моим прикидкам, лет триста Степь прожила без крупных социальных катаклизмов. И держалось пока только на традициях, вбитых в голову гражданам семьёй, обществом и шаманами.
Основные правила просты: каждый вправе заниматься тем, чем желает и зарабатывает на жизнь, чем может. Это вроде бы формальная свобода, но по жизни из кастовых или родовых рамок вырваться очень трудно. Можно даже грабежом и налётами заниматься, пока не поймают. Категорический запрет на грабёж на Дороге Отца-основателя, да пребудет с ним слава. За такое деяние смертная казнь без суда и следствия. Обычный срок действия одной банды – около месяца. За гоп-стоп на Дороге за нарушителями начинается форменная охота. Крестьяне могут работать, а могут и не работать, то есть, голодать. Налог – десятая часть урожая, и попытки уклониться он налога караются жестоко. При практически непрерывном лете в этих краях голодать всё-таки затруднительно, это надо вообще в поле не выходить. Еще есть ряд ограничений для мастеров по металлу и шорников.
Три дырки в социальной сфере были не закрыты, но их на себя брали институты Отца-основателя, или теперь можно было говорить о некоей организации. Это слив пассионарной части населения, изъятие из общества самоучек-изобретателей и людей, которые могли бы из частных явлений сделать далеко идущие выводы о наличии тайной руководящей роли высокоразвитой цивилизации. Но за последнее время, по моим прикидкам, как раз с того самого момента, когда перестали, как говорил Тыгын, откликаться на призывы шаманов Тэнгри и Отец-основатель, три последние задачи не выполнялись и в Степи накопились противоречия. Вот кто-то сейчас проводит политику дестабилизации, активно раскачивая общество. Посмотреть бы на дирижеров этого оркестра, и на тех, если таковые имеются, кто заказывает музыку. Странно даже. Что еще надо людям при таких-то свободах.
В общем, с шаманом поговорили, хотя, по сути, до самих формулировок Закона так и не дошли. Пока только общие сведения по устройству жизни. Чёрт их знает, может самих формулировок, как таковых и нет в природе. Только общие указания, дух, так сказать, закона, а не буква. Ну и ладно. От таких мудрствований голова начинает болеть. Пора обедать и в тишине усвоить полученные сведения.
После обычной сиесты на площадь начал подтягиваться народ, поглазеть на преступников и обсудить ситуацию. Самое неприятное то, что все эти люди – родственники кого-то из аула и окрестных кишлаков, а это, по существу, позор на весь род. Как бы волнений не произошло. Но присутствие охранников остудило горячие головы. Когда по сведениям бая, собралось достаточное количество народу, Арчах зачитал новый указ Улахан Тойона о поимке преступников. Тут же началось торжественное вручение денежных премий и орденов участникам операции. Это был маркетинговый ход, большей частью, чтобы народ впечатлился полученными суммами. Вечером они вернут всё заработанное непосильным трудом Талгату, ибо нехрен два раза деньги получать за одно и то же, это их работа, в конце концов. Потом получат премию по результатам путешествия. Дальше Арчах превзошел сам себя, произнеся обвинительную речь и возбуждая в толпе самые кровожадные инстинкты. Под финал действа пейзаж украсила виселица, а виселицу – руководитель ячейки с желтой тряпкой в зубах. У остальных осужденных я в сарае, тайно ото всех, отобрал санаа сюрун, мне нужны пастухи в кочевье. Пойдут вместе на Ыныыр Хая, вместе с конфискованными удобрениями. Арчах и Боокко убедительно показали, что могут уже агитировать самостоятельно. И вообще система начала работать и без моего участия, так что можно отвлечься на себя, любимого.
Утром мы уже ехали дальше. В душе моей спокойствие, потому что дела, так или иначе, движутся. Я даже из совершенно гнусной ситуации выцепил кое-что для благосостояния своего рода, так что есть чем гордится. Теперь надо подумать о своих доходах. Пока ничем, кроме грабежа я не занимался. Это неправильный путь. Во-вторых, у меня нет своих бойцов. Это тоже неправильно. И тут одно связано с другим. Только что я могу продать, чтобы нанять банду? Шерсть, войлок, шкуры. На них состояние не сколотишь. Проблема, однако. Может пойти в горы золото поискать? Драгоценные камни? Проблема.
Я достаю хомус и начинаю бренчать мелодию "Sail Away" от Deep Purple. Очень похоже на хомус, как для него написано. Но я переоценил свои таланты, вместо классического рока получилось что-то вроде камаринского, исполняемого глухонемым на расстроенной балалайке. Нет, надо было "A 200" побренчать. Сайнара смотрит на меня широко раскрытыми глазами, Талгат едет с каменным лицом, чиста Чингачгук, а Боокко и вовсе раскрыл рот. Мне становится стыдно за собственную бездарность, надо или каждый день тренироваться, или вообще не браться за инструмент. Вот если бы была мандолина, я бы вам показал класс. Меня в детстве жестоко насиловали в течении семи лет этим, богом проклятым инструментом, да так, что я в припадке ностальгии иной раз могу исполнить кое-что на струнных. Хорошие были у меня учителя. М-да… где мои семнадцать лет.
— Что это было, Магеллан? — наконец выходит из ступора Сайнара.
— Каприз художника, — блею я, пытаясь сохранить лицо. Чуть не покраснел.
— Ты меня научишь, — констатирует она, — я никогда не слышала такой интересной музыки.
— Научу, непременно научу, — бормочу я, в тайной надежде, что она про это забудет.
Я упаковываю хомус в футлярчик, готовый провалиться от стыда. Для приличия надо бы начать светскую беседу, но Сайнара упорна, как бульдозер.
— Про что это песня?
— Про паруса, которые уходят в море, а на берегу стоит женщина и ждёт своего мужчину. А он не может вернуться, на море штиль.
Лучше бы я молчал. Пришлось объяснять, что такое моряк, штиль и всё такое. Потом мягко перевел стрелки на тему преступников.
— Сайнара, а тебя не волнует, что мы убиваем подданных твоего дедушки?
Она твёрдо посмотрела мне в глаза:
— Человек Старшего Рода может убить любого, если считает нужным, кроме другого человека Старшего Рода! — отчеканила Сайнара, — Человек Старшего Рода не отчитывается ни перед кем, кроме Тойона своего рода.
Вот как. Да она какая-то сатрапка в самой абсолютной форме! А девка продолжает:
— Честь человека Старшего Рода – защищать закон Отца-основателя. В этом он не останавливается ни перед чем.
Кошмар. Бедную девушку зазомбировали, однозначно. Откуда такая кровожадность? Ну хоть какие-нибудь тормоза у них есть?
— А может ли что-то остановить человека Старшего Рода во время защиты Закона?
— Может. Только его смерть!
Боже, сколько пафоса.
— Чья смерть?
— Сейчас это будет твоя смерть, если ты не перестанешь глумиться над Законом!
Кошмар какой-то. Фанатичка. Кликуша. Я отворачиваюсь и замолкаю. С фанатиками лучше дела не иметь и держаться от них подальше. Я поддал лошадке коленями ускорение и удалился от этой сумасшедшей. Блин, что я парюсь тут со сворой психических, надо поскорее найти путь домой, да и пусть они тут хоть все друг друга поубивают. Я достал фляжечку и начал успокаивать свои расшатанные нервы. Надо будет где-нибудь пустырника найти, пока крыша у меня на месте.
Постепенно наше путешествие приобрело цивилизованные формы. Полдня пути, потом обед либо у местного бая, либо в караван-сарае, отдых. Мои занятия с Ичилом, часа по два, беседа со старым шаманом, всё никак не запомню, как его зовут. Талгат и бойцы бдели, Арчах и Боокко зарабатывали звание народных артистов уркаганской губернии. А в окрестностях, помимо характерных сельскохозяйственных пейзажей – тишь, гладь, божья благодать и во человецех благоволение. У народа не было видимого желания свергать существующий строй, это уже ясно. Есть, конечно, отдельные уроды, да где их нет. Однажды нам даже встретился отряд Бэргэновых опричников, они проходили по аулам, по следам купцов, и изымали всякую крамолу, включая и оружие. Да и в целом, наши потуги по возбуждению народного справедливого гнева начали давать свои результаты, жиденькие, правда, но тем не менее. В одном из аулов нам сдали трёх мятежников. Герои немедля получили по сто таньга и по значку.