Окровавленная рука с мечом по-прежнему красуется на гербе Макдональдов. Та же самая кровь, что некогда воодушевила Дональда, заставила Мойду сражаться, добиваться своего. Мойда отказывалась признаться себе, что она терпит поражения в борьбе с Маккрэгганом. Более того, если она и дальше будет жить под одной крышей с Иэном, она не сможет продолжать борьбу.

Она увезет детей в Эдинбург. Если ее заработки окажутся слишком малы для того, чтобы содержать их, тогда она пойдет к матери и будет просить ее о помощи.

Куда только подевалось ее прежнее нежелание прибегнуть к этому способу. Это все из-за Иэна, подумала Мойда, потому что он высоко ценил Долли, и это заставило и ее саму взглянуть на мать совершенно другими глазами.

Значит, решено, подумала она. Они уедут. И все же какая-то часть ее души противилась этому решению. По крайней мере, пока она не уедет отсюда, у нее будет возможность видеться с ним. Она сможет смотреть на него из окна, видеть его в доме и в саду, разговаривать с ним, слышать, как он произносит ее имя. Она почувствовала, что снова начинает дрожать при этой мысли — он смотрит ей в глаза, внезапный поворот головы, его прическа. Она любила в нем все — его широкие плечи, сильные руки, легкую походку, серьезный взгляд.

— Я люблю его! — произнесла Мойда вслух. Она знала, что если вдруг увидится с ним, ее чувства выдадут ее с головой. Иэн ни в коем случае не должен знать, как она относится к нему! Она должна оставаться гордой и независимой, достойной своего имени и своего клана.

Да, она действительно всегда была гордой. В ее жилах текла благородная кровь знатных шотландских семей. Макдональды никогда не склоняли голову ни перед кем, кроме королей династии Стюартов. Мойда вздохнула, подумав, что совсем забыла о своих обязанностях. Она должна обязательно найти детей.

Они явно где-нибудь поблизости — играют на развалинах или в саду. Мойда выглянула из окна. Оказалось, что дети играют на берегу озера. Увидев, кто находится вместе с ними, Мойда почувствовала, что у нее замерло сердце. Вместе с Кэти и Хэмишем был Иэн. Все трое кидали камешки, стараясь, чтобы они хотя бы несколько раз проскакали по поверхности воды. В детстве это было одной из любимых забав Мойды, да и Иэн, вероятно, в золотые свои деньки, приезжая в Скейг, также любил «выпекать блинчики на воде». Мойда увидела всех троих. Они искали на берегу плоские камешки, кидали и при этом считали, сколько раз они подпрыгивали на воде, и, несомненно — хотя Мойда этого не слышала, — хвастались каждый раз, когда кому-то из них удавалось добиться лучшего результата. Какими счастливыми они выглядят, подумала Мойда. Ей захотелось немедленно присоединиться к ним. Искушение оказалось слишком велико, чтобы ему противостоять. Теперь у нее был предлог — пришло время звать детей пить чай.

Мойда бросилась к дверям. Она уже поворачивала дверную ручку, когда дверь открылась снаружи, и, только успев отпрянуть назад, Мойда избежала столкновения с тем, кто входил в комнату. Это оказалась Линетт. Мойде было достаточно одного взгляда на нее, чтобы понять, что она рассерженна. Губы Линетт были презрительно сжаты. Она заговорила резким, неприятным тоном:

— Мне хотелось бы поговорить с вами, мисс Макдональд.

— Я вас слушаю.

— Я пришла сказать вам, что не собираюсь больше терпеть ваши выходки!

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — ответила Мойда.

— Вы все прекрасно понимаете, — сказала Линетт. — Герцог рассказал мне о том, как вы вместе совершили поездку, и о том, как после того, как вереск был найден, пили шампанское с бригадиром Маккрэгганом. Похоже, вы забываете свое место, мисс Макдональд! Вы намеренно навязываете свое общество бригадиру Маккрэггану. Похоже, что вы пытаетесь окрутить его. Предупреждаю вас — ничего не выйдет, какой бы умной вы себя ни считали!

Казалось, что Линетт добела раскалилась от гнева. При этом вся ее красота куда-то подевалась и лицо ее сделалась совершенно непривлекательным. Неприятный голос, сузившиеся от гнева глаза, сжатые кулаки — все это неожиданно со всей очевидностью показало, насколько своей красотой Линетт обязана молодости и макияжу. На какое-то мгновение Мойда была как током поражена и не смогла сразу ответить на этот неожиданный выпад. Затем спокойно и с достоинством, унаследованным от кого-нибудь из дальних предков, произнесла:

— Вы забываетесь, мисс Трент. Какого бы мнения вы ни придерживались, оно не дает вам права обращаться ко мне в подобной манере!

— Хватит болтать, — грубо оборвала ее Линетт. — Я вижу, что вы просто бессовестная аферистка, которая вкралась в доверие к честным людям!

— Это вы так считаете, — ответила Мойда, — другие так не думают.

— Мнение ваших друзей вряд ли стоит принимать в расчет, — отрезала Линетт. — И если вы хотите знать правду, то я вам скажу следующее: вся эта история была вами разыграна с начала до конца!

— Что разыграно? — спросила Мойда.

— Пропажа голубого вереска герцога, — объяснила Линетт. — Может, вам и удалось убедить бригадира Маккрэггана в том, что все это — чистое совпадение, но разве кто-нибудь в это поверит? Его украли ваши друзья, вы попросили детей сказать, куда он исчез, а затем его возвращает ваша мать. Веселенькая история, не правда ли? Умно придумано, но даже не думайте, что вам удастся всех одурачить, уж я об этом позабочусь!

— Это ложь! — произнесла Мойда. Она не повысила голос, но слова были произнесены твердо.

— Это правда, — настаивала на своем Линетт. — Это была отличная семейная афера, разве не так? Ваша мать привлекла к себе внимание прессы. Интересно, сколько она вам платит за то, чтобы вы выступали ее театральным агентом?

— Как вы смеете так говорить со мной? — Мойда почти угрожающе шагнула к Линетт. Возможно, из-за ее слов, возможно, из-за того, что в гневе Мойда выглядела так очаровательно, но Линетт потеряла голову. Вскрикнув, она со всей силы ударила Мойду по лицу. Звук пощечины был похож на выстрел, и, возможно, это привело саму Линетт в чувство. Мойда долго смотрела на нее. Никто из них не пошевелился, никто не произнес ни единого слова. Тишину внезапно нарушила Мойда:

— Никто не смеет поднять руку на Макдональдов и остаться безнаказанным. Вы в гневе ударили меня, а я в ответ ударю вас. Не потому, что я не умею себя контролировать, а просто потому, что собираюсь оскорбить вас. Поскольку вы оскорбили меня.

С этими словами она занесла руку и с силой ударила Линетт сначала по правой, затем по левой щеке. Линетт вскрикнула и схватилась за лицо. А Мойда продолжила:

— У вас манеры настоящей гадюки, и мне жаль того человека, который на вас женится.

Она прошла мимо Линетт, после чего медленно и горделиво спустилась вниз по лестнице. Линетт не шевелилась до тех пор, пока Мойда не скрылась из виду. Она стояла, прижав руки к горящим щекам, трясясь от ярости, какой она еще никогда не испытывала. Затем сердито топнула ногой.

— Я готова ее убить! — взвизгнула она. Голос ее по непонятной причине прозвучал тихо, и никто, кроме нее самой, не расслышал этих слов.

Глава 12

— В чем дело, Иэн? — спросила Линетт.

— Ни в чем, — ответил сидевший напротив Иэн.

Его ответ прозвучал не слишком вежливо, и он это прекрасно понимал. В то же время он заметил, как мило выглядела Линетт в мягком свете свечей. При этом он сам удивился, почему это ничуть не уменьшило его раздражения.

— Ты сегодня такой молчаливый.

В устах Линетт эти слова прозвучали намеренно, как упрек.

— А где сказано, что я обязан без умолку болтать? — спросил Иэн, понимая, что его слова звучат грубо.

— Иэн! Ну что ты! — воскликнула Беатрис. — Что с тобой? Ты весь вечер на нас злишься!

— Прости меня, мама. Прости, Линетт.

Иэн с видом искреннего раскаяния протянул им руки. Линетт изящным движением положила руку на его ладонь, а Беатрис шутливо шлепнула его по руке.

— Он всегда такой, — пояснила она Линетт. — Если он чем-нибудь расстроен, страдать приходится всем нам.