Он не жаловался, только попросил заказать к обеду побольше говядины, чтобы поддерживать свои силы на высоте.

Если бы не безумная затея Энн, эти последние несколько дней были бы для меня лучшим временем. Мы с Шадом вместе катались в парке, и он хвалил меня за способность к верховой езде, мы посещали модные события, где прятались по углам, чтобы поцеловаться, и уезжали рано, мы даже были в Воксхолле, где обследовали темные уголки и творили друг с другом шокирующие, восхитительные вещи. Шад рассказывал о жизни на борту корабля и признался, что прежде никому не говорил о том, как боялся перед каждой встречей с врагом. Я полна восхищения, что он имел мужество выполнить свой долг. Я советую ему купить новых лошадей для кареты, поскольку эти не слишком хорошо подобраны, и он обещает воспользоваться моим советом, если только ему не придется приобретать лошадей у моего отца.

Так что все хорошо, очень хорошо, если бы не неизбежная погибель Энн, висящая надо мной грозовой тенью.

Шагая по гостиничному номеру, состоящему из гостиной и смежной с ней спальней, я снова и снова возвращаюсь к окну и выглядываю во двор. Прибывают и отъезжают почтовые кареты, приезжают и уезжают пассажиры, слышны споры из-за платы и багажа, все это довольно интересно. Но где Энн?

– Успокойтесь, Шарлотта, – говорит тетя Ренбурн. – Если надо, закажите себе чаю, только прекратите маршировать.

– Леди Шад, – жеманничает один из молодых людей из ее свиты, – я так хочу нарисовать портрет вашего лакея.

– Спросите его, а не меня, сэр.

Я замечаю во дворе знакомую фигурку. Это помощница миссис Пайл, тощая маленькая девочка, она держит в руках сверток. Значит, Энн велела принести сюда Эмму? Она действительно намеревается оставить Бирсфорда!

Пока никаких признаков, что Энн приехала. Выскочив из комнаты, я сбегаю по лестнице во двор. Какая удача! Я вполне готова использовать невинную малышку как инструмент торговли. Худенькая девочка, завидев меня, улыбается.

– Мэм, – говорит она, – я принесла ребенка.

– Очень хорошо, пожалуйста, иди в дом. Хочешь, я понесу ее? Она довольно тяжелая. Ты всю дорогу шла пешком?

– Нет, мэм, человек из деревни ехал в Лондон продавать цыплят и подвез меня на своей телеге. – Она передает мне спящего ребенка и снимает с руки сумку. – Миссис Пайл передает свое почтение миссис Лонгвуд и сообщает, что она в любое время к ее услугам. Эмму теперь отнимают от груди, и миссис Пайл думает, что она вот-вот начнет ходить. В этой сумке ее одежда.

Я предлагаю девочке, которую, как я выяснила, зовут Дженни, отдохнуть, но она слишком застенчива, чтобы войти в гостиницу. Я удовлетворяюсь тем, что даю ей шиллинг, чтобы она могла себе что-нибудь купить, и она уходит, решительно прокладывая себе дорогу сквозь толпу людей и лошадей во дворе.

Я теряю из виду Дженни, поскольку во двор въезжает карета. Звучит рожок, когда карета останавливается, и пассажиры устремляются в гостиницу немного передохнуть. Конюхи бегут переменить лошадей, слуги снимают багаж.

И тут я замечаю ее. Она в темной накидке, лицо скрыто вуалью, но я в любом случае узнала бы ее – по осанке, по обильно украшенной цветами шляпке, по выбившемуся золотистому локону. Энн, конечно, не приехала почтовой каретой, а прокралась с улицы. Она оглядывает двор, очевидно, ожидая, что ее возлюбленный здесь, и я стараюсь понять, заметила ли она его. Эмма, шевельнувшись в моих руках, зевает. Открыв глаза, она улыбается мне:

– Мама?

Но мое лицо ей незнакомо. Улыбка исчезает. Сморщившись, малышка поднимает крик.

Энн направляется к нам. Я не слышу ее сквозь шум двора и плач Эммы, но вижу, как ее губы произносят мое имя.

Я поворачиваюсь и вхожу в гостиницу.

– Шарлотта, подожди!

Придерживая юбки, я бегу вверх по лестнице с орущей мне в ухо Эммой. Энн торопится следом.

– Заприте дверь! – кричу я, ворвавшись в комнату вместе с Энн, и передаю Эмму ее матери.

– Ну, ну, – безуспешно умиротворяет малышку Энн. – Шарлотта, что ты с ней сделала? Почему она никак не успокоится?

– Она плачет по миссис Пайл. – Я стыжусь своей жестокости, когда эти слова срываются с моих губ.

– Дайте ее мне. – Леди Ренбурн качает Эмму на колене. – Немедленно прекрати шуметь, ребенок!

К всеобщему изумлению, Эмма замолкает и удивленно смотрит наледи Ренбурн. В комнате становится поразительно тихо.

Энн поворачивается ко мне. Она в ярости. Никогда я не видела ее такой.

– Что здесь делает леди Ренбурн, и кто эти джентльмены? Ты обещала, что никому не скажешь...

– Я обещала не говорить Шаду. Я не могу позволить тебе совершить опрометчивый поступок.

– Ты предала меня. Ты мне больше не друг!

– Леди Шад действует в ваших интересах, милочка. И куда делись ваши манеры? – Леди Ренбурн дала Эмме вместо игрушки чайную ложку и, кажется, весьма довольна, что у нее на коленях ребенок, а не кошка.

– Леди Ренбурн, – приседает в реверансе Энн. – Спасибо за помощь. Теперь я возьму ребенка и уеду.

– Ну уж нет. – Тетя Ренбурн улыбается приветливо, но решительно.

– Это абсурд! – Энн бежит к двери, однако один из смазливых молодых людей заступает ей дорогу и прислоняется к двери. – Пропустите меня, сэр!

– Нет, мэм, мне не разрешают.

Энн выпрямляется.

– Я графиня Бирсфорд и приказываю вам пропустить меня!

– Нет, вы останетесь здесь, – объявляет леди Ренбурн.

– Как вы смеете! – Заметив еще одну дверь, Энн бросается в спальню. Обнаружив, что выхода оттуда нет, она возвращается в гостиную и разражается слезами. – Шарлотта, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне уйти!

– Нет. Мы не можем позволить тебе это сделать. – Я отступаю. Не могу видеть Энн в слезах.

– Ненавижу тебя, – шипит она и бежит к окну. Хоть вуаль и закрывает ее лицо, я вижу, что оно озаряется радостью, когда во двор въезжает экипаж. Я не могу разглядеть пассажира, одетого в пальто с пелериной, его лицо скрыто шляпой, к тому же уже смеркается. Мужчина ловко выпрыгивает из кареты и потягивается. Конюх выводит пару свежих лошадей, чтобы запрячь их в экипаж.

Энн кричит, когда я, схватив ее за запястье, мешаю открыть окно. Вырвавшись, она направляется к стоящему у двери Фрэнсису (думаю, это он), готовая пустить в ход ногти. На полпути она падает, слетевшая шляпа катится по полу.

– Нет, – убирает трость тетя Ренбурн.

Я подбираю шляпу и тяну с плеч Энн накидку.

– Энн, если ты не остановишься, я привяжу тебя к кровати. Прости, но тебе нельзя доверять.

– Ты не посмеешь!

Однако Джереми, сняв галстук, протягивает его мне.

Я игнорирую жалкий плач Энн, ее угрозы и оскорбления. Я знаю, потом мне будет больно, но выполняю свою угрозу и привязываю ее к столбику кровати.

– А если мне горшок понадобится? – хнычет она.

– Вот он, около кровати. Я открываю дверь.

– Я пить хочу.

– Мы закажем чай, когда я вернусь. Сядь и отдохни, Энн. Привести Эмму, чтобы ты могла поиграть с ней?

– Ты предательница, – слезливо говорит она. – Ты никогда не была мне другом.

Я возвращаюсь в гостиную и выглядываю в окно. Никаких признаков пассажира. Кучер пьет пиво и болтает с конюхами. В экипаж запряжены свежие лошади.

– Я собираюсь спуститься вниз и поговорить с этим мужчиной. Хочу узнать, кто он.

– Зачем? – говорит тетя Ренбурн. – Пусть успокоится, потом он уедет.

– А если нет? Мы здесь завязнем. Я скажу ему, что Энн больше не желает его видеть, что ее муж граф и если он заметит его, то выскочит из гостиницы и наподдаст ему. А заодно я посмотрю, найдется ли в гостинице молоко или каша для ребенка. Пожалуйста, развяжите Энн, как только карета уедет.

Я надеваю шляпу Энн и опускаю вуаль. Ужасно глупо приближаться к возлюбленному Энн. Опасаясь, что это кто-то из знакомых, я не хочу, чтобы он узнал меня. Кроме того, если Энн сказала ему, что на ней будет шляпа с вуалью, он не станет прятаться от меня.

К тому времени, когда я спускаюсь во двор, лошадей уже повернули к арке. Очевидно, возлюбленный Энн готов уехать. Я приближаюсь к карете, но никого не вижу. Словно просто вышла подышать воздухом, я поворачиваю в другую сторону.