Я вновь остановился, оглянулся назад, в сторону гор. На северо-западе возвышался зеленый островок плоской вершины, на которой стояло несколько домиков, выкрашенных в яркий оранжевый цвет. Там же располагалось огромное зеркало приемной антенны — местная станция спутниковой связи — уменьшенное подобие КОРАСС, работающих на космические передачи. От островка тянулись извивы нисходящего пути, который сначала шел по самому гребню, где еще полоскою белел снег, а затем окунался в новое преддверие. Гораздо дальше этой дороги и самого островка на многие километры тянулись, похожие на застывшие волны, лесистые зелено-синие хребты, окутанные сизой дымкой. А над этими хребтами, заслоняя полнеба, стояли лиловые и пурпурные скалы, ослепительно блистая синевой снежных вершин.

Внизу, в долине, суровость красок предгорья сменилась буйным цветением персиковых садов. Меня окутал ясный сухой жар, скрыться от которого, можно было только в тени фруктовых деревьев. До транспортной станции оставалось совсем немного. Ее плоский стальной диск со спирально закрученными выступами лежал на ровном свободном пространстве, ослепительно сверкая на солнце полированным металлом. Когда я вошел в прохладную тень низкого козырька входа, то почувствовал приятное облегчение. В просторном машинном зале стояли ряды магниторов и магнитобусов — свежевыкрашенных и блестящих, точно только что сошедших с конвейера завода. Несколько телекамер роботов-регистраторов бесшумно двигались по продольным штангам под потолком зала, ведя учет прибывающей и убывающей техники. На станции было тихо и безлюдно. Я прошел в конец зала и по узкой металлической лестнице поднялся на второй этаж, где располагалось помещение дежурного оператора-наладчика. Он встретил меня сдержанно, но приветливо. Молодой светловолосый парень, с глубокими синими глазами и ершистыми юношескими усами, тоже светлыми.

— Добрый день! — приветствовал я его и представился. — Мое имя Максим Новак. Я работаю в Особом отделе ОСО, и здесь нахожусь с целью выяснения обстоятельств одного происшествия.

— Очень приятно! — слегка улыбнулся он, пожимая мою руку и с любопытством заглядывая мне в глаза. — Виджай Бенедикт, работник этой станции. Не часто встречаешь людей вашей специальности, — заметил он, после небольшой паузы. — Все равно, что профессиональных артистов.

— Артистов у нас на Земле, пожалуй, гораздо больше! — тоже улыбнулся я. — Хотя профессионализм в искусстве давно перестал быть прерогативой отдельных личностей, и сейчас каждому жителю Трудового Братства подвластно любое творчество.

— Что ж, пожалуй, вы правы, — согласился Виджай Бенедикт. — Наверное, я не точно выразился… Но вы, видимо, хотели задать мне какие-то вопросы?

Он указал мне на свободное кресло около своего стола, сам сел, напротив, с готовностью глядя на меня.

— Действительно, мне хотелось спросить вас кое о чем. Ведь вы постоянно работаете на этой станции, не так ли?

— Верно, — согласно кивнул оператор. — Правда, я пока еще только стажер, и в группу обслуживания, помимо меня входят еще десять человек. Мы меняемся, неся дежурство посменно.

— Скажите, а двадцать шестого августа была не ваша смена? — спросил я, заранее предвидя его отрицательный ответ и необходимость встречи с другими операторами, чтобы выяснить все интересующие меня подробности у них, но Виджай Бенедикт утвердительно кивнул головой, и я понял, что удача на моей стороне.

— Да, в тот день было мое дежурство.

Оператор улыбнулся радушно и дружелюбно, утратив ту напускную серьезность, с которой встретил меня вначале. Сразу же стало заметно, как он еще молод, и что душа его полна романтики и высоких побуждений.

— Очень рад слышать это, — сказал я, отвечая улыбкой на его улыбку. — А как долго по графику длилось ваше дежурство?

— Я заступил в восемь часов вечера двадцать пятого, а сменился ровно через сутки, вечером двадцать шестого.

— Значит, в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое августа и все утро двадцать шестого вы находились на станции? — скорее рассуждая сам с собой, чем, задавая ему вопрос, произнес я.

— Да, верно, — подтвердил он.

— Скажите, вы могли бы вспомнить людей побывавших на станции за время этого вашего дежурства?

— Вас интересует общее количество посетивших станцию или кто конкретно это был? — уточнил Виджай Бенедикт.

— Мне нужно знать, могли бы вы вспомнить лица людей приходивших на станцию вечером, ночью или же утром?

— Пожалуй, смог бы, — после некоторого раздумья, сказал мой собеседник. — Хотя, сами понимаете, мы не следим за этим. Наши обязанности несколько иного плана. Вот если бы кто-то обратился ко мне за помощью в устранении неполадок магнитора, тогда… Вас интересует кто-то конкретно?

— Посмотрите, вот эта девушка не была здесь в тот день?

Я достал снимок Дивии Рана и протянул ему. Он аккуратно взял голограмму из моих рук, некоторое время внимательно всматривался в лицо изображенной на ней девушки. Сказал с сомнением:

— Может быть, она была на станции…

— Вы неуверенны в этом?

Оператор еще раз посмотрел на снимок, слегка хмуря брови и морща лоб. Затем взглянул на меня.

— Сейчас я припоминаю, что абсолютно точно видел эту девушку на станции ночью двадцать пятого числа! Да!

— Во сколько часов это было?

— Мм-м… В половине первого, кажется. В это время у нас здесь обычно мало посетителей, поэтому я и запомнил ее. Днем, когда людей бывает десятки, а то и сотни, это сложнее.

— Она была одна?

— Одна, — кивнул он.

— У нее были какие-нибудь вещи?

— Да. У нее был большой спортивный рюкзак. Я даже помог ей погрузить его в машину.

— Вы говорили с ней о чем-нибудь?

— Немного. Она поинтересовалась насколько быстро можно двигаться на магниторе, без риска разбиться ночью. Я ответил, что лучше всего не забираться далеко в горы и придерживаться хорошо освещенных мест.

— Она не сказала, куда собирается ехать?

— Кажется, на юг. Больше ничего.

— Понятно. А кроме этой девушки был на станции кто-нибудь еще приблизительно в это же время? Может быть, чуть раньше или позже?

— Вы знаете, — оживился Виджай Бенедикт, — сейчас я припоминаю, что приблизительно через полчаса после этой девушки на станции появился один молодой человек, с виду студент или лаборант. Во всяком случае, на нем была студенческая униформа, в которой ходят ребята из местного института. Я как раз спустился в зал, чтобы посмотреть магнитный активатор одного из магниторов — аварийный датчик подавал сигнал о неисправности, и столкнулся с ним нос к носу.

— Он приехал откуда-то или уезжал?

— Уезжал. Еще мне показалось, что он торопится и немного нервничает. Но, может быть, это только показалось.

— Как он выглядел? Вы можете описать его внешность?

— Как выглядел? — оператор задумался. — Довольно худощавый… высокий… волосы… волосы светлые такие, знаете, словно, выгоревшие на солнце. Еще мне бросилось в глаза его необычная бледность. Вид у него был какой-то болезненный. Лет?.. Нет, не могу сказать определенно, сколько ему лет! Вот, пожалуй, и все.

Слушая его, мне почему-то вспомнился человек, как мне показалось, следивший за мной в институте. У него тоже было какое-то странное, словно выцветшее лицо, он тоже был худой и высокий. Я постарался отбросить от себя эти ассоциации. Спросил:

— Можно ли установить номера магниторов, на которых уехали эти двое?

— Разумеется! У нас ведется строгая поминутная регистрация прибывающей и убывающей техники. Вся информация передается в единый центр распределения транспортных ресурсов, чтобы нигде не было нехватки.

Виджай Бенедикт встал, быстро подошел к пульту своей ФВМ и нажал несколько клавиш. Через минуту на экране высветилась необходимая информация. Оператор вернулся на прежнее место с небольшой карточкой.

— Номер магнитора, на котором уехала девушка, 325674, - сообщил он. — А тот, что взял молодой человек, числится под номером 348828.

— Они поступили обратно на станцию?