С большим трудом и жертвами московским чекистам, действовавшим в тесном контакте с обновленным уголовным розыском, который возглавил пришедший из ЧК Александр Максимович Трепалов, удалось к осени 1919 года покончить в основном с самыми крупными бандами. В числе других главарей был ликвидирован и неуловимый долгое время Кошельков.
Но, видно, передышка не была суждена чекистам. Теперь в кратчайший срок им предстояло разгадать многие загадки, которые уже задал взрыв в Леонтьевском.
Глава 3
Для первого серьезного обмена мнениями Дзержинский пригласил своего заместителя Манцева, заведующих отделами Мессинга, Евдокимова, Глузмана. Он только что приехал из Кремля, где имел трудный разговор с Лениным. Трудный для него, Дзержинского. Владимир Ильич как раз был спокоен и сдержан, ни единым словом не попрекнул чекистов, что упустили кого-то или что-то. Просто поинтересовался, что дали первые часы расследования. А что они дали? Практически ничего, кроме самых общих соображений. Дзержинского все время их разговора неотступно мучила мысль — а что, если бы Владимир Ильич сумел двадцать пятого, как намеревался, приехать в Леонтьевский? Вслух эту мысль не высказал, прекрасно понимал, что Ленину будет крайне неприятно рассуждение, что могло бы случиться предположительно с ним лично, когда в реальности погибли другие люди, двенадцать прекрасных коммунистов, в том числе Загорский, которого он знал много лет и высоко ценил.
— Какие меры предприняты? — спросил Феликс Эдмундович Манцева. Василия Николаевича из всех своих сотрудников он выделял особо, хотя тот был еще относительно молод — всего-то тридцать лет, однако в партии тринадцать. Манцев активно участвовал в революции 1905–1907 годов, неоднократно арестовывался, был хорошо образован, выдержан, доброжелателен, обладал тем, что принято называть масштабностью мышления. Обладал Манцев и непередаваемым личным обаянием. Уже один мягкий взгляд прозрачно-светлых глаз на удлиненном несколько лице порождал в любом собеседнике чувство доверия. Но умел Манцев быть и деловым, и деловитым, в высшей степени организованным человеком. Ответил Василий Николаевич Дзержинскому предельно точно и обстоятельно, насколько это вообще было возможно в абсолютно еще неясной ситуации:
— Установлены постоянные дежурства вооруженных отрядов и групп в районах, а также в МЧК. Усилена проверка всех подозрительных лиц, не задержанных нами по какой-либо причине ранее. В каждом районе совместно с Советами Московский комитет объявил всех коммунистов мобилизованными, партийцы разбиты на группы, каждой дано конкретное задание. Из числа самых надежных товарищей назначены заведующие разведкой, проверяющие патрули, заведующие охраной оружия и складов.
Добавил заведующий отделом по борьбе с контрреволюцией Мессинг:
— Во всех районах ведется внимательное наблюдение за всеми происшествиями, даже самыми невинными на первый взгляд, в подозрительных домах, пустующих помещениях проводятся обыски.
Доложил и мрачноватый, всегда насупленный Ефим Евдокимов, днями назначенный в МЧК заведующим Особым отделом. За его плечами была непростая и нелегкая жизнь, хотя ему, как и большинству ответственных сотрудников комиссии, еще не исполнилось и тридцати. В революционное движение он вступил еще подростком, когда, будучи железнодорожным рабочим, участвовал в уличных боях девятьсот пятого года в Чите. Был дважды ранен, судим, и только возраст спас его от неминуемого расстрела.
Как и Мессинг, Евдокимов был по-военному краток:
— Всем частям отдела приказано иметь половину состава сотрудников на дежурстве круглые сутки. Кто отдыхает, велено из дома не отлучаться. Активной части предложено вести сугубую бдительность, разведку и привести в боевую готовность. — Помялся, вздохнул и виновато добавил: — С питанием плохо, товарищ Дзержинский, а люди из сил выбиваются.
Помрачнел председатель МЧК. Он не хуже заведующих отделами знал, что сотрудники не просто плохо питаются, но подчас голодают, особенно семейные. Едоку из рабочей семьи полагалось в день по карточкам 124 грамма хлеба, 12 граммов мяса и столько же постного масла. Теоретически он мог получить на день еще и полфунта картошки, но только теоретически — все лето картошки в Москве не было вообще.
Дзержинский давно уже вынашивал мысль — обратиться в Совнарком и ЦК с предложением, чтобы чекистов-оперативников приравняли в правах, включая размеры пайка, с красноармейцами. А то ведь сказать кому на стороне, так не поверят, сотрудники считаются обычными совслужащими, подлежат даже призыву в Красную Армию на общих основаниях. Да все неловко как-то… Каждый красноармейский паек нужен фронту. Но, видно, придется все-таки обращаться в правительство. Из-за хронического голодания сотрудников страдает дело, дело государственной важности.
Выслушав каждого, Дзержинский сообщил товарищам:
— Дело о взрыве в Леонтьевском поручено Московской комиссии уже и официально. Президиум Моссовета образовал специальную следственную комиссию. В нее включены от ВЧК член коллегии Григорий Семенович Мороз, от президиума Моссовета заместитель председателя Михаил Иванович Рогов, от МЧК, — он повернулся к заведующему следственным отделом Глузману, — вы… Но до нормального проведения следствия еще дожить надо.
Следующая фраза уже предназначалась Манцеву и Мессингу:
— Вы, Василий Николаевич и Станислав Адамович, возглавите непосредственное руководство всеми действиями по выявлению и аресту преступников.
В дверь, осторожно приоткрыв, заглянул помощник:
— Феликс Эдмундович, вы вызывали Мартьянова, он только что прибыл с места.
— Пусть зайдет, он нужен.
В дверной проем продвинулся высоченного роста мужчина лет двадцати шести, с костлявым длинным лицом и неожиданно добрыми синими глазами, словно утопленными в глубоких глазницах под кустистыми темными бровями. Одет он был в сплошную кожу, в тяжелых яловых сапогах, в кулаке внушительных размеров сжимал кожаную же фуражку. Поверх тужурки Мартьянов был перепоясан офицерской двойной портупеей, через плечо болтался маузер в деревянной коробке. Судя по сильно оттопыренным карманам, то было при нем не единственное оружие.
Феодосий Мартьянов командовал всеми отрядами ударной группы по борьбе с бандитизмом. Что число налетчиков из самых опасных в Москве за последние месяцы значительно поубавилось, было немалой его заслугой, причем некоторые вожаки банд были ликвидированы им собственноручно, если продолжали сопротивление при захвате.
Как и многие коренные пресненцы, Феодосий подростком участвовал в баррикадных боях 1905 года, взрослым прошел всю империалистическую войну, отмечен был двумя Георгиевскими крестами и таким же количеством ранений. В январе 1918 года Мартьянов добровольно вступил в Красную Армию, но повоевать успел лишь самую малость, был отозван в Москву на партийную работу, откуда через несколько недель переведен в МЧК. Борьба с бандитизмом оказалась его призванием. Силен Феодосий был не только физически. Отличали его хитрость, умение просчитать комбинацию, понимание психологии людской вообще, вражеской — в частности.
В кабинете председателя Мартьянов явно чувствовал себя неуютно, и не от робости перед высшим своим начальством, но исключительно из-за малости помещения. Осторожно, привычно опасаясь поломать, присел на гнутый венский стульчик, потом, передумав, перебрался на более надежный кожаный диван с пристроенными по бокам к спинке застекленными шкафчиками.
Дзержинский обратился к нему:
— Ваша ударная группа, товарищ Мартьянов, также переключается в основном на поиск и задержание террористов. До тех пор пока убийцы не будут арестованы, вы будете находиться на казарменном положении.
Мартьянов вскочил с места, так что запели внезапно освобожденные пружины, вытянулся привычно по-военному:
— У меня просьба, товарищ председатель… Людей не хватает. Кого на Деникина мобилизовали, кого поубивало… Факт. Так что подкрепление нужно…