– Тебе с Эстер очень повезло…

– Да, она замечательная женщина. Другая уже давно вышвырнула бы меня на улицу.

– Не знаю, почему ты решил поехать сюда в этот момент, когда у вас вот-вот должен родиться ребенок.

– Потому что мы – журналисты, и нам следует находиться там, где бурлят события. А сейчас самое важное происходит в Ираке. Эстер это понимает. В конце концов, она тоже принадлежит к «журналистскому цеху», хотя и делает репортажи только о королевской семье.

Лайон ехал в джипе вместе с Мирандой, Даниелем и двумя немецкими телеоператорами.

Миранда была как будто не в духе и большую часть пути молчала, не принимая участия в разговоре Даниеля с его коллегами.

У Лайона не было никаких иллюзий относительно Миранды: несмотря на хрупкий вид, эта женщина была закаленным бойцом, и не только благодаря своей опасной работе в качестве корреспондента в зоне военных действий, но и вследствие совсем других битв, которые можно назвать одним емким словом – «жизнь».

Худенькая и не особенно высокая (не выше метра семидесяти), с очень коротко подстриженными черными волосами и глазами цвета меда, Миранда, как казалось Лайону, обладала большой внутренней силой. Она была умна, умела постоять за себя и, самое главное, ничего не боялась. Когда Лайон увидел ее в деревне под Сараево, он удивился тому, что эта женщина, несмотря на угрожавшую ей смертельную опасность, не впала в истерику.

Дорога в Багдад оказалась очень долгой и очень пыльной. Движение было более интенсивным, чем обычно, потому что неправительственные организации предпочитали доставлять свои грузы в Ирак именно из Аммана. По пути им встретились две колонны грузовиков, а еще множество автобусов, едущих в обоих направлениях. На иракско-иорданской границе битком набившиеся в автобус иракцы пытались уговорить иракских же пограничников позволить им проехать. Некоторых пассажиров пограничники пропустили, других же после проверки документов задержали и обращались с ними при этом довольно грубо.

Журналисты повыскакивали из автомобилей, чтобы сфотографировать эту сцену, а заодно разузнать, что, собственно, происходит. Получив в ответ от пограничников одни лишь угрозы, они предпочли ретироваться и снова уселись в свои автомобили: им не хотелось попасть в какую-либо передрягу еще до того, как они достигнут цели своего путешествия.

Хотя отель «Палестина» знавал, наверное, и лучшие времена, Лайону лишь с трудом удалось в нем поселиться. «Все номера уже забронированы», – с любезной улыбкой сказал Дойлю дежурный администратор, которого осаждала целая орава журналистов, шумно требовавших предоставить им номера. Лайон решил не скупиться и предложил администратору хорошие чаевые.

Сто долларов позволили ему попасть в номер на восьмом этаже. Из крана в ванной постоянно капала вода, жалюзи не опускались, а покрывало на кровати следовало бы отдать в химчистку. Тем не менее, теперь у Лайона была хоть какая-то крыша над головой.

Он знал, что, как только журналисты расселятся по номерам и разместят там свой багаж, они тут же спустятся в бар. Никто из них не начнет работать раньше следующего дня, хотя уже сегодня они станут подыскивать себе переводчиков и проводников. Несмотря на то что в Министерстве информации Ирака имелся пресс-центр, предоставлявший иностранным журналистам переводчиков, многие журналисты предпочитали подыскивать себе переводчиков самостоятельно, поскольку понимали, что власти потом потребуют от официальных переводчиков предоставить информацию о журналистах, с которыми они работали.

– Тебе потребуется сопровождающий, – сказал Лайону Даниель, когда они встретились в баре.

– У меня на это нет денег, – заявил Лайон. – Я постараюсь управиться как-нибудь сам. Мне и так уже пришлось сильно потратиться, чтобы сюда добраться…

– Тебя заставят взять с собой сопровождающего. Здешним властям не понравится, что британский фотограф будет без присмотра совать везде свой нос.

– Я постараюсь не встревать ни в какие истории. Видишь ли, я хочу сделать серию снимков о повседневной жизни Багдада. Как ты считаешь, подобные фотографии могут заинтересовать газетчиков?

– Это зависит от качества фотографий и от того, что на них будет изображено. Тебе придется поискать что-нибудь особенное.

– Попробую. Завтра я встану пораньше: хочу сфотографировать, как просыпается Багдад. Поэтому сегодня лягу спать рано, тем более что переезд сюда был утомительным.

– Поужинай вместе с нами, – предложил Даниель.

– Нет, вы наверняка засидитесь допоздна. Я пришел лишь попить чаю, а затем пойду спать.

Даниель не стал настаивать, он тоже устал, и поэтому вполне понимал Лайона, стремящегося побыстрее добраться до кровати.

В эту ночь Лайон спал как убитый. Он не слукавил, когда сказал Даниелю, что сильно устал. Проснувшись на рассвете, он быстро принял душ, схватил сумку с фотоаппаратурой и вышел на улицу. Лайон хотел, чтобы со стороны он и в самом деле походил на фотографа, а потому большую часть утра он провел на базаре и на улицах Багдада, фотографируя все, что привлекало его внимание, но прежде всего сцены, позволяющие понять, чем живет в столь непростое время этот город. Ирак находился в состоянии блокады, и здесь ощущался дефицит буквально всего, но, как часто бывает в подобных ситуациях, имелись и люди, которых этот дефицит не касался. В магазинах было пусто, но если знать, в какие двери постучать, можно было найти и продукты, и промышленные товары самого высокого качества.

Во время своих долгих хождений по Багдаду Лайон напряженно размышлял, какой предлог ему следует придумать для того, чтобы отправиться в Сафран.

Когда уже после полудня он возвратился в отель, то не обнаружил там никого из журналистской братии. Поразмыслив, он решил пойти в Министерство информации, чтобы поговорить там с пресс-секретарем и заявить о своем желании съездить в Сафран.

Как это было принято у иракцев, лицо Али Сидки украшали густые черные усы. Он был человеком дородным, что, впрочем, не бросалось в глаза благодаря высокому росту и прямой осанке. Будучи заместителем руководителя пресс-центра, он исключительно вежливо вел себя с журналистами, которых с каждым днем в Багдаде становилось все больше.

– Чем мы можем вам помочь? – спросил он у Лайона.

Лайон объяснил, что является независимым фотографом, и показал удостоверение, выданное ему в агентстве «Фотомунди». Али тщательно записал личные данные Лайона и поинтересовался, каковы его первые впечатления о Багдаде. После получасового вежливого разговора «о том о сем» Лайон решил, наконец, перейти к делу.

– Я хочу подготовить специальный репортаж. Видите ли, мне известно, что где-то возле Телль-Мугхаира – по-моему, эта деревня называется Сафран – проводятся важные археологические раскопки. Мне хотелось бы съездить туда и сделать репортаж об этих раскопках, чтобы затем рассказать всему миру о том, как древняя Месопотамия продолжает раскрывать свои секреты. Насколько я знаю, в составе этой экспедиции работают археологи едва ли не из половины стран Европы, и нелишним будет продемонстрировать, что, несмотря на блокаду, в Ирак по-прежнему приезжают серьезные ученые.

Слушая Лайона, Али Сидки постепенно пришел к выводу, что, и в самом деле, задуманный этим британским фотографом репортаж может послужить хорошей пропагандой и сыграть на руку существующему режиму. Он, правда, ничего не знал о том, что в Сафране находится какая-то археологическая экспедиция, но решил не подавать виду. С интересом выслушав Лайона, Али пообещал позвонить ему в отель «Палестина», если удастся получить у начальства разрешение на поездку фотографа в Сафран.

Лайон мог, конечно, отправиться в Сафран и самостоятельно, однако он понимал, что ему необходимо как можно лучше вжиться в новую для него роль фотографа, а для этого ему следовало вести себя так, как ведут все прибывшие в Багдад фоторепортеры и журналисты.

Вторую половину дня он бродил по Багдаду, фотографируя все, что, с его точки зрения, могло представлять интерес. В отель он вернулся уже перед закатом солнца.