– Но с какой стати Пико вдруг захочет взять с собой компьютерщика и учителя? Ему ведь нужны археологи и историки.

– Ну, дружище, решай сам. Эти двое – все, что я могу тебе предложить.

– Я скажу кому-нибудь из своих людей, чтобы он встретился с ними и объяснил, что от них требуется. Он будет там уже завтра. Пришли мне счет.

– Непременно. Когда ты будешь в Лондоне?

– Где-то через неделю. Мне еще нужно встретиться кое с кем из клиентов, которыми я, кстати, мог бы с тобой поделиться Я пришлю тебе сообщение по электронной почте.

– Ладно, поговорим об этом позже.

Том Мартин положил телефонную трубку. Он хорошо ладил с Полом Дукаисом. Оба занимались весьма специфическим бизнесом: обеспечивали безопасность одних людей и – хотя и довольно редко – убивали других. Их агентства все больше расширялись: глобализация была им весьма на руку. Да и Ирак конечно же, сулил немалые прибыли. Мартин уже заключил несколько контрактов на миллионы долларов и надеялся, что за этими контрактами последуют другие.

«Глоубал Груп» было, без сомнения, самым лучшим агентством подобного рода в Европе, а агентство Пола Дукаиса – «Плэнит Сикьюрити» – самым лучшим в Северной Америке. Оба эти агентства контролировали более шестидесяти пяти процентов мирового рынка такого рода услуг, и остальные аналогичные агентства по сравнению с ними казались просто букашками. Но Ирак представлял собой этакий пирог, которого должно было хватить на всех. Однако вполне могло произойти так, что, выполняя те или иные заказы, люди из «Глоубал Груп» и люди из «Плэнит Сикьюрити» столкнутся лицом к лицу на узкой дорожке. Именно об этом Том Мартин и хотел поговорить с Дукаисом.

Том намеревался пригласить Пола поужинать вместе и опрокинуть по нескольку рюмок чего покрепче. Как только они достигнут соглашения и будут уверены в том, что их интересы не пересекутся, они начнут работать каждый в своем направлении, как они уже не один раз делали в прошлом.

13

Ужин прошел почти в полном молчании. Альфред Танненберг старался не обращаться к Ахмеду, который тоже не горел желанием разговаривать, и лишь Клара старалась поддерживать хотя бы видимость того, что ничего особенного не произошло.

Как только закончился ужин, Клара попросила дедушку пока не уходить в свою комнату.

– Что конкретно ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы мы поговорили начистоту. Я не в состоянии выносить напряженность, которая возникла между тобой и Ахмедом. Мне необходимо, чтобы вы рассказали мне, что между вами происходит.

Мужчины переглянулись, не зная, как им отреагировать на эти слова. Первым заговорил Ахмед.

– У нас с твоим дедушкой просто разные представления кое о чем.

– А-а! Так именно поэтому вы решили друг с другом не разговаривать, да? И вы еще собираетесь организовать археологическую экспедицию! Нельзя начинать серьезные дела, если в доме такая ситуация, как будто мы на похоронах. Что происходит? Это же какой огромной должна быть разница в представлениях, что вы смотрите один на другого так, как будто вот-вот вцепитесь друг другу в горло?

Альфред Танненберг не собирался поступаться своей гордостью ни перед своей внучкой, ни, тем более, перед ее мужем. Разговор в таком тоне показался ему крайне неуместным, а потому он тут же попытался завершить его.

– Клара, я отказываюсь продолжать этот разговор. Сама займись подготовкой археологической экспедиции. Вся ответственность за ее организацию ложится на тебя. Именно тебе принадлежит «Глиняная Библия», и именно ты должна ее найти и – самое главное – суметь удержать ее у себя. До тех пор, пока она не будет у нас в руках, все остальное не имеет значения. Я тебе пока еще не говорил, но теперь знай: я на днях уезжаю в Каир. Но я оставлю тебе достаточно денег, – а точнее, долларов, – чтобы ты смогла организовать проведение раскопок. Ты возьмешь деньги с собой и будешь тратить их по мере необходимости. Да, кстати! Я хочу, чтобы с тобой поехала и Фатима.

– Фатима? Но, дедушка, как я могу взять с собой Фатиму на археологические раскопки? Чем, по-твоему, она будет там заниматься?

– Заботиться о тебе.

Когда Танненберг заявлял о каком-то своем намерении, никто не осмеливался ему перечить – даже Клара.

– Хорошо, дедушка. А не могли бы вы с Ахмедом помириться ради меня? Я чувствую себя очень неловко…

– Девочка, не вмешивайся не в свое дело. Пусть все остается так, как есть.

Ахмед за все время разговора Клары с ее дедушкой не произнес ни слова. Когда Танненберг вышел, Ахмед сердито посмотрел на жену.

– Неужели ты не могла не устраивать этот спектакль? Не пытайся сделать из жизни один только сплошной праздник.

– Послушай, Ахмед, я не знаю, что происходит между дедушкой и тобой, но я отчетливо вижу, что ты ведешь себя агрессивно и довольно невежливо по отношению ко всем, кто тебя окружает, а особенно по отношению ко мне. Почему?

– Я устал, Клара, устал от того, как мы живем.

– А как мы живем?

– Мы – узники Золотого дома, которые вынуждены выполнять все, что взбредет в голову твоему дедушке. Он определяет, как именно мы должны жить, устанавливает для нас чуть ли не поминутный распорядок дня, говорит, что мы должны делать, а чего не должны, поучает, каких ошибок нам не следует совершать. Я постоянно чувствую, что он на меня давит.

– Что ж ты не уедешь отсюда? Я не могу заставить тебя остаться, да и уговаривать тоже не стану. Ты имеешь полное право жить той жизнью, какой хочешь, если тебе не нравится, как живем мы.

– Ты предлагаешь мне уехать? А тебе не приходит в голову, что мы могли бы уехать вдвоем?

– Я – частичка Золотого дома, а потому не смогу убежать от себя самой. Кроме того, Ахмед, здесь я ощущаю себя счастливой.

– Мне хотелось бы снова жить в Сан-Франциско. Вот там мы действительно были счастливы.

– Я счастлива здесь, потому что Ирак – моя родная страна.

– Нет, Ирак для тебя не родная страна – ты всего лишь родилась здесь.

– Ты мне объясняешь, какая страна для меня родная? Да, я родилась здесь, и выросла тоже здесь и чувствовала себя здесь счастливой, и хочу и дальше оставаться счастливой. Чтобы быть счастливой, мне не нужно ехать ни в какую другую страну. Чего я хочу – так это оставаться здесь.

– А то, чего хочу я, здесь мне не найти. Я уже давно понял, что этого не найти ни в этом доме, ни в этой стране. Ирак не имеет будущего: иракцы лишили себя его.

– И что ты собираешься делать, Ахмед?

– Уехать отсюда, Клара, уехать.

– Ну так уезжай, я не стану тебя задерживать. Я слишком сильно тебя люблю для того, чтобы пытаться заставлять тебя оставаться там, где ты не можешь быть счастливым. Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Ахмеда удивило то, как повела себя Клара. К тому же было задето его чувство собственного достоинства. Получалось, что его жена в нем не нуждается. Пусть даже она его и любила, но все-таки она в нем не нуждалась и однозначно заявила ему, что не станет его удерживать. Более того, она была готова посодействовать тому, чтобы он уехал.

– Я помогу тебе найти «Глиняную Библию». Думаю, что тебе может понадобиться моя помощь, особенно если твой дедушка действительно уедет в Каир. А затем, когда люди станут уезжать отсюда, с ними уеду и я. У меня сейчас нет возможности уехать в США, поэтому я попробую обосноваться во Франции или в Великобритании и там подожду, пока на иракцев не перестанут смотреть как на прокаженных, и тогда попытаюсь перебраться в Сан-Франциско.

– Тебе нет необходимости оставаться здесь даже на время, Ахмед. Я благодарю тебя за то, что ты хочешь мне помочь, но неужели ты думаешь, что нам будет легко находиться рядом друг с другом еще несколько месяцев и делать вид, что ничего не произошло, зная при этом, что ты рано или поздно уедешь?

– А ты точно не поедешь со мной?

– Нет, не поеду. Я останусь в Ираке, потому что хочу жить именно здесь. Мне, конечно, нравится Америка, и мы действительно были там счастливы. Но я никогда не смогла бы навсегда покинуть Восток. Да и мой дедушка не позволил бы мне это сделать. Моя настоящая жизнь проходила в Ираке, Египте, Иордании, Сирии – и нигде больше. Да, мне хотелось бы когда-нибудь съездить в Нью-Йорк и в Сан-Франциско, однако лишь ненадолго. Повторяю тебе: я всегда буду жить здесь и только здесь.