– Что, по-твоему, произошло в доме Танненберга? – первым нарушил молчание Лайон.
– Понятия не имею.
– Но у тебя должны же быть какие-то предположения.
– У меня их нет. Я никогда не ломаю голову над тем, чего не знаю.
– Ну… в общем, я думаю, что убийцу все-таки найдут. Он должен быть где-то здесь.
– Тебе виднее…
Они снова пристально посмотрели друг другу в глаза, а затем Лайон повернулся и вышел наружу. Хорват, как ни в чем не бывало, снова уселся перед компьютером и уставился на экран монитора.
Анте Пласкич был уверен, что Лайон Дойль подозревает именно его. Однако он также знал, что фотографу не известны какие-либо факты, подтверждающие его подозрения.
Пласкич действовал крайне осторожно и постоянно был начеку. Никому из окружающих даже в голову не приходило, что у него могут быть какие-то отношения с Самирой. Впрочем, между ними ничего, по сути, и не было. Просто медсестра бросала на него пристальные взгляды и постоянно старалась попасться ему на глаза. Они часто разговаривали, правда, говорила в основном она, а он лишь слушал ее, причем безо всякого интереса. Этой женщине, по-видимому, был нужен человек, который помог бы ей выбраться из Ирака, и она почему-то решила, что таким человеком вполне может стать Пласкич. Так или иначе, она всячески давала ему понять, что была бы не против, если бы между ними возникли близкие отношения – настолько близкие, насколько он сам захочет.
Он не коснулся ее и пальцем. Ему не нравились мусульманки – даже светловолосые и голубоглазые уроженки его родной страны, а тем более эта смуглая женщина с черными волосами и широким носом с раздувающимися ноздрями.
Однако он не стал ее отталкивать, понимая, что она может быть ему полезной. Да, от нее была польза, потому что она рассказывала ему о том, что происходит в доме Танненберга, какое у того состояние здоровья, кто ему звонил, кто к нему приходил и о том, что в отношениях Клары и ее мужа, Ахмеда Хусейни, возникли проблемы.
Самира была для Пласкича очень важным источником информации, что позволяло ему отправлять подробные отчеты в нанявшее его агентство – «Плэнит Сикьюрити». Анте составлял эти отчеты и передавал их сыну старосты деревни, который работал на Ясира. Этот египтянин являлся правой рукой Альфреда Танненберга, несмотря на то что в последнее время эти два человека друг друга ненавидели. Ясир пересылал отчеты Пласкича тем, кто нанял хорвата, и от них же получал дальнейшие инструкции для него.
Приехав в лагерь археологов вместе с Ахмедом, Ясир потребовал от Анте Пласкича предоставить ему достоверную информацию о состоянии здоровья Танненберга. Ни Ахмеду, ни Ясиру так и не удалось получить подтверждение своим предположениям о том, что Танненберг уже умирает. Доктор Наджеб категорически отказался обсуждать с ними эту тему.
Поэтому Пласкич попросил Самиру встретиться с ним, и она с радостью согласилась. Она пообещала, что, когда наступит ночь и все в лагере уснут, тайком впустит его в дом.
Самира сказала Пласкичу, что, если ему удастся под прикрытием ночи прошмыгнуть мимо охранников в дом Танненберга, они смогут побыть вдвоем. Она объяснила, что десять охранявших дом мужчин – пятеро у главного входа и пятеро у задней двери – после полуночи обычно собираются вместе, чтобы покурить и выпить кофе. Ему нужно было лишь дождаться этого момента, чтобы пробраться в дом с тыльной стороны. Там в наружной стене имелось оконце, через которое можно было пролезть в комнату, служившую кладовкой. Самира должна была оставить это оконце слегка приоткрытым, и Анте оставалось только пролезть через него в комнату и подождать, когда к нему придет Самира.
Анте одобрил предложенный Самирой план, хотя вовсе не собирался ждать ее в кладовке. Ему нужно было зайти в комнату Танненберга и посмотреть, в каком состоянии тот пребывает, а кроме того, расспросить об этом и Самиру.
Поначалу все происходило именно так, как они запланировали. Анте дождался, когда закончилось собрание, организованное Пико. Вскоре в лагере погасли все огни, и наступила тишина. Примерно в полночь он поднялся со своей койки и, стараясь не шуметь, ползком добрался до тыльной стены дома Танненберга. Там ему пришлось прождать, лежа в темноте, еще полчаса, пока один из мужчин, охранявших дом с противоположной стороны, не пришел за своими товарищами и не пригласил их выпить кофе. Обычно охранники во время таких перекуров не ослабляли своего внимания: они усаживались в стороне от дома, но при этом располагались так, чтобы никто не мог приблизиться к дому незаметно для них.
Охранники думали, что все видят, но они ошиблись. Пласкич сумел их перехитрить и, пробравшись к приоткрытому оконцу, проник через него в дом. У входа в комнату Танненберга с обеих сторон стояли стулья, на которых дремали два охранника. Они даже не заметили, откуда появился посторонний человек, и прежде чем они успели очнуться ото сна, каждый из них получил пулю в сердце. Глушитель на пистолете сработал как следует, и единственное, что было слышно – глухой стук свалившихся на пол тел. Затем Пласкич приоткрыл дверь в комнату Танненберга. Самира была права: старая служанка спала и не заметила, что кто-то вошел в комнату.
Самира увидела, что у Анте в руке пистолет, и перепугалась. Она подумала, что он собирается убить Танненберга, и попыталась преградить ему дорогу к кровати старика. Пласкич закрыл ей рот и шепотом попросил не кричать и успокоиться, однако она никак не отреагировала на его увещевания, а потому ее пришлось убить. Анте задушил Самиру, но он не сомневался, что виновата в этом была она сама: если бы она послушалась его и вела себя тихо и спокойно, то осталась бы в живых.
Старая служанка, похоже, тоже решила создать ему проблемы, потому что, как только она его заметила, тут же вскочила со стула, на котором дремала. Ему пришлось зажать ей рот и ударить пистолетом по голове. Ему показалось, что он ее убил: обливаясь кровью, она рухнула на пол с зияющей раной на голове и с открытыми, но ничего не видящими глазами. Однако этой старой ведьме все-таки удалось выжить. Он, конечно, предпочел бы, чтобы она умерла, хотя то, что она выжила, его не очень беспокоило: она все равно его толком не рассмотрела, потому что он был в маске, и в темной комнате служанка вряд ли могла его узнать.
Как и раньше, Анте проинформировал сына старосты деревни, работавшего на Ясира, обо всем, что увидел в доме Танненберга. Однако на этот раз он не написал ни единой строчки а лишь подробно рассказал, каким он увидел старика: в окружении аппаратуры, с капельницами на обеих руках.
Сын старосты деревни спросил Пласкича, не он ли убил медсестру и двух охранников, однако Анте ему ничего не ответил Сын старосты сильно разозлился и стал упрекать Анте в том, что теперь Полковник, скорее всего, прикажет задержать всех, кто работал на раскопках. Именно в этот момент и появился Лайон Дойль. Анте был уверен, что англичанин – не тот, за кого себя выдает. Более того, хорвату казалось, что Дойль приехал сюда примерно с такой же целью, что и он сам.
На следующий день Полковник пребывал в еще более мрачном настроении, чем раньше. Ахмед Хусейни терпеливо слушал офицера, стараясь не сказать что-нибудь такое, что могло бы его разозлить. Ясир в основном помалкивал.
– Я не уеду отсюда, пока мы не найдем убийцу. Он должен быть где-то здесь, среди этих людей, и сейчас смеется надо мной. Но я его найду, и когда это произойдет, он позавидует мертвым.
В комнату заглянула медсестра Алия: Клара прислала ее сказать, что их ждет дедушка.
Когда они вошли в комнату Альфреда Танненберга, он сидел в кресле, укутанный одеялом, и возле него не было капельниц.
Казалось, что он стал меньше ростом, к тому же он очень исхудал. А еще Альфред был необычайно бледен.
Стоя рядом с ним, Клара радостно улыбалась: ей удалось убедить доктора Наджеба сделать все возможное и невозможное для того, чтобы ее дедушка смог встретить Полковника сидя, демонстрируя этим, что его состояние улучшилось.