Происходил из сербского рода. Ученик Суворова, его сподвижник в Итальянском и Швейцарском походах 1799 г. В 1806—1809 гг.— командир корпуса в войне с Турцией. Во время Отечественной войны 1812 г. командовал авангардом русских войск при преследовании наполеоновской армии. С 1813 г.— командующий всей гвардией, с 1818 — генерал-губернатор Петербурга. Убит декабристом Каховским на Сенатской площади.

Стихией М. Милорадовича чуть ли не с первых дней службы были долги. Уж очень он любил быть щедрым, оказывать помощь всем, кто ни обратится, расточительным в застольях. «Не понимаю, какой интерес жить без долгов?» — оправдывался он.

В своем петербургском доме генерал Милорадович часто перемещал с места на место мебель, картины, статуи. На вопрос, зачем он это делает, генерал отвечал: «Скучно. Войны нет. Вот и нахожу дело».

Милорадович, исполняя должность петербургского губернатора и оставаясь в душе боевым генералом, не терпел бумаг, массой шедших к нему на стол, и подписывал их почти не читая. Зная об этом, один затейник разыграл шутку — направил ему челобитную такого содержания:

«Его сиятельству, петербургскому военному генерал-губернатору, генералу от инфантерии и разных орденов кавалеру, графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу покорнейшее прошение.

Благочестивые благодеяния вашего сиятельства, пролитые на всех, аки река Нева, протекли от востока на запад. Сим тронутый до глубины души моей, воздвигнул я в трубе своей жертвенник, перед ним стоя на коленях, сжигаю фимиам и вопию: „Ты еси Михаил,— спаси меня с присносущими! Ямщик Ершов"».

Милорадович, не глядя, отписал на прошении: «Исполнить немедленно».

За разные «дерзкие стихи», неприятные трону, Александр I решил отправить автора — молодого Пушкина — в ссылку. Милорадовичу, петербургскому генерал-губернатору, было поручено произвести дознание. Он пригласил к себе юношу, по-отечески распек его, а потом решил направить полицеймейстера домой к Пушкину для досмотра бумаг.

— Генерал,— сказал поэт,— там этих стихов вы не найдете. Лучше дайте мне перо и бумагу — я вам их все здесь на память напишу.

Милорадовичу понравилась благородная искренность поэта, и он ходатайствовал перед государыней о смягчении ему наказания.

Когда офицеры-декабристы в 1825 г. вывели на Сенатскую площадь верные им роты солдат, генерал-губернатор Петербурга М. Милорадович был встревожен. Заехав в конную гвардию и встретив там генерал-адъютанта Орлова, он пригласил его вместе отправиться на площадь убеждать мятежников. Орлов отказался со словами: «Этим людям необходимо совершить преступление, и нам не надо доставлять им к тому случай».

— Что же это за генерал-губернатор, который не сумеет пролить свою кровь, когда кровь должна быть пролита! — вскричал Милорадович и, взяв у  Орлова лошадь, поскакал на площадь.

Офицерам-декабристам удалось собрать на Сенатской площади около трех тысяч солдат. Появление на площади популярного в войсках генерала Милорадовича, обратившегося к солдатам с просьбой разойтись, встревожило организаторов восстания — членов тайного общества, и один из них — Каховский — выстрелил в Милорадовича из пистолета, тяжело ранив его.

Когда из раны героя Отечественной войны извлекли пулю, он посмотрел на нее и облегченно вздохнул: «Я уверен был, что это пуля не солдатская, не ружейная, стрелял, наверное, какой-нибудь шалун». Пуля Каховского оказалась для генерала смертельной.

Приняв 13 декабря 1825 г. царский трон, Николай I на следующий день был вынужден защищать самодержавную власть от восставших офицеров-декабристов. Ринувшись на Сенатскую площадь, где происходили беспорядки, он под шум, крики и выстрелы собирал верные ему войска и лихорадочно думал над планом дальнейших действий. В это время к нему подошел представитель дипломатического корпуса и выразил готовность поддержать царя присутствием в его свите иностранных послов. Николай I ответил: «То, что тут происходит,— это наше семейное дело, и в нем Европе делать нечего».

Офицеры-декабристы поторопились с восстанием и, потерпев неудачу, стойко встречали удары царского правосудия.

Подполковник М. Лунин, служивший в Варшаве у великого князя Константина Павловича, тоже был членом тайного общества. Томясь в ожидании указа царя об аресте, он отпросился у великого князя съездить поохотиться и ускакал в сторону силезской границы. Царский курьер, прибывший из Петербурга, громко досадовал, что Лунин сбежал, но Константин остановил его: «Помолчи, не таков человек этот Лунин, чтобы бегать» . Через день Лунин вернулся с охоты и спокойно принял весть об аресте. «А я бы не вернулся»,— сказал по этому поводу дежурный офицер Зайчиков. Константин вздохнул и тихо вымолвил: «В том-то и беда России, что Луниных мало, а Зайчиковых много».

При объявлении в суде приговора декабристам один из них — морской офицер лейтенант Бодиско — очень расстроился и даже заплакал. Узнав об этом, царь Николай I был доволен и, проникнувшись сочувствием к Бодиско, послал к нему генерал-адъютанта Чернышева выяснить, почему моряк плакал и о чем просил. Чернышев вскоре вернулся и, смущаясь, сказал царю: «Злодей он, ваше величество, и плакал только от того, что приговор свой счел мягким в сравнении с наказанием других злодеев».

Поэт Александр Полежаев, разгневавший в 1826 г. Николая I своей сатирической поэмой «Сашка», был вызван к нему, где узнал о решении царя отправить его «для очищения» на военную службу. Когда под ночь Полежаева привели к начальнику Главного штаба генералу И. Дибичу, тот уже спал. Пробужденный ото сна, Дибич прочитал препроводительную бумагу и, зевая, снисходительно ободрил поэта: «Ну что ж, это доброе дело, послужите на военной. Я вот все в военной службе; видите — дослужился, и вы, может быть, будете генералом ».

На одной из гауптвахт Петербурга оказались под арестом два офицера — гвардейский и морской. По заступлении на службу караула, которым начальствовал друг гвардейца, последний был отпущен на несколько часов домой. Моряку это не понравилось, и он донес о случае коменданту. Друзей-гвардейцев предали военному суду, который разжаловал их в солдаты, но вмешался царь Николай I, который положил следующую резолюцию: