Центром сюжета «Беовульфа» является огромный зал, в котором король Дании и его приближенные собираются на вечерние пиры, где король чествует их и где происходит обмен дарами, рассказами и героическими балладами. «Такой успех на поле брани и такая огромная слава сопутствовали Хродгару, что его родичи горели желанием служить ему, и таким образом число его молодых слуг увеличивалось до тех пор, пока не превратилось в грозную армию. Ему пришло в голову приказать воздвигнуть здание, которое должно было стать самой большой пиршественной залой, в которой он мог одаривать молодых и стариков всем тем, что вручил ему Бог, за исключением государственных земель и человеческой жизни. И вот, как я слышал, по всему миру был разослан приказ о его постройке, и вскоре огромное здание было закончено. Король назвал его Хеорот и сдержал свое обещание на пиру, на котором он раздавал кольца и сокровища. Высокое здание с остроконечной крышей высилось над головой; но ему еще предстояло пережить ужасный, бушующий пожар, когда со временем между Хродгаром и его зятем разгорелась смертельная междоусобица после оскорбления действием» (иллюстрация 4а).
Хеорот был большим, но простым деревянным строением; это был открытый, похожий на сарай зал. За последние годы в Англии были обнаружены остатки нескольких таких королевских залов: первый, самый замечательный, в Иверинге (Нортумбрия), где аэрофотосъемка обнаружила следы нескольких построек, а раскопки — выемки и отверстия для столбов в фундаменте нескольких залов, построенных из дерева. Хеорот был деревянным, и в конце концов его охватило пламя, и он сгорел. Это, вероятно, объясняет то, почему дворец в Иверинге несколько раз восстанавливали. Во время написания этой книги шли раскопки дворца саксонских и более поздних королей в Чеддаре (Сомерсет); была обнаружена группа построек, занимающая большую площадь, а в ее центре — саксонский пиршественный зал из дерева IX века или более раннего периода размером 90 на 18 футов.
Залы в Иверинге и Чеддаре, подобно Хеороту, были прежде всего пиршественными залами, где великий король или полководец трапезничал вечером в окружении своих приверженцев, воинов его свиты, которых связывали с ним крепчайшие узы верности. Великолепие зала отражало величие короля: говорят, Хеорот был обшит золотыми листами. «Когда мы сели пировать, — сообщает сам Беовульф, — король данов щедро наградил меня за эту победу в битве сокровищами и вычеканенным золотом. Затем начались песни и празднование, а патриарх Хродгар, у которого в запасе всегда есть множество историй, стал рассказывать о давно прошедших временах и время от времени наигрывал на арфе приятную мелодию. Там и сям исполнялась какая-нибудь правдивая баллада с несчастливым концом, иногда король вспоминал какую-нибудь любопытную легенду в ее точном варианте...» Не всегда все было гладко. В «Беовульфе» как особый признак добродетели героя было отмечено, что, будучи навеселе, он не убивал своих приближенных, и приводятся несколько историй о том, как начинались или продолжались междоусобицы от взволнованного спора, подогретого крепким медом в «медовом зале», как его часто называли. Несмотря на такие периодически случающиеся нарушения порядка, вечер проходил по традиционному сценарию и заканчивался появлением королевы, которая обносила драгоценным кубком всех сидящих в зале, а затем уводила своего мужа в спальню. Спальня, очевидно, была отдельно стоящей постройкой, а в другой такой постройке, как повествуется в поэме, разместили Беовульфа, который еще гостем приезжал к королю данов. Дворец чем-то напоминал деревню — группа помещений и домиков, посреди которых находилась пиршественная зала; но только у великих мира сего были отдельные спальни. Большинство воинов спали в зале, включая доверенного советника Хродгара, которого во время сна схватила и унесла из Хеорота мать чудовища Гренделя. Только король и особо почетные гости могли рассчитывать на уединение.
Хеорот был штаб-квартирой короля и его приверженцев. Из него они днем отправлялись покататься на лошадях и на охоту, летом — в более дальние экспедиции, на войну, грабежи и междоусобицы, а также оттуда король правил своим королевством и там вершил суд. В Хеорот они возвращались, чтобы выпить, обменяться дарами, а в более серьезных случаях — держать совет.
В «Беовульфе» много говорится о золоте. Им облицован Хеорот, оно украшает королеву, король именуется «прославленным владыкой, дарующим золотые кольца». Каждое важное событие увенчивается обменом подарками, среди которых выделяются золотые кубки и позолоченные доспехи. В этом состояла основная часть жизни воинов-варваров в те времена, когда Римская империя на западе пала под натиском их оружия. Рим стал для них источником большей части их золотых запасов, но они использовали его по-своему. Они принимали изделия из золота как символ богатства и знатности: король должен иметь возможность демонстрировать его в своей пиршественной зале, на доспехах, на своей супруге. Он должен был иметь возможность одаривать им своих приближенных, но при этом оставаться богаче, чем они. Это означало, что необходимо было постоянно воевать, чтобы обеспечить себя соответствующими запасами добычи, собирать дань, получать дары и даже время от времени, возможно, торговать. И это одна из причин, по которым грабительские походы играли такую большую роль в истории и легендах V и VI вв. Это объясняет, почему самые большие запасы римского золота были обнаружены так далеко от Римской империи — в Скандинавии и в районе Балтийского моря — и как сокровища из Средиземноморья, Швеции и Галлии оказались собранными в Саттон-Ху.
Со временем золотой запас стал иссякать. Когда в VIII в. появились деньги, они были серебряными — как и везде на севере Европы в этот период. Даже в «Беовульфе» есть намеки на более прочную основу общественной организации. Король народа гаутов подарил Беовульфу меч, эфес которого был покрыт золотом, а также еще «зал и семь тысяч гайд земли». Это напоминает нам о том, что земля давно уже была самой постоянной формой богатства, что по мере уменьшения запасов золота земля становилась обычным даром приближенным в награду за верность. В английских королевствах король был самым крупным землевладельцем, и он кормил своих придворных, либо перемещаясь от одной усадьбы к другой и поедая произведенные в ней сельскохозяйственные продукты, либо приказывал, чтобы их на кораблях или повозках доставляли к нему в пиршественную залу. В конце VII в. закон короля Уэссекса Ине гласил: «Оброк с 10 гайд: 10 бочек меда, 300 буханок хлеба, 12 амберов валлийского эля, 30 — чистого эля, две коровы или 10 валухов, 10 гусей, 20 кур, 10 головок сыра, 1 амбер масла, 5 лососей, 20 фунтов фуража и 100 угрей». Это было указание, а не точный перечень, но оно ярко напоминает нам о сложности управления хозяйством до появления постоянных средств денежного обращения, или соответствующей системы рынков, или приемлемых условий транспортировки. Однако задолго до Нормандского завоевания деньги и рынки развились так, как король Ине и мечтать не мог. И хотя транспорт был ужасным по современным меркам, он был тщательно организован, и «ферма одной ночи», как причудливо называли основную единицу оброка, могла быть переведена в наличные деньги, то есть повозки серебряных пенсов. Серебряный пенни был единственным имевшим хождение средством денежного обращения, которое существовало в этой стране между его введением Оффой и появлением золотых монет в XIV в.
«Беовульф» показывает нам общество, в котором воины посвящали себя верному служению своему господину и участию в его и своих собственных кровавых междоусобицах. Но совершенно ясно, что это не было их единственным занятием, и еще менее — единственной заботой изначальных слушателей поэмы. Не одного короля Нортумбрии Беда Достопочтенный называет образованным человеком, а королю Келвульфу он посвятил свою «Церковную историю». Но чтобы быстрее всего исправить представление о том, что саксонские короли были просто варварами, следует бросить взгляд на «Жизнь короля Альфреда», написанную Ассером. Без сомнения, мы живем в более гуманном мире, чем мир Хенгиста (англосаксонский вождь, умер в 488 г. — Пер.) или Саттон-Ху. Мы должны учитывать сильный рост государственной организации и умения жить в мире. Но во времена Альфреда угрозу английским королевствам представляли армии захватчиков данов. «Англосаксонская хроника» рисует картину бедствия, и складывается отчетливое впечатление того, что даже победы Альфреду доставались нелегко и были непрочными, даже Уэссекс был на пороге распада. Альфред в силу сложившихся обстоятельств стал великим воином и воевал с охотой. Ассер сообщает нам, что вкус к этому он унаследовал. Он днем и ночью жадно слушал саксонские стихи, хотя нам и не сообщают, были ли это поэмы о героических междоусобицах или стихи религиозного содержания. И те и другие читались в Хеороте, и можно предположить, что и те и другие привлекали Альфреда. Он также был страстным любителем охоты, как и все успешные короли Средневековья: это был королевский вид спорта, который направлял энергию воинов на менее вредное занятие (по крайней мере, не было человеческих жертв), чем войну; он приучал людей к быстрым и энергичным действиям в полевых условиях, давал им возможность тренироваться.