Наиболее запоминаются следующие образцы:

“Спящая красавица и семь богатырей” — прозрачная люлька, подвешенная внутри изящных пружинящих обручей с семью шипами, во избежание покушений на спящую внутри девственницу, — наиболее дорогая.

“Солитер-эгоист” — продолговатая, с солидной крышкой штука для зажиточных холостяков, расписанная довольно легкомысленными рисунками.

“Райская кабинка” — для молодоженов, уширенного образца.

“Вечность” — чугунный саркофаг цельного литья с небольшим иллюминатором огнеупорного зеленоватого стекла, опускается непосредственно на дно океана.

“Давайте отдохнем” — продолговатый граненый ящик с крышкой на обыкновенных мебельных винтах; и другие в том же роде.

Слышен разговор молодой супружеской четы, когда подходят Стоккер и Мак-Кинли.

Он. По-моему, это немножко непрактичный цвет, Лиззи. Ты всегда выбираешь в цвет к своим глазам… Но ведь это будет стоять не в гостиной!

Она. Тогда лучше остановимся на давешней, та гораздо комфортабельнее, а для твоей мамы возьмем что-нибудь попроще, ей уже все равно… Однако что же мы выберем для твоего племянника?

Заведующий индивидуально-капсульным отделом настойчиво пытается всучить м-ру Мак-Кинли последнюю из перечисленных выше моделей.

Стоккер. Я настоятельно рекомендую эту… она недорога, крайне гигиенична, почти невесома: можно брать с собою под мышку хоть в театр!.. — ну, разумеется, если сдавать под номер гардеробщику. Обратите внимание на автоматическое спусковое устройство: газ начинает поступать тотчас, едва завинтят крышку. Вам не нравится?.. Или хотите примерить? У нас имеется примерочное помещение с зеркальным потолком!

Мак-Кинли. Нет, видите ли, это вызывает во мне… ну, посторонние воспоминания.

Стоккер. О, это в смысле, количества граней? Тогда вон там найдутся более отвлеченные формы. Кроме того, вон та модель даже с музыкой: имеется специальный механизм для проигрывания! Называется “Ладья мистера Харона”. (Они направляются туда.) Лично я даже предпочитаю капсульное хранение. Гранит… А мало ли что про него откроют впереди! А вдруг гранит тоже взрывчатка? К тому же, если взять капсулу с надежной амортизацией на случай воздушной волны…

Мак-Кинли (содрогаясь). Видите ли, я еще собирался после этого жениться… Благодарю вас, я подумаю.

Они корректно раскланиваются и расходятся.

Диктор. И вот мистер Мак-Кинли оказался в безвыходном положении. Мечта о безопасных семейных радостях не давала ему покоя. Но изолированное под земное помещение было не по карману, а скитание хотя бы в гигиенической шкатулке по раскаленным небесам тоже не слишком привлекало его. Надо отдать должное мистеру Мак-Кинли: прежде чем решиться на крайние меры, он испробовал все менее преступные средства.

Вон он пытается под проливным дождем ограбить франтоватого пьянчугу по выходе из ночного вертепа. Вмешивается полицейский, и притворившемуся приятелем м-ру Мак-Кинли приходится за свой счет доставлять безденежную жертву по указанному в визитной карточке адресу.

Вот м-р Мак-Кинли мучительно сочиняет вымогательское, под угрозой страшной смерти, письмо владельцу одного нарядного особняка, мимо которого ежедневно ходит на службу. На другое же утро в условленном месте, под кустарничком, красуется подозрительно толстый пакет, а по противоположной стороне прогуливается классический, в канотье и полуторного роста, детектив.

Диктор. В довершение всего оказалось, что даже в таком богатом христианском городе занять недостающие для счастья 8220 долларов под честное слово христианина — безнадежное дело. Тогда мистеру Мак-Кинли и вспомнилась подслушанная в кафе история про иностранного бакалавра с топором… Пора было приступать к поискам какой-либо малоценной старухи.

Скитания м-ра Мак-Кинли по городу в поисках подходящего объекта.

Он на вокзале, среди провожающих: нету! Он на скачках в публике. Казалось бы, выбор здесь вполне достаточный, но ни одна из подходящих кандидаток в увлечении игрой просто не замечает его усилий завязать близкое, с солидными намерениями знакомство.

Мистер Мак-Кинли в молитвенном доме, где множество малозажиточного вида старух с вытянутыми гусиными шеями тянут гимны под управлением такого же прозрачного на просвет проповедника. Изучая каждую порознь, м-р Мак-Кинли местами подпевает им слегка, потом скептически морщится и уходит.

Он забредает также в косметический институт. Адское стрекотание массажных, вибрационных и прочих омолодительных аппаратов, но даже и сквозь этот шум могуче прорываются такты той, райской мелодии. Происходит очередная пантомима: под предлогом удаления родинки где-то за ухом м-р Мак-Кинли вступает в нудное объяснение с главным магом-оператором, образцово-показательным мужчиной пронзительной ассирийской внешности. Тот сокрушенно качает головой, в мимическом смысле: “Тут никак нельзя ковыряться, опасно: слишком близко к мозгам!”

Тем временем м-р Мак-Кинли поочередно обследует взглядом букет перезрелых дам, чающих возвращения молодости. Кажется, одна — долговязая, тощая, носатая до сходства с грифом — совершенно подходит для намеченного мероприятия. На ней показное множество драгоценностей, — значит, богата; она жаждет нравиться, — значит, при умелом обращении уязвима для мужских чар; она в трауре, — значит, одинока, что в особенности благоприятствует успеху дела.

Диктор. Не теряйте времени, мистер Мак-Кинли. Забирайте в охапку вашу удачную находку!

С видом прожигателя жизни м-р Мак-Кинли шествует за своей жертвой. В переполненном, на людной улице, кафе ему удается настигнуть ее наконец. Жестом он просит разрешения воспользоваться пустым местом за ее столиком.

— Я не запомню такого тропического августа… — говорит м-р Мак-Кинли, садясь и приподымая шляпу в благодарность за позволение. — Впрочем, у нас в Оклахоме, помнится, случалось, в детстве, и не такое пекло!

— Зато, наверно, будет ранняя и дождливая осень… — охотно откликается будущая жертва.

Миссис Шамуэй рассеянно кивает, занятая какой-то довольно калорийной пищей. Такие, по уверениям сведущих лиц, обожают всякие зверские зрелища!

— Вы сидите на самом выгодном месте во всем кафе. Я тоже давно облюбовал этот столик, — отважно приступает к своей тяжелой работе м-р Мак-Кинли, касаясь полей шляпы. — Отсюда выгодней всего наблюдать все несчастные случаи… По городской статистике, большинство их происходит именно на этом перекрестке и в этот час. По отзывам одного знакомого репортера, перед вами наиболее богатый происшествиями перекресток в мире. Кстати, третьего дня произошло очень милое столкновение двух автомашин.

Что-то в наружности миссис Шамуэй располагает его к импровизации такого рода.

— И много крови было? — интересуется миссис Шамуэй.

— Да, и, по моим наблюдениям, она поразительно медленно сохнет… даже в такую погоду!

Не без сожаления м-с Шамуэй расплачивается с официантом и уходит. Но, значит, выстрел охотника попал в цель: на следующий вечер уже сама миссис Шамуэй подходит к столику, предусмотрительно занятому м-ром Мак-Кинли.

— Ну как, ничего не произошло пока? — приветливо и уже тоном сообщницы осведомляется она, запросто присаживаясь на свое место. — Я тоже большая любительница наблюдать… ну, всякие такие пестрые уличные бытовые сценки!

— Вот, терпеливо жду пока… — тоном бывалого рыбака говорит Мак-Кинли, приподымая шляпу. — Но только при вашей врожденной нервности… я бы предписал вам воздерживаться от чрезмерных впечатлений!

— О, вам делает честь такая наблюдательность! Вы врач?

— Немножко. Мне и в прошлый раз показалось, у вас были не то чтобы заплаканные, а как бы в дымке давней печали… глаза. Простите, ваше состояние дает мне право, пусть на непрошеное, сочувствие. Скажите… у вас большое горе?

— Три дня назад я предала земле близкое мне существо, — тронутая проникновенным тоном м-ра Мак-Кинли, признается приручаемая жертва.

— Мне также знакомо такое опустошение, эта сверлящая после ночной бури тишина, — с опущенными глазами платит откровенностью за доверие м-р Мак-Кинли. — Вот уже два года с лишним, как я напрасно пытаюсь найти какую-нибудь привлекательность в своем одиночестве…