Нигер Фабий тут же улыбнулся и обнял римского солдата за плечи.

— Это Сильван, — сказал, глядя на нас, купец. — Если бы не он, то я давным-давно разорился бы, проходя через римские таможни.

Офицер громко рассмеялся, услышав это замечание. Похоже, ему было наплевать на то, что все узнали о его продажности. Наоборот, он был рад этому, поскольку надеялся найти таким образом новых клиентов. Римляне не считают взятки чем-то зазорным. Для них это всего лишь пошлины или налоги, которые нигде и никем не учитываются.

— А это мой друг Корисиос, — представил меня Нигер Фабий. — Он кельтский друид.

Сильван уставился на меня широко открытыми от страха глазами, словно передним стоял не человек, а злое божество с тремя головами. Через несколько мгновений он, похоже, взял себя в руки и, все еще с опаской глядя на меня, сделал шаг назад.

— Берегись этого друида, Сильван. Говорят, что они могут заколдовывать животных и убивать людей, не прикасаясь к ним. Друиды, знающие священные стихи, не нуждаются в оружии. Надеюсь, что ты не стал заложником своей жадности и не потребовал у Корисиоса слишком высокую плату?

Римский офицер тут же развязал свой кошелек и, глядя на лежащие там монеты с отвращением и страхом, вернул их мне. При этом Сильван спросил сам у себя, боится ли он кельтских друидов. И, нервно качая головой из стороны в сторону, сам же заявил, будто не видит повода испытывать перед ними страх. Он громко, наигранно рассмеялся, а затем сказал, что не станет требовать ни одного асса с друга Нигера Фабия. Однако я видел страх, застывший в глазах офицера, напоминавшего мне в тот момент испуганную жабу. Я про себя отметил, что такое поведение Сильвана довольно примечательно и вполне может пригодиться мне в будущем. Похоже, суеверия римлян были настолько сильны, что даже варвар-калека, который не мог уверенно стоять на ногах, был способен заставить трепетать от страха закаленного в битвах и вооруженного до зубов римского офицера. Конечно же, при условии, что этот варвар — друид!

— Э, Сильван, да от тебя пахнет так, словно я оказался в огромном шатре, до отказа набитом конкубинами! Можешь мне не верить, но одной капли благовония вполне достаточно!

— Дай мне еще немного. Пора бы тебе запомнить, что офицерам очень нравятся подобные запахи.

— А я всегда думал, что от римских легионеров должно разить луком и чесноком!

— Да, ты прав — именно так и воняет от простых легионеров. Но я — офицер!

Нигер Фабий пригласил нас на ужин в самый большой шатер, принадлежавший ему. Там, растянувшись на мягких обеденных ложах, уже возлежали несколько купцов, тоги которых свидетельствовали о том, что эти люди являются римскими гражданами. Нубийские рабыни по первому требованию подносили им вино, вареные яйца и посыпанные сезамом свежие лепешки. Лишь один из присутствовавших в шатре гостей сидел на стуле. С первого же взгляда я понял, что этот мужчина не римлянин. Он был одет в довольно теплую тунику с длинными рукавами, которую украшали разноцветные полосы. Сейчас, когда он сидел на стуле, край его туники находился примерно на уровне лодыжек. У него была растрепанная борода, а кудрявые волосы на его голове торчали во все стороны. Он чем-то напоминал мечтателя или философа, задумчиво глядевшего в пустоту. Лишь когда гость улыбнулся мне, я узнал его: это был Махес Тициан, купец из Сирии, имя которого скорее говорило о его иранском происхождении. Я улыбнулся ему в ответ и взглянул на двух рабов, жаривших перед входом в шатер целую свинью, пронзенную вертелом. Дрова весело потрескивали в костре. Один из рабов орудовал большой кисточкой из мягкого конского волоса. Медленно и благоговейно, словно совершая какой-то священный ритуал, раб опускал кисточку в горшочек с соусом и размазывал аппетитно пахнущую жидкость по туше. Второй раб, темнокожий нубиец, радостно улыбаясь, крутил вертел и следил, чтобы огонь не погас.

— Корисиос! — выкрикнул кто-то мое имя. Один из расположившихся на ложах римлян резко вскочил на ноги, и я тут же понял, что уже слышал это отвратительное кряхтенье и тяжелое дыхание. Ко мне подошел Пизо, шпион Луция, собиравший для него информацию и преследовавший его должников. Провокатор, негодяй и лжец. Пизо тут же объявил во всеуслышание, что я друид гельветов, который свободно говорит и пишет на всех языках народов Средиземноморья. Я хотел было возразить и сказать, что он несколько преувеличивает, но в то же мгновенье передумал, не желая показаться невежливым. Однако я все же посчитал уместным поправить римлянина и сообщить, какое племя я считаю родным.

— Я из племени кельтских рауриков, — объяснил я. — Мы живем там, где Ренус изгибается и отделяет земли кельтов от земель, принадлежащих тому народу, который вы называете германцами.

Один из купцов, нос которого больше напоминал не часть человеческого тела, а причудливо изогнутый корень дерева, ответил на мое замечание, что он, дескать, не видит никакой разницы: варвары они и есть варвары. Римляне, сидевшие вокруг него и за его спиной, расплылись в улыбках и захлопали в ладоши в знак одобрения. Махес Тициан, улыбаясь, возразил, что, на его взгляд, несколько опрометчиво называть варваром молодого человека, владеющего такими обширными познаниями, как я. Я легким кивком поблагодарил его за поддержку. Затем Махес протянул мне бронзовый амулет, на котором был выгравирован глаз.

— Он принесет тебе удачу, — сказал сирийский купец. — Этот талисман отгоняет злых духов.

— Но ведь это не кельтский глаз, — тихо возразил я. — Поэтому он вряд ли сможет принести мне счастье.

Купцы, собравшиеся в шатре Нигера Фабия, громко рассмеялись.

— Всем известно, что амулеты из Иудеи приносят одни несчастья! Ты оказался достаточно проницательным, чтобы понять это, друид! — воскликнул один из римлян, когда смех немного стих. Купцы уже выпили довольно много красного вина, на которое хозяин явно не скупился, поэтому находились в приподнятом настроении и отвечали оглушительным хохотом на любое хоть сколько-нибудь остроумное замечание.

Махес молчал. Похоже, он чувствовал себя оскорбленным.

— Barba non facit philosophum, — попытался пошутить Пизо. Это означало примерно следующее: «Не всяк тот философ, у кого выросла борода».

Ко мне подошел раб и протянул кубок с вином.

— Кекубер из Кампаньи! — заявил Сильван с видом знатока и неприятно ухмыльнулся. При этом римский офицер заговорщически подмигнул мне. Я еще ни разу в жизни не пил произведенный в Кампанье кекубер. Это было крепкое вино, с ярко выраженным приятным фруктовым привкусом. Стоявший за моей спиной раб открыл еще одну амфору и налил вино в бронзовый кувшин, процеживая красную жидкость через несколько слоев льняной ткани. Кувшин был настолько велик, что его поддерживал второй раб, помогавший первому. Затем в процеженное вино добавили воду и тщательно перемешали. Нигер Фабий оказался очень гостеприимным хозяином. Через некоторое время на стол подали свиное мясо, которое рабы тут же разрезали на небольшие кусочки. Купец, принимавший гостей, прекрасно знал все обычаи римлян. В качестве гарнира к мясу подали отваренные до мягкого состояния зерна желтого цвета.

— Это орица, — сказал Нигер Фабий. — На самом деле эти зерна белые, по мы варим их с шафраном. Поэтому они приобретают пикантный привкус и становятся желтоватыми.

— Ты что, хочешь отравить нас? — возмутился опьяненный вином Сильван и с недоверием понюхал поданное ему блюдо с рисом.

Услышав слова офицера, Пизо оглушительно рассмеялся, показывая тем самым, что он знаком с обычаями многих народов и объездил почти весь мир.

— Римские офицеры, которые служат на востоке, с удовольствием едят это блюдо. Более того, они утверждают, что оно помогает больным быстрее встать на ноги.

— Если это в самом деле так, то Цезарь наверняка будет покупать у тебя эти зерна в невероятных количествах, — ухмыльнулся Сильван, на что римские купцы вновь рассмеялись.

— Конечно, если цена будет разумной, — вставил торговец с уродливым носом. — Но я-то прекрасно знаю арабов! Все вы кровопийцы!