Я едва передвигал ноги, так что поддерживавшим меня с двух сторон воинам пришлось буквально нести меня. За нами следом шли зеваки, которые, очевидно, хотели собственными глазами увидеть мою встречу с Базилусом.

Оппидум тигуринов оказался гораздо больше, чем тот, который раурики построили у изгиба Ренуса. Широкие улицы отделяли друг от друга длинные жилые дома, рынок и мастерские.

Тогда я хотел совсем немного — поскорее увидеть Базилуса и оказаться в деревянной кадке, наполненной до краев горячей водой. Я был готов отдать все сокровища мира за возможность расслабить свои мышцы, которые напряглись до предела, натянувшись, словно канаты сиракузской катапульты. Но, надо полагать, такова была цена славы! Я уже не мог сказать, что принадлежу только себе, поскольку обязан был удовлетворять любопытство всех тех, кто узнал о моих подвигах и хотел увидеть меня собственными глазами. Меня встретили с такими почестями, словно я был великим воином, снискавшим себе славу на поле битвы. Почувствовав, что вновь могу идти сам, я попросил сопровождавших меня воинов отпустить мои руки. Негоже настоящему герою показывать свою слабость! Я не был беспомощным стариком и не хотел, чтобы Базилус видел, как меня, гордого раурика, ведут под руки двое тигуринов. Сейчас мне уже приходилось пробираться сквозь толпу, обеими руками прокладывая себе путь. Заметив меня, многие сами отходили в сторону, и я видел перед собой что-то вроде узкого коридора, указывавшего мне путь. Я уже привык к тому, что каждый, кто мог до меня дотянуться, пытался похлопать меня по плечу. Но я все еще довольно неуверенно стоял на ногах, поэтому от подобных подбадривающих жестов мог в любой момент рухнуть на землю.

Конечно же, сопровождаемый красивой германской рабыней кельт, который прославился в честном бою и нес на плече лук поверженного им германского вождя, должен был сначала поведать собравшимся свою историю. Должен отметить, что я заметил одну интересную особенность: чем чаще ты рассказываешь какую-нибудь историю о великом подвиге, тем большим количеством удивительных деталей она обрастает. Зеваки с открытыми ртами слушали мой рассказ о том, что поверженный мной воин-великан был на самом деле не один, а его сопровождал брат-близнец… Если бы Ванда не одернула меня, слегка толкнув ногой, то я наверняка вспомнил бы еще множество новых подробностей. Клянусь богами, будь на то моя воля, рассказ о поединке с германцем стал бы более захватывающим, чем все произведения греческой и римской литературы, вместе взятые!

Какими удивительными случайностями полна наша жизнь! Из многочисленных жителей нашего селения именно я, хромой юнец, смог спастись и убежать от воинов Ариовиста. Но еще более странным стечением обстоятельств кажется тот факт, что мне удалось выйти победителем из боя с германским вождем. Это произошло лишь благодаря моей нерасторопности — я не успел вовремя отпрыгнуть в сторону. Да, у кельтских богов есть чувство юмора, вряд ли кто-нибудь сможет поспорить с этим утверждением! Люсия громко взвизгнула, и я резко обернулся. Наверное, кто-то наступил ей на лапу. Если бы не она, то меня сейчас наверняка не было бы в живых. Я гордился своей собакой. Среди тех, кого я знал, было не так уж много людей, на которых я мог положиться так же, как на Люсию. Большинство из моих соплеменников наверняка просто убежали бы, почувствовав опасность, и не стали бы рисковать ради меня своей жизнью.

Вдруг все голоса смолкли. Толпа перед нами расступилась. Узкий живой коридор из людей, по которому мне до сих пор приходилось пробираться, превратился в широкую улицу. Широкую настолько, что по ней одна рядом с другой могли бы проехать две телеги. Передо мной стоял величественный старец с длинной седой бородой, одетый в кельтскую кольчугу. На его шее я заметил искусно украшенный массивный золотой обруч. Кожу старца высушили солнце и ветер, высокий, широкий лоб явно свидетельствовал о выдающихся умственных способностях своего обладателя. Под густыми бровями сверкали большие глаза, которые, казалось, могли заглянуть прямо в душу. Ветер развевал его волосы, и в те несколько мгновений, пока старец молча рассматривал меня, я почти поверил, что передо мной стоит бог.

В то время Дивикону было уже больше восьмидесяти лет! Глядя на него, я ни мгновения не сомневался в том, что боги подарили ему такую долгую жизнь лишь с одной-единственной целью: он должен был возглавить племена кельтов и отвести их к побережью Атлантикуса. Я был взволнован и тронут до глубины души. Мне выпала великая честь увидеть собственными глазами самого Дивикона, князя тигуринов и правителя земель гельветов. Великого Дивикона, о котором слагали легенды еще при его жизни, потому что он пятьдесят лет назад разгромил римский легион. Но, так же как и германцы, князь тигуринов не смог тогда воспользоваться своей победой.

— Да славится имя твое, благородный Дивикон, победивший консула Луция Кассия, герой Гарумны, князь тигуринов и вождь гельветов! — я пытался говорить как можно громче и увереннее, стараясь, чтобы голос мой не дрогнул в самый неподходящий момент. Я бы сказал, что по кельтским меркам мое приветствие было довольно скупым на похвалы и слишком коротким. Мы, кельты, ничто не ценим так высоко, как похвалу, услышанную из уст другого человека при большом скоплении народа. В то время как подобная хвалебная речь невероятно приятна для кельта, любое, даже на первый взгляд незначительное публичное оскорбление для нас просто невыносимо. Я протянул Дивикону золотой обруч Постулуса. В знак почтения я склонил голову и держал украшение на раскрытых ладонях:

— Этот обруч принадлежал Постулусу, старейшине нашей деревни.

Дивикон принял обруч, не сводя с меня пристального взгляда.

— Покажи мне твой кинжал, Корисиос!

Такое требование застало меня врасплох, я не знал, что и думать. Откуда Дивикон мог знать мое имя? Почему он захотел взглянуть на мой кинжал? Немного замешкавшись, я достал оружие из ножен и протянул его князю тигуринов. Дивикон лишь мельком взглянул на широкое лезвие. Только сейчас я осознал, что до сих пор не стер засохшие следы крови. Когда Дивикон вновь посмотрел на меня, я молча протянул ему нож для жертвоприношений.

Он тоже был в крови. Еще один мужчина подошел к нам и остановился рядом с Дивиконом, лицом ко мне. Это был друид, которого я никогда раньше не видел, высокий и худой, со впалыми щеками и горящим взглядом. В длинной вьющейся бороде иссиня-черного цвета лишь кое-где виднелись седые волосы. Он взял в руки жертвенный нож, внимательно рассмотрел его, поднес к носу, шумно втянул воздух, провел пальцем по испачканному кровью лезвию и, наконец, кивнул Дивикону.

— Корисиос, воин из племени рауриков, на этом ноже кровь принесенного в жертву богам вола и кровь свева. Ты именно тот, о ком рассказывал нам друид Сантониг, утверждая, будто ты тоже хочешь стать друидом. Но тебе уготована иная судьба. Боги решили, что ты будешь избранным, который повергнет орла. Мне суждено возглавить долгое странствование моего народа к побережью Атлантикуса, а тебе — уничтожить орла. — Закончив свою речь, Дивикон взглянул на Люсию. Без сомнения, Базилус оказал мне дружескую услугу, рассказав тигуринам о пророчестве Сантонига и о моем героическом поединке с германским вождем. Но постепенно у меня начинало складываться впечатление, что мой друг детства перегнул палку и перестарался в стремлении украсить свой рассказ.

Дивикон осмотрел Ванду с ног до головы и спросил меня:

— Кто эта женщина?

— Моя жена, — сразу же ответил я, даже не задумываясь. И в то же мгновение был готов от отчаяния вырвать себе усы. Если у меня была жена, значит, я не мог стать друидом! Ванда и бровью не повела. Так же равнодушно, как и прежде, она наблюдала за всем происходящим.

— Принесите им горячую воду и чистую одежду, — приказал Дивикон стоявшим поблизости воинам. Князь тигуринов в очередной раз смерил меня испытующим взглядом, словно желая понять, было ли сказанное мною чистой правдой или сплошной ложью. Теперь у меня просто не хватало духу спросить о Базилусе. Если Дивикон велел приготовить для нас горячую воду, значит, мы должны были выкупаться.