Я благодарил за покупки, прощался, а сам не смог удержаться, чтобы не заплакать. «И действительно. Что же происходит? - Думал я. – Какие-то старые, злые ведьмы, как личная охрана, постоянно при ней. И не скажи при них искреннего слова, не объяснись. Вот приходила она второй раз, а я опять всё проворонил. Ворона, я ворона. Настоящая, серенькая. Так ли ведут себя соколы».

Замазав глиной, растрескавшиеся, деревья я помыл руки и вышел на террасу с книгой.

В половине десятого, созерцал сизое небо и бледно-розовую луну. Через час картина изменилась, небо стало тёмно-серым, а луна приобрела едко-жёлтый цвет. Оставив чтение, вышел во двор полюбоваться звёздами, не оставляя надежды на то, что случиться чудо, и придёт Фаина. Надеялся, несмотря на то, что всё это было наивно. Её поход, ночью, одной, к молодому человеку, был бы сравни безумию. Я понимал всю тщетность своих надежд, и в то же время, веря в чудеса, продолжал надеяться. И чудо произошло.

Оторвав глаза от звёзд, увидел её. Она стояла рядом, обхватив себя руками, и ласково смотрела на меня. В её взгляде не было страсти, какого-то страшного для дальнейшей судьбы решения. Глаза светились покоем.

Я пригласил её на террасу, обещал чай, варенье. Но, она попросила, что бы я показал ей сад.

В саду было темно, яблони различались лишь по светлым пятнам яблок, висящих на ветвях. Нас окружала жаркая августовская ночь, тишину которой нарушали лишь кузнечики своим стрекотанием. Очень громко в ночной тишине падали яблоки. Ударяясь о землю, они подпрыгивали, как резиновые мячики, и падали не по одному, а сразу по два по три. Происходило это с завидной периодичностью.

И всякий раз, когда срывались они с веток и падали, Фаина хваталась за меня, и это не было игрой или каким - то девичьим притворством. В этих срывах и падениях действительно было что-то жуткое, зловещее. Быть может, думала о том, что сама похожа на яблоко, оторвавшееся от ветки.

Я рассказал ей о том, как отец сад закладывал, сколько сил на него тратил, сознался, что сам, как ни стараюсь, поддерживать всё это сокровище на надлежащем уровне, ничего из этого не получается, так как не имею того запаса любви, которым обладал отец. А сад, как ребёнок, существо живое, зависимое, и без любви и усилий, которые требуется на него затрачивать, жить и нормально развиваться, не способен.

Показал Фаине старый, маленький домик, в котором жили когда-то, до постройки нового. В домике стояли бутыли с домашним вином, банки с вареньем нового урожая и практически повсюду лежали яблоки, и на полу, и на печке, и на подоконниках, и даже на кроватях. Дух, исходящий от яблок, делал этот домик похожим на уголок Рая.

Фаина попросила разрешения присесть, а так как ни стульев ни табуреток в домике не было, я снял какое-то количество яблок с одной из кроватей и очистил от таких же яблок ей тропинку на полу. Фаина присела на освобождённое для неё место. Матрас продавился и с кровати на пол покатились яблоки.

Падающие яблоки просто преследовали её. Она посмотрела на меня умоляющим взором. Я осторожно снял с кровати все остававшиеся, положил их тихонько на пол, а ей, для успокоения, налил домашнего вина.

Вино она пить не стала, а вместо этого прижалась ко мне, как ребёнок прижимается к матери, и тихо заплакала. Плакала долго, я ей не мешал. Сидел, не шевелясь, стараясь не напугать ни словом, ни жестом, ни каким-либо другим неосторожным движением.

Через два часа провожал её к дачным участкам, в ту волшебную страну, в которой домик стоит на домике, и все одной крышей укрываются. Кроме глубоких ям, ничего у них на участочках не было. Каждый вырыл себе собственный колодец – воды ни у кого не оказалось.

Не доходя до своего дома, Фаина сильно обняла меня, сладко поцеловала и сказала:

- Теперь я сама. Возвращайся.

Даже в кромешной темноте я увидел, как по щекам у неё ручьями текут слёзы. Удерживаясь, чтобы и самому не заплакать, я быстро отвернулся и зашагал в сторону деревни.

Вернувшись, бездумно сидел на террасе, уставившись в одну точку. Спать не хотелось. Не помню, сколько так просидел, но когда взглянул на часы, было четыре утра. «За водой сходить, что ли? - Думал я. – Да, нет. Куда? Ночь на дворе, увидят, засмеют».

Я встал и вышел на улицу. Когда провожал Фаину, было темно, хоть глаз коли, а теперь, вдруг, на небе появилась луна, висела над самой головой, и свет от неё исходил не простой, а какой-то особенный, была ярче обычного. И звёзды сияли в ту ночь так ярко, как потом уже никогда не сияли. На мгновение в голове мелькнула мысль - поехать вслед за ней, что бы воссоединившись, в чужой стране, жить вместе. Но, тут же, я улыбнулся. «Нет, - думал я, - мне воздуха там не хватит. Привык к просторам. Поживу в России, в саду своём».

3

Сосед строился, рыл котлован под фундамент нового дома. Для чего, предварительно оплатив, из близлежащего города выписал экскаватор. Экскаваторщик, силами железного друга, быстро справился с поставленной задачей и, выпив за обедом лишнего, рассказывал историю своей жизни. Начал издалека, с того момента, как в детстве его лягнула лошадь. Дёрнул он её за хвост, а она возьми, и копытом в живот.

- С тех пор стал я сохнуть, - говорил он, - к воде подойду близко, тошнит. Съем чего-нибудь, вырвет. Делали операции, всё зря. Что-то вырезали, что-то зашивали, не помогало. Всё ходил, ёжился, за живот держался. Мать куда только не возила. В Москве по врачам ходили, ничего они не находили, ничем помочь не могли. Так я до девятого класса и дожил, всё за живот держался. А тут, старший брат подрался, я полез разнимать, да сам ввязался.

В общем, посадили нас с братом. Ему, дали пять лет, а мне три года. И как говорится, нет худа без добра. В тюрьме сделали операцию, врач хороший попался. Сказал, что у меня весь желудок был заросщий хрящами. Он их удалил, желудок почистил и стал я здоровей здорового.

Только вот на смену прошлой новая беда пришла. Стал есть за четверых, за раз съедал по четыре миски супа. Думаю, как же я, с таким аппетитом, на воле-то жить буду? Какая же баба за меня пойдёт, за такого прожорливого?

Но, ничего, освободился, взял в жёны девушку, родила она мне дочь и сына. Сама медицинской сестрой в больнице работала, а я ведь работящий, и печки класть и плитку, и всё-всё-всё умею. Свиней держал, кур, телёнка, за всем сам следил. А жена в больнице с одним туберкулёзником сошлась, да и убежала с ним, оставила детей на меня. Ни записки, ничего не оставила.

Подал в розыск, три месяца её искали, а на суд пришла, смеялась, мол, ну и что? После этого дети сказали, что будут жить только со мной, и её лишили родительских прав. Как говорится, жить нужно дальше, стал жить без жены. Приводил женщин, а они ленивые, работать не хотят, на детей не смотрят. Нет, думаю, такие не подойдут. И вспомнил я тогда о женщине, с которой работал на стройке.

Замужем она никогда не была, но у неё тоже двое детей. Пошёл, поговорил, и поладили. Стали жить вместе. Она встаёт рано - в пять, даже в половине пятого и меня будит. Я ей сам сказал, что бы будила рано. Встаём, всё по дому делаем, дети нам помогают, всё у меня теперь хорошо.

Жена сына родила, теперь пятеро детей у меня. И есть, и пить всё мне можно, нельзя только сладкого и молока. И дети замечательные, вот только сын её младший, слегка на голову слабоват, в школе отстаёт от других. А так, я ему скажу, Мишь, сходи, принеси воды или там сделай что, он идёт, несёт, делает. С этим всё в порядке, а вот в школе учителя на него жалуются.

Ну и что, говорю, вон племянник мой, Колька, тоже плохо учился, а теперь возьмёт в руки приёмник, разберёт, соберёт и снова разберёт и часы тоже может отремонтировать и что хошь тебе. Я говорю, это не показатель, нельзя за то ругать, что человек плохо учится.

Много он в тот день говорил, всего не перескажешь. А я подумал о том, какие же разные, интересные у людей судьбы.