Дома фикус, огромный, в кадушке. Листья блестящие, словно маслом растительным натёртые. Сантиметров по двадцать каждый. Круглый стол, матерчатая скатерть, пол дощатый. Обычные широкие доски, выкрашенные в жёлто-оранжево-коричневый цвет. На стене фотографии родни. Стулья деревянные старинные. Но, прочные, сто лет ещё прослужат.

С ней было просто. Всё просто. Она была, как воздух, к которому привыкаешь и перестаёшь замечать. К ней всегда, в любое время, в любом виде можно было прийти. И приютит, и накормит, и денег на дорогу даст. Бессловесная была. Жилы не тянула, признания не вымогала. Не говорила: «А, помнишь? Ах, не помнишь! Так, я тебе напомню». Умница. На таких стояла и стоит Россия.

Пришёл к ней как-то, а она беременная.

- Мой? - С испугом и тайным трепетом, спросил я.

- Ну, тебя же не было, - как-то кротко ответила она.

И я успокоился, повеселел. Выпил, покушал, переночевал и ушёл не прощаясь. Больше к ней не ходил.

И было ещё две Вали. Причём встречался с ними одновременно.

Валентина Владимировна Мах, когда-то была моей учительницей химии. Страстная была до безумия, искала меня повсюду и, как ни странно, находила.

И Валя Колесникова, так же со школой связанная. Ученица выпускного класса. Я к ней долго не прикасался, держал на расстоянии. Она мне по этому поводу даже истерики закатывала. Дескать: «Не любишь».

Знакомство с Колесниковой было романтическим. Я в тот день был сильно пьян и как там в сказке? На больного льва даже шакал нападает? Так вот, шакал был не один. Шакалов было много. Обычная шпана, подвыпили, раздухарились, а тут навстречу я – «тепленький». Ну, и слово за слово. Понеслось. Руки у меня ватные, ноги ватные, свалили с ног и били. Тут и появилась моя спасительница – вступилась.

Шпана оценила девичий порыв. А, может сами испугались того, что делают. В общем, отстали. Помогла мне Валя встать, дойти до дома. Помогла помыться, покормила. Помню, все лицо зеленкой измазала, раны прижигала. После этого с неделю носа на улицу не мог показать. Зеленый был, как Фантомас.

Хорошее было время, приятно вспоминать.

2002 г.

Великан

- Говоришь, делать добрые дела. А с чего начать?

- С мысли. Сначала подумай о том, что хочешь помочь. Не для выгоды. Не для славы. Не себе - вот главные слова. И Бог даст силы сделать доброе дело.

- Помыслить? Не глупо. Но как ты к этому пришёл? Когда?

- В юности. Сон видел. Чёрная пустыня бескрайняя, холод, ветер и на всём этом пространстве, как тени, толпы мечущихся людей. Напуганные, в лохмотьях. Один из них подбегает ко мне и говорит: «Надо бежать. Тьма сгущается. Это не туча. Это летит огромная чёрная птица, которая склёвывает всё, что движется». Я рассмеялся. «Наоборот, - говорю, - надо стоять на своём месте». «Как не бежать? Страшно.» - твердит он своё. «Так склюёт же? – Недоумеваю я. – Ты же это знаешь!». «Все это знают. Но невыносимо. Понимая, что глупо, все пытаются скрыться бегством. Для того, чтобы выстоять, нужно иметь стержень. А у оказавшихся здесь стержня нет. Поэтому бегаем и нас склёвывают». «Бедные, - подумал я, - надо, за них заступиться. Помочь». И только так подумал, стал расти и, прямо на глазах, превращаться в великана. И зловещая птица из монстра превратилась в безобидного воробушка, испугавшегося взмаха моей руки. Стоило только подумать о том, что сделаю доброе дело, как оно уже сделалось. Так и в жизни всё происходит. С Божьей помощью всё просто.

2010 г.

Взросление

В ранней юности была у меня любовь, звали Агния. Я, конечно, все больше тогда в киноактрис влюблялся, но они небожители, были далеко, а эта рядом. Работала мастером в парикмахерской. Я ходил подстригаться только к ней и втайне мечтал о взаимности. Работала она, то вечером, то утром, то с двух, то с девяти.

Меня уже знали. Пришел как-то утром, говорят: «Твоя после двух». Пришел вечером, говорят: «Раздевайся, садись, сейчас подойдет». А сами между собой щебечут о ней, о моей возлюбленной.

«Сходи, позови Агнию, - говорит одна другой, - стоит на ветру, в такую холодину и все болтает. Да, было б с кем, с Илюшкой».

Так в тот день она ко мне и не подошла, стричь стала другая. Я сказал, чтобы сняли немного. А через неделю опять в парикмахерскую прибежал, к своей.

Застрекотали ножницы над моей макушкой, сердце колотится, сижу, ни жив, ни мертв. Никого нет, только мы вдвоем. Я и она. Ну, думаю, сейчас объяснюсь, приглашу на свидание.

И вдруг приходит парень. Не раздеваясь, садится в свободное кресло и просит у нее денег. Да так, будто право на это имеет. Машина у него сломалась, а ему на ней надо в институт. Моим присутствием не смущаются, ни он, ни она.

А далее и вовсе, взял, да и вынес, искреннему чувству моему, смертельный приговор. Спросил:

- Может, у Кольки взять? До вечера. Вечером отдам.

- Сам ему и звони, - ответила Агния.

- Да, как же ты не понимаешь, - закричал на нее парень, - я с мужем твоим не могу говорить.

«Вот, - думаю, - и вся любовь».

Она подстригла, я расплатился и скорее на воздух.

Казалось, свет белый для меня померк. Последний день живу. Ан, ничего, прошло, зарубцевалось. Она и не узнала о моей любви. А я повзрослел.

2000 г.

Влияния

- Охо-хо, - произнес Огольцов.

- Что такое? – поинтересовался Щукин.

- Со мной происходит что-то ужасное. Одновременно возникло несколько проблем. От которых не уйти, не спрятаться.

- Все не вовремя, ни к месту? Руки опускаются? Это влияние Плутона.

- А может, кризис среднего возраста? Мне вчера стукнуло сорок лет.

- Тогда это влияние Урана! Точно, точно. Планета долго копит обиду на человека, не понимающего ее проявлений и, естественно, жестоко наказывает его. Причем, делает это всегда внезапно, используя свои, уранистические, механизмы.

- Ох уж эти, иронистические, механизмы. Но ничего, ирония иронией, но смеется хорошо только тот, кто свои сорок лет переживет. Правильно?

- Правильно. В сорок лет человек должен или более активно использовать накопленный опыт, либо совершенно отказаться от всего привычного и кардинально изменить свою жизнь.

- Человек ни в сорок, ни в шестьдесят, ни в восемьдесят - никому, кроме Господа Бога, ничего не должен.

- Я, собственно, об этом и говорю. Все беды в нас, и не стоит убегать в никому неведомые миры, сотворенные чьим-то больным воображением. Все в порядке. Солнце – греет, Луна – светит, а что еще человеку надо? Прорвемся.

1996 г.

Внук и дедушка

Пятидесятилетний внук беседовал со своим девяностолетним дедушкой, вернувшимся из длительной эмиграции на Родину. Не зная, с чего начать, он решил поговорить на отвлеченные темы.

- А вот скажи, дедушка, - спросил внук, - что, на твой взгляд, служит лучшим украшением для молодежи?

- Думаю, набожность, - нисколько не смущаясь вопросом, ответил дедушка, - она удерживает молодые сердца в невинности, предохраняет от нехороших мыслей, прогоняет грех, душе сообщает спокойствие, здоровью – крепость и, вместе с тем, приобретает честь у людей.

- Я, собственно, не об этом хотел говорить. Ну, допустим. Пусть – набожность. А что кроме, что после набожности?

- После набожности лучшим украшением для молодежи служит любознательность. Она состоит в том, чтобы как можно больше получить полезных знаний. Знание – это добро, которое не горит, не тонет, которое ни вор не украдет, ни червь не подточит.

- Очень интересно рассуждаешь, дедушка. Можно заслушаться. А на третьем месте что?

- И на третье место, что-нибудь найдем. Третьим украшением, для молодежи, будет – благопристойность.