А главное за что? Ведь, большинство из нас не имеет за собой никакой вины... Лишь упорствуем быть верноподданными сатанинской власти, не позволяем заклеймить свое чело ненавистным именем апокалипсического зверя...

Вот новый эскорт в образе соловецких чаек сопровождает нас к близкому месту нашего заточения... Кстати, здесь сделаю краткую заметку о соловецких чайках. Во время процветания на Соловках Соловецкого Мужского монастыря чайки считались заповедными неприкосновенными птицами.

Монахи настолько приучили их, что они были общительнее, чем какие-либо другие домашние птицы.

* * *

Входим в Кремлевскую бухту... Пароходы причаливают против Управления лагерями, которое расположено на самом берегу. Кремлевская администрация ждет нас на пристани. Здесь нет сплошного оцепления места высадки, как это применяется на материке.

На Соловках бдительность охраны арестантов с целью противодействия их побегу значительно ослаблена. Отсюда бежать некуда, а главным образом не на чем. Кроме двух пароходов «Глеб Бокий» и «Нева» и двух катеров — «Часовой» и «Пионер», принадлежащих ГПУ, никаких других морских перевозочных средств нет. Прибывающие партии встречают лишь вооруженные из надзора, для порядка при выгрузке. Здесь быстро выгрузили нас и повели в Кремль, который в это время, около двух часов ночи, спал крепким сном после дневной каторжной работы. Уже, вероятно, общеизвестно, что ГПУ производит все операции глубокой ночью. В Кремле подвели нас ж большому величественному зданию, бывшему главному Кремлевскому собору. Сгруппировали нас в шесть шеренг на громадной возвышенной паперти перед зданием величественного собора, бывшего некогда высокочтимой святыней Русского Народа, теперь же суровой и жестокой темницей, служащей приемным этапом для всех прибывающих новичков каторжан; здесь они впервые вкушают чашу душевных страданий и физических мучений.

* * *

Командный состав 1-го Отделения (это Кремлевское) начал приемку нас и сортировку, и следом, как всегда и всюду, опять самый тщательный обыск. Оказалось, — мы составляем 12-ю рабочую роту. Рабочую потому, что заключенные этой роты выполняют исключительно разные тяжелые физические работы, или по тюремной терминологии — «общие работы».

Командиром нашей роты был назначен, конечно, для первоначального устрашения нас или втягивания в соловецкий режим, самый отъявленный мерзавец, жесточайший садист, и само собой чекист, по фамилии Воронов. Этот тип надолго останется в памяти у всех соловчан, отбывавших наказание в период времени с 1925 г. по 1928 г.

В прошлом он был заслуженный исполнительный чекист, работавший на активных ролях, а теперь сослан на 10 лет за злодеяния чекистского пошиба, или выражаясь по модному большевистскому лексикону, «ЗА ПЕРЕГИБ ЧЕКИСТСКОЙ ЛИНИИ».

Прием арестантов, распределение их на «чистых» и «нечистых» и размещение

Прежде всего нас разделили в смысле политической благонадежности, конечно, по чекистской теории, на две группы: на «чистых» и «нечистых», или выражаясь евангельским языком — на «овчищ» и «козлищ».

К «чистым» или «овчищам» были причислены чекисты и сотрудники ГПУ; по вызову их указывали им становиться у правой стены предсоборной паперти. К «нечистым» или «козлищам» отнесены: архиепископы, епископы, священники, ксендзы, пасторы, муллы, генералы, штаб и обер офицеры, тайные и других степеней советники, все интеллигентные профессии — врачи, профессора, учителя и другие, и, конечно, как всегда наш постоянный спутник, уголовники всех категорий преступности.

При вызове по списку агентов ГПУ многие из нас были не мало удивлены, когда в числе вызываемых оказались лица, с которыми мы сидели вместе продолжительное время в тюрьме, которые говорили, что осуждены по каэровским статьям, с которыми мы ели-пили вместе, а главное были порою откровенны в разговорах и вдруг они оказались «сексотами» (секретные сотрудники ГПУ^[4]).

Как была смущена эта публика, когда выкликали их фамилии и предлагали весьма любезно, как своим близким людям, отойти на правую сторону к группе чистых или к покорному стаду ГПУ. К великому прискорбию большинство из них были из интеллигенции.

Сортировка нас по признаку «преданных» или «врагов» ОГПУ закончилась...

Приступили к обыску. К немалому нашему удивлению обыск производили довольно поверхностно, лишь у некоторых отобрали все книги и запасы бумаги: у духовных, например, отобрали священные книги. Все потом было возвращено в целости. Надо полагать, — это было сделано для химического анализа в цензурном отделении УСЛОН.

* * *

Разместили нас в обширном здании Главного Собора без деления на политических и уголовных, или на интеллигенцию и шпану. Как мы стояли в строю вперемежку, так и вводили нас с фланга группами по 25 человек. Комендант роты указывал группе место на нарах. Действительно, произошло смешение всех рас, племен и народов, и всяких социальных и имущественных положений. Кстати, отмечу, что в больших партиях арестантов, как была наша, можно встретить не только народности России, но и представителей чужестранных народов: финнов, латышей, литовцев, поляков, румын, молдаван, сербов, немцев, французов, норвежцев, турок, персов, афганцев, индусов, китайцев, корейцев и прочих. Даже в нашу партию входили Месиканский консул Виллар с женой, урожденной Грузинской княжной Каларовой.

Но самый разительный контраст между арестантами был в духовно-моральном, а затем и в имущественном положении.

Так, в одном месте помещен нэпман или спекулянт, отлично одетый и с вещами при себе, а рядом с ним босой оборванец, уголовник-шпана; или в другом, — занимает место на нарах архипастырь (архиепископ или епископ), а по сторонам его уголовники, грабители-убийцы. Речь их пересыпается постоянно отборной площадной бранью с богохульственными выражениями. Вообразите состоите духа несчастного архипастыря...

* * *

В здании собора было помещено 720 человек. В помещении были непрерывные шум, крики, ругань, — все это сливалось в сплошной общий гул.

Часто раздавались выкрики отборной площадной брани с применением святых имен и названий в самом мерзком кощунственном смысле. Это было ничто иное, как оргия обезумевших людей для осквернения святого места, лишь недавно высокочтимого Русским народом. Мало этого, справа от входа в собор была небольшая пристройка, которая символизировала келью Святого Зосимы, здесь до ограбления чекистами хранились вещи, служившие Святому в его обиходе. Теперь здесь устроили отхожее место, притом, для большего осквернения без всяких приспособлений, а прямо на пол^[5].

В течение дня зловонную массу очищали и выносили назначенные в наказание арестанты. Как раз на эту работу в первый же день был назначен священник, провинившийся тем, что ответил не по-военному ротному командиру, Воронову.

Содрогнитесь, верующие!!.. Какое цинично-кощунственное издевательство над чувствами верующих христиан, располагавшихся в этом же здании!!..

Первые принудительные работы, или «по-чекистски» — «взять в оборот новичков»

Вся процедура приемки нас, обыска и размещения продолжалась всю ночь до утренней поверки. На первую поверку нас не выводили на общий двор. Раздался гудок на «развод» (назначение арестантов на работы). Наше громадное помещение огласилось многочисленными командами взводных и отделенных командиров: «Живо стройся!.. Пулей вылетай! гав-гав-гав... Быстрей шевелись! гав-гав-гав!..» Построились опять на площадке. Нарядчики распределили нас по внешнему виду на разного рода работы и передали конвоирам из надзора для отвода на место работ.