- Значит, с того дня она переменилась?

- Это произошло не сразу. Были взлеты и падения. Но я никогда не уступала ей, как это делала Ну-Ну, и, по-моему, ей это нравилось. Я была значительно моложе Ну-Ну. Когда Урсуле было восемь лет, мне было пятнадцать. Тогда это казалось большой разницей. Со временем она становилась не такой заметной. После того случая Урсула стала уделять мне больше внимания. В некотором смысле я - творение ее рук, так как, если бы не она, меня обязательно прогнали бы. Хотя Урсула продолжала оставаться любимицей Ну-Ну и проводила много времени в ее обществе, иногда она убегала ко мне. Со временем она стала делиться со мной самым сокровенным. Сначала Ну-Ну ревновала Урсулу ко мне, но затем поняла, что наши отношения отличаются от тех, в которых она была с девочкой, и настолько она ее любила, что была готова принять все, что доставляло Урсуле удовольствие.

Я любила возиться с платьями - не шить… у нас была портниха… но добавлять в них небольшие мелочи, которые сразу же выделяли платье из общей массы. Урсула брала меня с собой на примерки. Мы вместе ходили в город за покупками - она настаивала, чтобы я сопровождала ее.

Это не все. Она часто спрашивала у меня совета - хотя и редко пользовалась им. Мы стали близкими подругами - отношения такого рода редко возникают между служанкой и дочерью хозяев. Родители Бруссо проявляли терпимость. Иветта хорошая девочка, говорили они. Она ухаживает за Урсулой так, как это не может делать Ну-Ну. И мы росли как сестры.

- И это была самая большая дружба в вашей жизни. Что заставило вас уйти?

- Я обидела графа. Я говорила Урсуле, что она должна оказывать ему сопротивление, говорить ему все в лицо. Граф заявил, что Маргарите больше не нужна нянька - ибо я в то время смотрела за ней. И он отослал меня.

- Интересно, как Урсула допустила это. У Иветты скривились губы.

- К тому времени все изменилось. Это случилось после ее замужества. Граф запугал Урсулу с первой же встречи.

- Значит, несмотря на то, что граф подарил вам дом и обеспечил безбедную старость, он вам не нравится.

- Нравится! - она рассмеялась. - По отношению к графу это странно звучит. Я не думаю, что он хоть кому-то нравится. Его боятся. Это несомненно. Многие уважают его за богатство и положение. Очень многие ненавидят его. Думаю, женщины, с которыми он завязывал мимолетные романы, возможно, говорили, что любят его. Но чтобы он нравился!

- Вы относитесь к тем, кто его ненавидит?

- Я возненавидела бы любого, сделавшего с Урсулой то, что сделал он.

- Он жестоко с ней обращался?

- Если бы она не вышла замуж, она и сейчас была бы жива.

- Не хотите ли вы сказать, что граф… убил ее?

- Дорогая мадемуазель, именно это я и хочу сказать.

Я покачала головой, а Иветта накрыла мою руку своей. Больше она ничего не сказала, и в этот день наш доверительный разговор закончился.

Я много размышляла о том, что сказала Иветта. Казалось, ей известны какие-то тайные сведения. Если это так, я должна выведать их. Из слов Иветты следовало, что для графа эти сведения являются гибельными. Я вздрагивала, вспоминая выражение ее лица, когда она говорила о том, что он убил свою жену.

Если бы граф находился рядом со мной, я с готовностью поверила бы в то, что это не может быть правдой; когда же его не было, я могла воспринимать факты с большим спокойствием. Я должна поговорить с Иветтой. Если я узнаю характер Урсулы лучше, возможно, это прольет свет на запутанное дело.

Марго попросила меня сходить в город и купить ленты для распашонок, которые шились для Шарло.

- Должна сходить ты, Минель, - сказала она. - Ты выберешь самый подходящий цвет.

В город я отправилась одна. В Грассвиле даже не возникало вопросов, что нас надо сопровождать днем, и не в первый раз я шла в город одна.

Замок Грассвиль, далеко не столь величественный, как замок Сильвэн, скорее походил на роскошный загородный дворец, едва ли достойный называться замком. Семейству принадлежал еще один замок в сорока милях к северу - более внушительный, насколько я слышала, - но любимым был этот. Он был очень красив, с четырьмя похожими на перечницы башнями и серыми каменными стенами, являющимися продолжением небольших уклонов, что позволяло ему быть видимым из городка и, несмотря на некоторую обособленность от него, тем не менее господствовать над ним.

Время близилось к полудню. Солнце поднималось к зениту. Через несколько часов должно было стать жарко.

По дороге в город со мной поздоровалось несколько человек. Одна женщина, сидевшая на корзине, спросила, как поживает малыш. Я ответила, что Шарло живет очень хорошо.

- Бедный кроха! Быть вот так брошенным. Его матери я свернула бы шею. Да, мадемуазель, свернула бы так запросто, как господин Берей сворачивает шеи цыплятам.

- Ни о ком не заботятся так хорошо, как о Шарло в замке.

- Это мне известно. И молодая мадам… она рождена для материнства. Быстро же она стала матерью, а? Замужем всего несколько недель…

Переполненная весельем, она опасно закачалась на корзине.

- Мадам очень любит детей, - сказала я.

- Благослови ее Бог.

Я проследовала дальше. Почти каждый справлялся у меня о ребенке.

Потратив некоторое время на то, чтобы выбрать ленты, я вышла из лавки и решила выпить кофе с маленьким пирожным с кремом перед тем, как направиться домой.

Я села под голубой зонтик, и госпожа Дюран, принеся кофе, поболтала со мной о том, какое счастье, что ребенка оставили у ворот замка. Когда наконец она занялась своими делами хозяйки, я принялась размышлять о том, что сказала мне Иветта, спрашивая себя, откуда зародилась в ней такая жгучая ненависть к графу. Ну-Ну относится к нему так же. Должно быть, это вызвано его обращением с Урсулой - ведь обе пожилые женщины были очень привязаны к ней. Я же совсем мало знала о ней. Я представляла ее себе вечно жалующейся меланхоличкой, но теперь понимала, что женщина с подобным характером вряд ли могла пробудить столь сильную привязанность. С Ну-Ну, потерявшей собственного ребенка, это еще объяснимо. Иветта - дело другое. Иветта - рассудительная независимая женщина, и раз она крепко подружилась с дочерью своей хозяйки, значит, в той было что-то необыкновенное.

Всегда, когда я начинала думать о графе и его делах, я рано или поздно оказывалась в полном недоумении.

Я сидела, спрятавшись от солнца под голубым навесом, попивала кофе и смаковала gateau, и вдруг у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают. Это было тем более странным, что возникло оно безоблачным солнечным утром в самом центре городка. Обернувшись как можно осторожнее, я заметила мужчину, сидящего за несколько столиков от меня. Когда я посмотрела на него, он поспешно отвернулся и уставился в никуда. Его поведение показало, что до этого он пристально разглядывал меня. И тут меня осенило: ведь я уже видела его раньше. Это случилось по дороге из Парижа в Грассвиль, в трактире, где мы останавливались на ночлег. Я узнала его по какой-то необычной посадке головы, делавшей его очень приметным. Шея мужчины была короче обыкновенного, плечи скруглены. На голове надеты черный парик и высокая шляпа с полями, скрывающими часть лица, - такие шляпы можно встретить повсюду. Куртка и штаны мужчины были того же неприметного коричневого цвета, что и шляпа. И вообще он выглядел, как и множество людей, которых можно встретить и в городе, и в деревне и которые никак не выделяются своей одеждой. И только посадка головы позволила мне узнать этого человека.

Я вообразила, что он интересуется мною. Почему? Если только, конечно, он не узнал от кого-то, что я из замка и являюсь кузиной новой мадам, которая недавно усыновила ребенка, найденного у ворот.

И все же мне стало не по себе. С того самого случая в лесу, когда я едва не лишилась жизни, я постоянно была настороже.

Все еще продолжая размышлять о мужчине в темном парике, я поднялась и направилась домой. Все же странно, что он оказался в той гостинице, где мы останавливались. Но, возможно, он живет там. Надо осторожно порасспросить об этом человеке.