— Она умерла мгновенно, — рассказывала мне Доркас на могиле Лавинии, когда мы подрезали в цветнике кусты роз. — Это даже к лучшему, иначе она осталась бы инвалидом до конца дней, если бы выжила. А ведь ей исполнился только двадцать один год. Ужасная трагедия.

— А почему она собиралась жить в Лондоне? — спросила я.

— Она хотела пойти работать.

— Кем?

— М-м… гувернанткой, кажется.

— Разве ты не знала точно?

— Она жила у двоюродной сестры.

— У какой?

— Боже, какая ты любознательная. У одной нашей дальней родственницы. Мы с ней теперь не общаемся. Лавиния жила у нее, поэтому она ехала из Плимута, и потом произошло это крушение. Тогда погибло много людей. Это была самая большая трагедия на моей памяти. Мы ужасно переживали.

— И тогда вы решили взять меня и воспитать вместо Лавинии?

— Никто не может заменить Лавинию. У тебя свое место, дорогая.

— Значит, я не занимаю ее место. Наверное, я совсем на нее не похожа?

— Ничуть.

— Она была нежная, спокойная, много не разговаривала, не задавала вопросов и не поступала сгоряча, не приказывала людям… как я.

— Да, она совсем не похожа на тебя, Джудит. Но она могла быть твердой в некоторых ситуациях, хотя всегда оставалась вежливой.

— Значит, потому, что она погибла, а я была сиротой, вы и решили взять меня к себе. Я стала вашей родственницей.

— Можно сказать, кузиной.

— Дальней, конечно. Все ваши кузины — дальние родственники.

— Мы знали, что ты сирота. Мы тебя пожалели. Мы решили, так будет лучше для всех… и для тебя, конечно.

— Значит, я оказалась у вас из-за смерти Лавинии.

Принимая все это во внимание, я чувствовала, что Лавиния сыграла решающую роль в моей жизни, и часто раздумывала, что бы случилось со мной, если бы Лавиния не поехала на том поезде в Лондон.

В каменном холле дома священника было холодно и темно.

На столике стояла ваза с розами, лавандой и златоцветом. Несколько лепестков роз уже осыпались на каменный пол. Дом священника был очень старый, почти ровесник имения Кеверал Корт, построен в первые годы правления Елизаветы, и в течение трех веков в этом доме жили священники. Их имена высечены на доске в церкви. Комнаты в доме просторные, некоторые из них красиво украшены панелями, но окна маленькие и поэтому в доме темно. Дом всегда такой тихий, что особенно заметно в такие жаркие летние дни, как тот, о котором идет речь.

Я поднялась по лестнице в свою комнату и принялась отчищать орнамент. Я налила в таз воды и терла тряпочкой свою находку, когда раздался стук в дверь.

— Войдите, — ответила я. В дверях стояли Доркас и Элисон. У них был настолько торжественный вид, что я, забыв о находке, закричала: — Что случилось?

— Мы слышали, как ты пришла.

— Боже, неужели я наделала столько шума?

Они переглянулись и улыбнулись:

— Мы тебя ждали, — сказала Доркас.

Наступила пауза. Это было необычно.

— Что-то случилось? — настаивала я.

— Нет, дорогая, все по-прежнему. Мы решили поговорить с тобой, а сегодня твой день рождения, четырнадцать лет — определенная веха в жизни… Мы подумали, наступила пора…

— Все так таинственно, — прервала их я.

Элисон перевела дух.

— Джудит… — Доркас кивнула, подбадривая ее. — Джудит, ты всегда думала, что являешься дочерью одной нашей дальней родственницы, кузины.

— Да, очень дальней, — подтвердила я.

— Это не так.

Я перевела взгляд с одной женщины на другую.

— Тогда кто же я?

— Ты наша приемная дочь.

— Я знаю. Но если мои родители не ваши родственники, то кто же они?

Они молчали, и я воскликнула в нетерпении:

— Вы же пришли мне рассказать.

Элисон откашлялась.

— Ты была в том же поезде, где и Лавиния.

— Когда произошло крушение?

— Да, тебе было около года.

— Мои родители тогда погибли?

— Видимо.

— Кто они были?

Элисон и Доркас обменялись взглядами. Доркас слегка кивнула Элисон, что означало: скажи ей все.

— Ты не пострадала.

— А мои родители погибли?

Элисон кивнула.

— Но кто же они были?

— Они… видимо, сразу погибли. Никто тебя не разыскивал.

— Значит, неизвестно, кто я такая! — воскликнула я.

— Так как мы потеряли сестру, мы решили удочерить тебя, — объяснила Доркас.

— А что случилось бы со мной, если бы вы меня не удочерили?

— Может быть, тебя удочерили бы другие люди.

Я смотрела на них и вспоминала, с какой добротой они всегда относились ко мне, а я досаждала им бесконечной громкой болтовней, часто приходила в перепачканных платьях, а сколько было разбитой посуды… Я бросилась к ним и обняла обеих.

— Джудит, — улыбнулась Доркас, слезы блестели в ее глазах, у нее всегда слезы близко.

— Ты стала нашей отрадой. После смерти Лавинии нам так необходимо было утешение, — сказала Элисон.

— Ну, значит не о чем плакать, — объявила я. — Может быть, я — потерявшаяся наследница несметных богатств. Мои родители повсюду разыскивают меня…

Доркас и Элисон снова заулыбались. Теперь у меня появилась новая пища для моих фантазий.

— Это же гораздо лучше, чем быть дальней родственницей. Но все же интересно, кто я такая.

— Очевидно, твои родители сразу погибли. Это была такая ужасная катастрофа… Многих погибших не смогли опознать. Папа ездил и опознавал Лавинию. Он вернулся такой расстроенный.

— Почему вы сначала сказали мне, что я ваша дальняя родственница?

— Так нам казалось лучше, Джудит. Мы считали, ты будешь довольна, узнав, что ты наша родственница.

— Вы думали, раз меня не искали… я была никому не нужна и это могло меня расстроить и омрачить мое детство.

— Можно найти много объяснений, почему тебя не искали. Может, у тебя были только родители и никаких других родственников. Это вполне вероятно.

— Сирота, родившаяся у двух сирот.

— Вполне вероятно.

— А может, твои родители только приехали в Англию.

— Я иностранка! Может, француженка… или испанка. Я ведь смугленькая. А волосы вообще кажутся черными при свете свечей. Хотя глаза светлые… светло-карие. Но вообще-то я похожа на испанку, впрочем, многие жители Корнуолла похожи на испанцев. Потому что испанцы потерпели поражение возле наших берегов, когда мы разгромили Армаду.

— Ну, все закончилось удачно. Ты стала нам родной, и я не могу тебе передать, сколько радости ты нам доставила.

— Не знаю, почему ты такая мрачная, Доркас. Это довольно волнующе… не знать, кто ты есть на самом деле. Такое может открыться! Может, где-нибудь у меня есть брат или сестра… Или дедушка и бабушка. Может, они приедут за мной и увезут в Испанию. Сеньорита Джудит — звучит довольно привлекательно. Или мадемуазель Джудит де… какая-нибудь. Подумайте только, я еду к своей семье, которая меня давно потеряла, они живут в чудесном старинном французском замке!

— Ой, Джудит. Вечно ты все придумываешь, — покачала головой Доркас.

— А я рада, что она так ко всему относится, — добавила Элисон.

— А как еще я должна относиться? Мне никогда не нравились дальние родственники.

— Значит, ты не чувствуешь, что тебя бросили… что ты не была нужна никому… за тобой не пришли.

— Нет, конечно. Они же не знали, что мои родители погибли. Так как они находились в чужой стране, то их не разыскивали, а что касается грудного ребенка… меня… они часто обо мне думают. «Интересно, какой теперь стала девочка», — говорят они. «Сегодня нашей дорогой Джудит исполняется четырнадцать лет»… Хотя нет, ведь это вы меня так назвали.

— Тебя крестил наш отец вскоре после того, как мы принесли тебя в дом.

— Да, это все очень волнующе, — сказала я. — Милый сюрприз ко дню рождения. Посмотрите на мою находку. Я ее почищу, наверняка окажется что-то необычное.

— А что это?

— Понятия не имею. А как ты думаешь, Доркас? Здесь какие-то царапины, посмотри.

— Где ты это нашла?

— В могиле Джошуа Полгрея. Мистер Пеггер рыл могилу и я попробовала копнуть. И вдруг лопата наткнулась на это. Я сейчас почищу свою находку, а потом придумаю, на что она может мне пригодиться. Вроде подарка от Джошуа Полгрея.