Многие, однако, остались недовольны сложившейся ситуацией. И первым среди недовольных был, конечно же, Шуазель.

ЦЕРЕМОНИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ МАДАМ ДЮ БАРРИ

Ришелье внимательно следил за ходом событий. Он был уже стар, но сохранил прежний пыл как в любовных делах, так и в политических интригах.

Шуазель вел себя глупо, полагал Ришелье. Гордость — ахиллесова пята Шуазеля, и из-за нее он в конце концов потерпит поражение, предрекал Ришелье. Шуазель с самого начала был настроен против новой любовницы короля и не пожелает изменить своего отношения к ней. Будь он похитрее, так хотя бы притворился, что ничего против Жанны не имеет.

Король влюбился в Жанну дю Барри всерьез, а Шуазель хорошо знал, как сильна была привязанность Луи к мадам де Помпадур. Шуазелю следовало бы принять во внимание, что Жанна молода и полна сил, а король уже не молод и склонен к меланхолии. У мадам дю Барри возможностей занять место фаворитки не меньше, чем было их у маркизы.

Каждый при дворе был бы рад свести короля о женщиной, которая могла бы стать другом короля и не забыла бы при этом своего былого покровителя. Тому же, кто не мог этого сделать, лучше всего было самому подружиться с такой женщиной, пусть даже найденной для короля кем-то другим.

Вот почему герцог Ришелье решил стать другом мадам дю Барри. Больше того — он подумывал даже объединить некоторых из своих друзей вокруг нее. Цель их заключалась бы в том, чтобы оттеснить Шуазеля и его друзей и сторонников с тех позиций, которые они занимали, и самим занять эти позиции.

Ришелье обсудил этот вопрос со своим племянником герцогом д'Айгюлоном, который, быстро оценив, что для него это будет означать политическое выдвижение на первые роли, признал идею Ришелье превосходной.

— Первое, что мы должны сделать, — сказал Ришелье, —это постараться быть приятными новой фаворитке. Здесь важно не перестараться. Но пусть она почувствует, что мы хотели бы стать ее друзьями. Мы поддерживаем ее в противостоянии с этим дерзким Шуазелем. Надо будет выяснить намерения Вогюона. Вы знаете, как он ненавидит Шуазеля и жаждет его отставки.

Герцог д'Айгюлон согласился поддержать Ришелье, и кампания началась.

Подружиться с мадам дю Барри было нетрудно, потому что она была готова расточать свои улыбки всякому, кто предлагал ей свою дружбу, и, будучи в восторге от того, что жизнь ее так круто переменилась, ни на кого не держала зла. Она даже пробовала наладить отношения с Шуазелем.

Он оскорбился ее попытками расположить его к себе.

— Мадам, ваши ухищрения напрасны, — сказал он ей. — Я вожу дружбу лишь со знатными женщинами.

Она сначала разозлилась, но быстро успокоилась.

— Бедный старый герцог, — оказал она Фаншон. — Я доставляю ему много беспокойства, правда?

Фаншон посоветовала Жанне быть осторожной, но осторожность была несвойственна характеру Жанны. Успокоили Фаншон дружественные намерения со стороны герцога Ришелье и герцога д'Айгюлона.

— Не то, чтобы мы не понимали, что скрывается за этим дружелюбием, но рады друзьям, откуда бы они ни появились,— сказала Фаншон.

Направляясь в королевскую часовню, Ришелье увидел идущего впереди герцога Шуазеля.

Внезапно начался сильный ливень, но предусмотрительный Ришелье заранее вооружился зонтиком. Шуазель, не проявивший подобной предусмотрительности, оказался застигнутым врасплох. Ришелье ускорил шаги и поравнялся с Шуазелем.

— Позвольте предложить вам укрытие под моим зонтиком, — с озорным блеском в глазах сказал Ришелье.

Шуазель взглянул на Ришелье с выражением веселого безразличия, которое он часто придавал своему лицу, когда смотрел на тех, в ком подозревал своих врагов и кто — давал понять им Шуазель именно этим выражением лица — докучал ему не больше, чем какая-нибудь назойливая муха.

— Это очень любезно с вашей стороны,—пробурчал он. Укрывшись под одним зонтиком, они продолжили свой путь в направлении часовни, чувствуя на себе чужие взгляды, загоревшиеся при виде такого зрелища.

— О чем они думают, глядя на нас? — спросил Шуазель, стараясь говорить так, чтобы его никто, кроме Ришелье, не слышал.

— Наверное, о том, что мы — две головы под одним колпаком.

— Ах, вот оно что. Говорят же, одна голова — хорошо, а две — лучше или что-то в этом роде, — сказал Шуазель. — А что — правильно говорят, — ответил Ришелье.

Вот так, беседуя, они дошли до часовни и скрылись в ней. Когда же они вышли обратно, вовсю сияло солнце, и оба герцога заметили, что вызывают всеобщее любопытство. Многим хотелось узнать, о чем беседуют они между собой. Случай с зонтиком вызвал, кажется, всеобщее удивление: уж не помирились ли эти двое соперников?

Если бы Ришелье и Шуазель объединили свой усилия и вместе противостояли бы мадам дю Барри, то как бы ни обожал ее король, она встретила бы на своем пути серьезные затруднения.

Ришелье хитро улыбнулся герцогу Шуазелю. Шуазель не остался в долгу и не менее хитро улыбнулся герцогу Ришелье.

— Благодарю вас за то, что вы помогли мне выйти сухим из воды, — оказал он так, чтобы его услышали любопытные. — Однако выглянуло солнышко, в помощи я больше не нуждаюсь, а дальше нам, кажется, не по пути.

— Вы правы, монсеньор де Шуазель. Погода и в самом деле прекрасная, и моя помощь вам больше не нужна. Но в случае чего вы всегда можете положиться на меня. Считайте меня своим другом.

Что означал этот разговор? Что Ришелье и Шуазель теперь союзники? Но, с другой стороны, смысл их слов мог быть и ироническим, что, учитывая характеры обоих герцогов, казалось более правдоподобным.

Ришелье, расставшись с Шуазелем, сразу же постарался встретиться с королем.

— Сир, — сказал он, — вы счастливейший из людей в этот ненастный день. К вам пришла любовь, и та, которую вы любите, прекрасна не только телом, но и душой. Простите мне мою смелость, сир, но как не сказать вам, что вы не только счастливейший из королей, но и самый счастливый мужчина на всем белом свете.

Влюбленность сделала Луи более доверчивым и покладистым. Сейчас он напоминал герцогу Ришелье того молоденького мальчика, которому было всего пятнадцать лет, когда его женили на женщине, казавшейся ему самим совершенством.

Луи улыбнулся герцогу. Похвалы, которые Ришелье расточал, говоря о мадам дю Барри, льстили мужскому самолюбию короля.

— Вашему Величеству остается лишь устранить одно маленькое неудобство, — продолжал герцог. — Эта очаровательная женщина бывает только в тайных апартаментах и лишена права в некоторых случаях сопровождать Ваше Величество. И так будет до тех пор, пока не состоится церемония ее представления.

Король, полный признательности, прикоснулся к руке Ришелье.

— Вы произнесли вслух то, о чем я думал, — сказал он. — Я и сам хочу, чтобы эта церемония состоялась в ближайшее время.

Ришелье плутовато улыбнулся. Нет, неспроста он сказал Шуазелю: «Можете положиться на меня, считайте меня своим другом».

Герцогиня де Грамон вихрем ворвалась в апартаменты своего брата.

— Ну вот, теперь ее представят ко двору, — выпалила она. — А там, глядишь, дойдет и до рыбных торговок. Надо помешать этому, вы слышите, Этьен?

— Слышу. Мы должны сделать все возможное, чтобы этого не случилось.

Герцогиня вцепилась в руку брата.

— Как только это случится, она займет место мадам де Помпадур и станет заправлять всеми делами. Мы достигли нашего положения, потому что маркиза была с нами в дружбе. А что будет, когда на месте маркизы окажется... наш враг?

— Этой женщине далеко до маркизы. При всей своей буржуазности маркиза была умной женщиной, а у этой вместо ума — здоровье, красота и вульгарность.

— Но король стареет, не забывайте об этом. Мне кажется, у него есть признаки старческого слабоумия.