Луиза Мари была безутешна. Она не плакала и не заламывала рук. Она просто сказала:

— Если бы меня еще подольше продержали в Фонтенбло, я бы так никогда и не узнала Анны Генриетты. Ах, ну почему меня забрали из Фонтенбло?

И Софи вдруг перестала размышлять о том, как долго Аделаида будет требовать от нее скорби и сожалений, и забилась в уголок, чтобы поплакать в одиночестве.

На парижских улицах только и разговоров было, что о смерти мадам Второй.

Общее мнение гласило: смерть любимой дочери — Божье наказание, ниспосланное королю за распутную жизнь.

И разве могло быть иначе? — задавали парижане риторический вопрос, встречаясь в кафе и на рынках. Бог покарал его за то, что он из-за маркизы забыл о своем народе. Покарал по справедливости.

Вот результат небрежения народом и Божьими заповедями. Вот Господь и прибрал самую любимую из его дочерей, твердили парижане.

Церковная партия поощряла подобные высказывания. Потому что, чем скорее король, поймет, насколько его поведение оскорбительно для Господа — то есть для церковной партии, тем лучше.

В апартаментах дофина также царило оживление. Горе заставит короля прогнать маркизу, уверял дофин. Луи весьма чувствительно реагировал на подобные высказывания. Он и сам уже подумывал о том, не была ли утрата дочери Божественным предупреждением ему лично. И ведь такая молоденькая! Верно, она всегда была чересчур хрупкой, но все равно слишком уж рано она покинула этот мир.

Личный врач объяснил ему, что Анна Генриетта утратила волю к жизни, что она отказывалась принимать лекарства, отказывалась есть, она отвернулась от семьи и друзей, и взгляд ее был устремлен за край жизни.

Король не смел думать о том, что дочь его была просто несчастлива. Многие сказали бы, что умерла она от разбитого сердца. Дважды встречалась в ее жизни любовь, и дважды познала она горе. Брак с орлеанским семейством был сочтен недостойным. Ее любовь к  Чарльзу Эдварду Стюарту была, наверное, еще сильнее, но как мог король дать свое согласие на этот брак — после поражения в сорок пятом году? И ведь вся эта история случилась целых семь лет назад, неужели она все это время оплакивала своего принца, который, между прочим, даже и не собирался хранить ей верность?

Итак, она умерла, потому что не хотела жить. Ах, как ужасно звучат эти слова, сказанные о совсем молодой женщине. Очень они его расстраивают, и утешить его может только один на свете человек, хотя народ парижский и даже некоторые придворные оспаривают его право искать утешения...

Смерть... Как близко она подобралась! Кто станет следующей жертвой? А что если он, и что, если он уйдет в иной мир нераскаявшимся грешником?

Он хотел бы получить отпущение грехов, но понимал, что должен поклясться хранить в дальнейшем чистоту.

Маркиза теперь занимала апартаменты мадам де Монтеспан, но по-прежнему числилась в его любовницах. И он знал, что исповедники и епископ, подстрекаемые дофином и церковной партией, воздержатся от отпущения грехов, пока он не прогонит маркизу.

Король послал за Аделаидой — они обнялись и вместе поплакали.

Король внимательно разглядывал эту полную жизни, но абсолютно непредсказуемую молодую женщину — ей уже исполнилось двадцать, и красота ее стала увядать, и все же общество ее королю было приятно.

Аделаида дарила ему то успокоение, которое он не смел сейчас получить у маркизы.

— Вы должны занять в моем сердце место вашей покойной сестры, — сообщил он Аделаиде, — для меня теперь вы будете и Аделаидой, и Анной Генриеттой.

— Да, батюшка! — воскликнула Аделаида, и во взгляде ее светилось обожание.

— Ваши апартаменты надо бы перенести поближе к моим. Мы перестроим эту часть шато. Конечно, придется разрушить посольскую лестницу, но мы это сделаем...

Аделаида неуклюже поклонилась и обняла отцовские колени.

— Я стану для вас всем! — поклялась она. Глаза ее сияли — она явно уже позабыла о смерти Анны Генриетты.

ГРАФИНЯ ДЕ ШУАЗЕЛЬ-БОПРЕ

Казалось, что в тот год смерть буквально поселилась в Версале. Лето стояло жаркое, и король с мадам де Помпадур проводили его в Компьене, под предлогом королевской охоты.

Мария Жозефина проснулась в то утро рано и чувствовала она себя совершенно разбитой — видно потому, что ночь выдалась беспокойной. Дофин все время разговаривал во сне, а когда она спрашивала его, в чем дело, отвечал что-то неразборчивое.

Она потрогала его лоб — горячий. С первыми лучами солнца она села на постели и принялась разглядывать спящего мужа.

Лицо у него раскраснелось, и Мария Жозефина поняла, что у него лихорадка. Она поднялась, кликнула слуг и послала за лекарем.

Через несколько часов ужасная новость распространилась и за пределы дворца — у дофина оспа!

Это была страшная болезнь — заразная, быстро распространяющаяся, она косила людей тысячами.

Мария Жозефина перепугалась — она не могла себе представить жизни без мужа, да и ей самой грозила непосредственная опасность.

Врачи сказали, что ей следует покинуть эти апартаменты. Она уже и так могла заразиться, а оставаясь рядом с больным мужем, она играла со смертью. Да если она и выздоровеет, лицо ее будет изуродовано навеки. Однако она твердо заявила:

— Мое место рядом с ним. И я останусь. Переодевшись в простое белое платье, она выполняла всю тяжелую работу по уходу за больным, все неприятные гигиенические процедуры. Она не плакала и лишь непрестанно бормотала молитвы и снова и снова твердила себе: «Если я все буду делать сама, он выживет, я его спасу, потому что я все сделаю лучше других. Я должна, я так его люблю... Я спасу его. Он не умрет». И тогда на душу ее нисходило успокоение, потому что она знала: тот, кто хочет преуспеть и трудится изо всех сил, преуспеет.

Вновь и вновь ее просили удалиться, напоминали об опасности, которой она себя подвергала, она же в ответ просто улыбалась.

— Разве существует цена, которую я не смогла бы заплатить за его выздоровление? — отвечала она.

И окружающие понимали, что ее не переубедить. Король узнал о несчастье, когда возвращался в Компьен с охоты.

— Я должен немедленно ехать в Версаль!

— Сир, в Версале сейчас опасно! — перепугалась маркиза. Но король грустно возразил:

— Мадам, мой сын, дофин, при смерти.

Маркиза поклонилась:

— Мы немедленно собираемся.

Смерть! Король был в панике: она, словно облако, зависла над его семьей. Только в феврале забрала она любимейшую из его дочерей, а теперь вот подбирается к сыну. Так неужели ему предстоит потерять и единственного сына?

Хорошо что он построил прямую дорогу между Компьеном и Версалем. Потому что он просто не в состоянии выдержать сейчас косые взгляды, в которых ясно читалось злорадство. «Это в наказание дано!» Люди станут толковать, что болезнь дофина — та же Божья кара, что и смерть Анны Генриетты. Нет, сейчас он злорадства своего народа не вынесет.

Если дофин умрет, наследником трона станет маленький герцог Бургундский. И если умрет он, король, Францией снова будет править ребенок. Дофин не должен умирать. В дороге маркиза пыталась всячески его успокоить.

— Я слыхала, — сказала она, — что доктор по имени Пуссе лучше всех на свете разбирается в оспе. Может быть Ваше Величество пошлет за ним? Он обыкновенный буржуа, ничего не знает о придворных манерах и этикете, но если он все-таки успешнее других лечит оспу, может, Вашему Величеству все же пригласить его в Версаль?

— Мы должны использовать все возможности, — согласился король. — Неважно, какого происхождения этот человек, давайте пошлем за ним.

— Я прикажу, чтобы он тотчас ехал во дворец, — сказала маркиза.

Луи сидел у постели дофина и отмахивался от всех, кто напоминал ему об опасности.

«Мой сын, — думал он, — мой единственный сын! Как жаль, так мы так и не стали друзьями».

Теперь он глубоко сожалел о разногласиях. Он пытался припомнить, когда же они начались. Он вспоминал о тех временах, когда дофин был еще ребенком, когда он, король, входил в детскую, и сынишка бросался к нему со всех ног.