Взяв меня за руки, она помогла мне подняться. Рассветный ветерок пробежал холодными пальцами по моим рёбрам, и я опять поёжилась. Аида привлекла меня к себе одной рукой, а другой склонила ветку малины. Сорвав губами ягоду, она протянула её мне. Летняя сладость наполнила мой рот, а следом проникла щекочущая, тёплая нежность, соединяясь в долгий, головокружительно-рассветный прыжок в бесконечное замирание сердца.

 На миг прыжок прервался, и я заглянула в гипнотическую изумрудную бездну её глаз. Осторожно попробовала: отпустят ли меня её руки? Нет, не отпускали. Но в них было тепло и уютно, безопасно и так легко... Зачем пытаться из них вырваться? Сейчас на Аиде были уже знакомые мне светлые брюки и белый топик, но я вспомнила её в боевой экипировке и почувствовала сладостное напряжение в низу живота. Нет, она не изнеженная аристократка, какой хочет казаться, она – воин с гибким неуязвимым телом, профессиональная убийца вампиров, пусть и не практиковавшаяся в своём ремесле пятнадцать лет, но не растерявшая навыков. Напряжение становилось сильнее и слаще, пело на высокой звенящей ноте, а мой рот снова наполнила малиновая нежность.

 Больше никаких преград не осталось, одевали нас только тёплые струи воды. Капельки покрывали плечи Аиды, висели на её бровях и ресницах, скатывались по щекам, как слёзы, но она не плакала, а улыбалась. На её бедре розовел свежий шрам – всё, что осталось от раны отравленным ножом. Я дотронулась до него, а пальцы Аиды перебирали и массировали мои шейные позвонки. Её грудь мягко прижалась к моей, а мою шею защекотали клыки... Я вздрогнула, но Аида не кусала меня по-настоящему, а только играла. Игры уже начались и внизу – исследующие, примеривающиеся.

 – Аида... У меня такое... – начала я.

 – В первый раз, знаю, – договорила она. – Тебе понравится.

 – Откуда ты знаешь? А вдруг...

 Она заглушила мои слова губами.

 – Тебе не может не понравиться. Это было ясно уже в первую нашу встречу.

 Да уж... Никогда не забуду, как я позволила себя раздеть и залапать через минуту после знакомства – под предлогом осмотра. Что ж, Аида... Профессионал во всём, что тут скажешь. Но с ней меня не покидало чувство надёжности и уверенности: это серьёзно. Это тепло во взгляде не могло обманывать, эта задумчивая нежность не была поддельной. Ненастоящими были только лёгкие укусы в шею – они щекотали нервы и возбуждали.

 На моём теле не осталось ни одного квадратного сантиметра, не тронутого Аидой. Оно было изучено ею этим утром, и каждый уголок получил название. Исследование местности она проводила, как опытный следопыт, изведавший немало дальних стран. К самым потаённым местечкам она нашла подход и открыла мне многое, о чём я даже не подозревала. От неё я узнала, что тело – это музыкальный инструмент, на котором можно играть по-разному. До сих пор на мне исполнялись простые песенки, а Аида сыграла целый концерт, задействовав все октавы и виртуозно беря каскады головокружительных аккордов. Она была искусным музыкантом с ловкими пальцами, знавшими своё дело.

 – Позволь мне помочь тебе, малыш. Я уберу боль.

 Раздвинув мне колени, она легла сверху. Из её рук струилось тепло, разогревая мои ключицы и грудину, и боль действительно таяла. Горячее дыхание щекотало мою кожу, скользя всё ниже; когда Аида дохнула мне в пупок, меня будто пронзила тёплая стрела, но не больно, а сладко. А потом она спустилась ещё ниже: сначала дышала, вызывая у меня тучи мурашек по телу, а затем начала ласкать языком, вытворяя там такое, что мне хотелось выть от наслаждения. Несколько раз она подводила меня к высшей точке, но давала ощущениям чуть схлынуть и начинала всё с начала. Она точно знала, как обращаться с моим телом, и ей не нужны были схемы и подсказки, какие места у меня чувствительные, какие – не очень, а какие – просто «красная кнопка», при нажатии на которую начиналась феерия блаженства и фейерверк с фанфарами.

 В какой-то миг мне подумалось: а как же она сама? Аида делала всё, чтобы доставить мне бешеное удовольствие, забывая о себе, и это было не совсем справедливо.

 – Не беспокойся, малыш, – прошептала она. – Я говорила тебе, что я эмпат? Так вот, я – сверх-эмпат. Всё, что чувствуешь ты, ощущаю и я – так же ярко и сильно, как если бы это были мои собственные ощущения. Поэтому не переживай: мне хорошо так же, как и тебе.

 – Наверно, это здорово, – проговорила я. – Чувствовать такое единение...

 – Да, это прекрасно. Поэтому в моих же интересах делать так, чтобы ты радовалась, а не плакала.

 В постели Аида была неутомима и изобретательна, и если Андрея хватало только на один раз, максимум – на два, то с ней я достигала вершины блаженства снова и снова. Сидя на мне верхом, она щекотала меня волосами: когда по моей груди и лицу проходилась их мягкая шелковистая метёлка, сердце весело ухало в бездну восторга.

 В перерывах были лёгкие расслабляющие ласки, поцелуи; целовать Аида тоже умела виртуозно. Сначала она посасывала, покусывала и мучила мои вспухшие губы, подолгу забавлялась с ними, а потом с захватывающей дух неожиданностью приникала к моему рту взасос, пробиралась глубоко внутрь и устраивала там нежную борьбу. Чередование «поверхностной» и «глубокой» игры доводило меня до исступления – учитывая, что руки Аиды в это время тоже не бездействовали.

 Почувствовав голод, я глянула на часы: перевалило за полдень.

 – Может, прервём наш марафон? А то я уже что-то есть хочу.

 Аида бархатисто засмеялась, по-кошачьи зевнула, показав клыки, потянулась и села.

 – А я бы век не отрывалась от тебя, Алёнушка... Ну ладно. Если ты проголодалась – так и быть, обеденный перерыв.

 Не обременяя себя одеванием, она направилась на кухню, а я всё-таки накинула халат. Открыв холодильник, Аида потёрла подбородок.

 – Так, что тут у нас? Сейчас сообразим...

 Домработницей было закуплено достаточно продуктов, но все приготовленные ею блюда мы съели вчера. Теперь нужно было «соображать» обед самим, что Аида не любила и не слишком умела делать. Пришлось за дело браться мне: я испекла блинчики с икрой. Но спокойно стоять у плиты Аида мне не давала, то и дело прижимаясь сзади, целуя и щекоча, а потому некоторые блинчики чуть подгорели, а пара штук порвалась. Впрочем, вкуса их это не испортило. Аида, как истинная кошка, любила рыбку, а в холодильнике обнаружился аппетитный большой кусок филе сёмги. Вопросительно глядя на меня и показывая на него пальцем, Аида мурлыкнула:

 – Может, это? Мрр?

 Я со смехом почесала её за ушком, а она прищурилась и заурчала. Филе я запекла в духовке со сметаной и базиликом, получилось очень вкусно. Наевшись, Аида свернулась на постели, а я устроилась рядом, и мы просто лежали, ловя кайф от сытости, тепла и близости друг друга. Утомительная и бессонная ночь начала брать своё.

 На сей раз обошлось без яблочных снов. Вымотанная до предела вчерашним потрясением, ночными приключениями и нереально долгим, ярким и необычным сексом, я просто отключилась.

 Разбудил меня стук дождя. В приоткрытое окно веяло особой, тревожной свежестью, какая бывает во время грозы; Аиды не было рядом, в спальне царил сумрак, и моя грудь стеснилась от горечи. Хотелось побежать, найти Аиду и прижаться к ней. Вчерашний день, сегодняшнее утро и обед вспоминались с тоской: казалось, это была последняя идиллия, больше такого праздника не будет, а впереди надвигается что-то тёмное и безрадостное.

 Я приняла душ, оделась и пошла на поиски Аиды. Нигде в доме я её не обнаружила и, озадаченно стоя на первом этаже посреди гостиной, позвала:

 – Аида! Ты где?

 Её голос откликнулся глуховато – откуда-то снизу:

 – Я в подвале, Алёнушка!

 Открытую дверь в подвал я нашла без труда. Она была очень мощная и тяжёлая, металлическая, с сейфовым замком. Вниз вела довольно крутая лестница с деревянными ступеньками; спустившись и оглядевшись, я решила, что попала на оружейный склад. Чего тут только не было! Автоматы, обрезы, пистолеты каких-то необычных конструкций, винтовки, а также разнообразное холодное оружие: кинжалы, бумеранги, сюрикэны, даже мечи и весьма экзотического вида вращающиеся метательные ножи – по сути, составленные из нескольких лезвий сюрикэны. Были и ещё какие-то приспособления, названий которых я не знала. Нашёлся даже арбалет. Всё это холодно и угрожающе поблёскивало в неярком подвальном освещении.