Тисса видела, что "вот" или уже почти.

   Их Сиятельство, где бы они ни имели чести пребывать, вернулись в состоянии крайне плачевном. Одежду его покрывала грязь, которая, подсыхая, трескалась и осыпалась на ковер. Цвет ее и омерзительнейший запах навевали мысли о деревенском нужнике и о том, что вряд ли тан искупался в нем добровольно.

   - Почему я? - тихо спросила Тисса, понимая, что уйти не сможет.

   - Ну вы же леди. И его невеста.

   Действительно. Как она же могла забыть?

   И обо всем остальном тоже...

   ...девушке неприлично находиться ночью в покоях мужчины, пусть и жениха.

   ...неприлично прикасаться...

   ...и уж тем более делать все, что Тисса сделать собиралась.

   Прижав пальцы к шее - очень холодной шее - она убедилась, что сердце работает. И пульс - странное дело - был учащенным, хотя обычно у людей замерзающих сердце останавливалось.

   Заодно выяснилось, что в пути Их Сиятельство потеряли сапоги и получили удар по затылку. Или сначала был удар, а потом сапоги исчезли?

   В городе опасно.

   Но разве мужчины когда-нибудь думают об опасности?

   - Здесь ванна есть?

   - Да, - Гавин - слабая нить, на которой держится репутация Тиссы - смотрел с надеждой, от которой становилось неудобно. Тисса ведь не героиня баллады, способная чудеса творить.

   Она просто кое-что помнит. И очень надеется, что этого хватит.

   - Набери воды, чтобы была очень теплая, но не горячая. Еще нужно растопить камин так сильно, как получится. И вина нагреть... и есть пуховые одеяла? Лучше, если два или три...

   Тисса попыталась вспомнить, что еще делают в таких случаях.

   У мамы точно бы все получилось. Она не знала, что столичные леди не изучают лечебное дело, потому что в столице всегда есть доктор. Только Их Сиятельство с доктором дел иметь не желают.

   Еще бы в чувство его привести.

   - Ваше Сиятельство, - Тисса позвала, не особо надеясь, что будет услышана. - Вы должны проснуться.

   Нюхательных солей прихватить бы... и ее коробку, в которой еще остались кое-какие травы. Багульник точно был. И чабрец, кажется. Липовый цвет не помешал бы. Ромашка.

   С травами Тисса разберется позже.

   - Ваше Сиятельство... подъем.

   Тисса легонько ударила по щеке.

   Она, конечно, мечтала отвесить тану полноценную пощечину, но сейчас вдруг стало неудобно. Больных надо жалеть. Ох, но жалость жалостью, а до ванны они с Гавином тана не дотащат. Тяжелый. Тисса попыталась с места сдвинуть и убедилась, что сил ее не хватает.

   А вот в балладах героини рыцарей с поля брани тащили... в доспехе причем.

   Иногда и за конями возвращались.

   И Тисса, наклонившись, мужественно перекинула руку Их Сиятельства через плечо. Запоздало подумалось о гневе, в который придет леди Льялл, увидев грязь на халате... и в этот момент рука ожила, как-то хитро обхватила шею Тиссы и сдавила.

   Тисса хотела закричать и не смогла.

   Сейчас шея хрустнет и... все.

   - Гавин! - рявкнули Их Сиятельство, ослабляя хватку. - Какого хера тут творится?

   И сразу орать. Конечно. Именно Гавин виноват во всем, что с таном произошло.

   Тисса потрогала шею. Та была на месте. Голова, что характерно, тоже.

   И дышать снова получалось.

   Все-таки надо было не стесняться с пощечинами. Когда еще такой случай выпадет?

   - Доброй ночи, - Тисса на всякий случай отступила от кресла. - Гавин сказал, что вы... заболели. И нужна моя помощь. Вы можете встать?

   А когда тан злится - она как-то сразу поняла, что Их Сиятельство и вправду очень-очень злы - глаза его становятся серыми.

   - Вы замерзли. И если не согреетесь, то умрете, - добавила она совсем тихо, испытывая одно желание: сбежать.

   - А ты, значит, греть пришла?

   Вот как с этим человеком нормально разговаривать?

   Надо успокоиться. Больные люди грубят, потому что им больно. Так мама говорила. А тану, судя по всему, больно постоянно. Наверное, это возрастное. Но Тисса потерпит. Ее долг заботиться о муже.

   Хотя он явно против.

   - Греть будет ванна. И вино. Горячее.

   Их Сиятельство все-таки соизволили подняться. От помощи Тиссы отмахнулись, пробурчав:

   - Ванна. Вино. Женщина. А я не в состоянии...

   - Что не в состоянии?

   - Ничего не в состоянии. Позор. Гавин!

   К счастью, Гавин появился вовремя, чтобы удержать тана от падения. Ну не в одиночку... все-таки зачем тан таким большим вырос? Это крайне непредусмотрительно с его стороны. Может, поэтому в балладах часто упоминают об изящном сложении героев? Таких, наверное, тащить легче. И коням в том числе.

   Над ванной подымался пар, и Тисса проверила воду. Ну конечно, оставалось Их Сиятельство только сварить. Ведь сказано же было - теплая, а не горячая. Мама предупреждала, что если вода будет слишком горячей, то сердце может не выдержать.

   А у него и так слишком часто бьется.

   Пришлось разбавлять холодной.

   Их Сиятельство стояли, упираясь руками и лбом в стену. Хорошо, что не говорили ничего под руку.

   - У вас голова не кружится? - Тиссе, кажется, удалось достичь нужной температуры.

   - Кружится.

   - Тошнит?

   - Уже нет. Ребенок, иди спать. Я сам управлюсь.

   Во-первых, вряд ли управится, во-вторых, Тисса всерьез сомневалась, что сумеет заснуть.

   - Вы ведете себя безответственно, - говорить следовало уверенно, но голос предательски дрожал. - И если вы отказываетесь от помощи доктора, то терпите мою.

   Вот у мамы получалось разговаривать с больными. Ее все слушались, даже папа. Правда он вечно ворчал, что сам разберется... а мама отвечала, что еще не готова стать вдовой.

   - Раздевайтесь, - сглотнув, велела Тисса.

   - Для тебя - с удовольствием.

   Ох, это не только неприлично. Это недопустимо! Особенно, если с удовольствием. Правда, оказалось, что руки Их Сиятельства не слушаются, и Гавину пришлось стаскивать грязную куртку, а потом и рубашку. Тисса поспешно отвернулась.

   Однажды она видела папу без рубашки. Но это было давно! И папа - это же совсем-совсем другое... если бы не разбитый затылок тана, которым предстояло заняться, Тисса немедленно бы вышла.

   А получалось, что уйти нельзя. Кто бросает дело недоделанным?

   И температуру воды следует постепенно повышать.

   Их Сиятельство в ванну не забрались - рухнули, выплеснув половину воды на пол. И на Тиссу - рубашка тотчас прилипла к ногам. А тан заорал:

   - Горячо!

   - Сидите. Вам так кажется. Вы просто промерзли насквозь.

   Тиссе пришлось обернуться. Она пообещала, что смотреть будет только на затылок... ну некоторые обещания крайне сложно сдержать. Спину тана покрывали старые шрамы и свежие синяки темно-лилового, черного почти цвета. Густо. Плотно.

   Страшно.

   Как он вообще ходит-то?

   И не просто ходит, но упершись руками в борта, пытается вылезти из ванны.

   - Пожалуйста, потерпите, - Тисса положила руки на плечи и поняла, что удержать его просто не сумеет. - Скоро жар пройдет. Вы должны прогреться. А я - осмотреть вашу голову.

   Его трясло, то мелкой, то крупной дрожью, переходившей в судорогу. Но это - хороший признак. Мышцы отходят. Всегда больно, когда мышцы отходят. Их надо бы растереть... Тисса пытается, но это то же самое, что растирать камень.

   - Гавин, помоги, пожалуйста.

   Помогает. Сосредоточенно, не обращая внимания на шипение Их Сиятельства. И лучше бы кричал в самом-то деле...

   - Я добавлю горячей. Выдержите?

   Кивок.

   А пульс еще ускорился, но не настолько, чтобы бояться за сердце.

   - Ребенок...

   - Что?

   - Спасибо.

   - Не за что. Сейчас посидите, пожалуйста, смирно.

   Тиссе нужны таз, тряпка и ножницы, потому как она подозревала, что просто расчесать слипшиеся волосы не выйдет. И оказалась права. Все спеклось в черно-бурый ком, который не желал размокать. Их Сиятельство терпели молча. Лишь однажды попросили Гавина добавить горячей воды.