Король громко рассмеялся и хлопнул Уолси по плечу.

— Нет, Томас, не будем об этом упоминать. Я подумал, что для такого случая посланником может быть Саффолк.

Какой-то миг Уолси молчал, и выразительный рот Генриха сжался. Уолси был благодарен, что выражение лица Генриха так изменчиво, что давало ему возможность понять желание короля еще до того, как тот его высказывал.

Саффолк! — размышлял Уолси. Королева Франции будет настоящей пешкой в искусных руках. Разве они бросят ее Саффоллку только потому, что та испытывает вожделение к этому человеку?

Он попытался проследить мысли Генриха. Это его сестра Мария, его любимая сестра, красивая и хорошенькая; умелой лестью она взрастила в брате сентиментальные чувства к самой себе и уговорила его дать ей обещание. «Если я выйду замуж за короля Франции, после его смерти я выйду за кого захочу». А Генриху было известно, кто ей нравился.

Ему хотелось теперь успокоить ее, сказать: «Послушай, сестренка, ты вдова в чужой стране, поэтому я посылаю тебе подарок, чтобы подбодрить тебя. И этим подарком будет Саффолк».

Генрих говорил себе, что Брэндон будет достойным посланником, а поскольку он пылко ухаживает за герцогиней Савойской, в этих обстоятельствах его поездка будет всего лишь дружеским жестом и вреда никакого не принесет. У Марии достаточно здравого смысла, чтобы понять, ей нельзя флиртовать с Саффолком, пока в ее чреве, быть может, наследник Франции.

Во всяком случае, Генрих принял решение.

Пусть так и будет, подумал Уолси, который был не настолько безрассуден, чтобы пойти в этом против воли короля и, вследствие чего, возможно, упустить контроль над другими, более важными делами.

— Если Ваше Величество считает, что Саффолк может быть вашим посланником ко французскому двору, то и я того же мнения,— сказал он.

Кардинал прочел письмо от Саффолка. Ему льстило, что герцог написал ему. Тот, как видно, понимал, что вероятнее всего повлиять на короля может Томас Уолси.

Его кардинальская шапка еще не прибыла, но была в пути. Уверенность Уолси в том, что когда-нибудь он завладеет папской тиарой, все больше росла, а пока он довольствовался тем, что управлял Англией.

Саффолк писал, что они с Марией поженились.

Уолси рассмеялся над безрассудством этого человека. Потом подумал о собственном безрассудстве с госпожой Винтер, и смех его немного увял.

Но жениться на принцессе так скоро после смерти ее супруга! Больше того, имел ли Брэндон вообще какую-то возможность для заключения брака? По утверждению некоторых, он уже был женат и, несомненно, замешан в каких-то запутанных матримониальных связях с тремя другими женщинами. Первая — Элизабет Грей, дочь виконта Лайсла, опекуном ее был Брэндон, с ней он был помолвлен. Эта леди отказалась выйти за него замуж и договор расторгли. Позднее он был помолвлен с некоей Энн Браун, однако, еще до свадьбы он получил освобождение от своего обязательства и женился на вдове по имени Маргарет Мортимер, своей родственнице. Когда ему наскучила эта женщина, он добился, что брак был объявлен церковью недействительным по причинам единокровности, и, как говорят, после этого совершил нечто вроде брачного обряда с Энн Браун, от которой у него была дочь. При ближайшем рассмотрении его прошлое, без сомнения, выглядело весьма сомнительным, как и то, может ли он вообще вступать в новый брак. Однако, обаяние Брэндона было так велико, что он очаровал не только Марию, но и Генриха.

Уолси прочел письмо:

«Королева не давала мне покоя, пока я не согласился на женитьбу. Сказать вам откровенно, я охотно женился на ней и делил с ней ложе, так что боюсь, как бы она не понесла. Если об этом дойдет до короля, моего господина, я пропал».

Брэндон просил Уолси постепенно подготовить короля и передать тому от Марии уверения в ее любви и преданности в надежде, что Генрих смягчится и позволит им вернуться домой, чего они страстно желают.

Уолси обдумал вопрос. Ситуацию спровоцировал сам король. Он знал, как своевольна его сестра и обещал ей, что, если она даст согласие на брак с Людовиком, то сможет сама выбрать себе следующего супруга. Уолси был уверен, что Генрих притворится разгневанным при этом известии, но не будет особенно обеспокоен. Он нежно любит свою сестру и скучает о ней, поэтому будет рад вернуть ее домой. Он скучает и о Саффолке, ибо этот веселый авантюрист один из самых занятных его друзей.

Поэтому Уолси, не особенно тревожась, испросил аудиенцию и показал Генриху письмо, полученное им от Саффолка.

— Пресвятая Божья Матерь! — воскликнул Генрих.— Значит, они поженились... и она, по всей видимости, беременна. Что если...

— Нам следует знать, Ваше Величество, является ли король Франции его отцом. Боюсь, это не так. Бедный Людовик, от него его жена не могла понести.

На мгновение воцарилась глубокая тишина, и к своему ужасу Уолси увидел, как побагровел здоровый румянец на щеках короля.

Значит, он уже начал сомневаться в своей способности иметь детей, подумал Уолси. Так ли это? Полагают, что к этому времени Элизабет Блаунт уже была в интересном положении; что касается неудачных беременностей Катарины, то при дворе к ним так привыкли, что ожидают у нее выкидыша еще до того, как тот произошел.

Уолси быстро произнес:

— Король Франции был слишком стар, чтобы иметь детей.

Король перевел дыхание. Опасность миновала, и Уолси продолжал:

— Какие у Вашего Величества пожелания относительно этого?

— Меня это глубоко потрясло,— сказал Генрих.— Их следует наказать. Я недоволен ими... обоими.

На самом деле это было не так. Ему уже хотелось видеть их при дворе. Он придавал настолько большое значение своим удовольствиям, что ставил их выше государственных дел. В то время, как Уолси раздумывал над тем, какие великолепные партии можно было бы устроить для Марии, Генрих думал: «Мария будет счастлива, и я буду счастлив, что моя сестра вновь со мной».

Но как всегда он был готов выслушать советы Уолси; когда же Саффолк потом написал Генриху, умоляя его разрешить вернуться домой, зная, что он отдается на его милость и что его могут «казнить, заточить в тюрьму или уничтожить» за совершенный им огромный грех, тот предоставил Уолси выбрать, на каких условиях можно разрешить греховной паре вернуться.

— Пусть они вернут Вашему Величеству подаренные вами принцессе Марии столовое серебро и драгоценности,— предложил Уолси,— и пусть Саффолк обязуется ежегодными взносами оплатить понесенные вами расходы на французский брак. Тогда, как представляется, они будут надлежащим образом наказаны. Все узнают, что никому не дозволено безнаказанно пренебрегать желаниями Вашего Величества, и в то же время эти двое, кого мы все так любим, смогут... довольно скоро... вернуться ко двору.

Генрих был в восторге от такого решения.

В очередной раз ему стало ясно, насколько он может положиться на своего друга Уолси.

Веселый и беспутный Франциск Ангулемский с радостью занял положение, которого столько лет домогались он и его семья.

Как он был доволен, узнав, что Мария Тюдор не беременна; хотя он и бросал похотливые взоры на эту привлекательную английскую девицу, брак с Саффолком казался счастливым завершением всего дела.

Честолюбивый и энергичный, он в первые же недели после своего восшествия на престол обратил свои взоры на Италию.

В марте того же года в Англию, с благословения Франциска, прибыло венецианское посольство.

Положение Венеции в Европе было обусловлено ее торговыми делами. Венецианцы прежде всего были торговцами и просили всего лишь разрешить им продолжать продавать товары, которыми они славились. С тех пор как Максимилиан захватил Верону, он стал серьезной помехой для венецианской торговли, и народ Венеции верил, что благодаря союзу с Францией они смогут получить Верону обратно. Поскольку и Франция осознавала, что ее власть в Ломбардии зависит от дружбы с Венецией, между ними были возобновлены дружественные отношения.