Я пребывала в сомнении. Я чувствовала, что не могу открыть не праведное прошлое Аннабелинды.

Предположим, что неблаговидный проступок Аннабелинды выйдет на свет Божий. Какая будет от этого польза? Бедный Маркус и его гордое семейство! Они уже и так достаточно страдали.

Наступили страшные дни. В Лондон приехали подавленные и печальные тетя Белинда и дядя Роберт. Я никогда не видела тетю Белинду такой прежде. Сэр Роберт казался совсем потерянным.

Он горячо любил своих детей. Как мне хотелось, чтобы Роберт-младший тоже приехал.

Сэр Роберт постарел за эти несколько недель, но меня поразила тетя Белинда. Мама была необычайно ласкова с ней, и они проводили вместе очень много времени.

Я постоянно думала об Аннабелинде. Конечно, она любила риск, а времена были опасными. Но кому могло понадобиться заманивать ее в пустующий дом, чтобы убить?

Я стояла перед дилеммой. Я не могла забыть, насколько встревожена была Аннабелинда как раз перед смертью. Я никогда прежде не видела ее такой. Разумеется, ее ужасало, что Карл настаивает на встречах и, возможно, попытается разрушить ее брак, но это не могло служить мотивом для убийства.

Меня мучил вопрос, не рассказать ли об этом отцу или маме и не попросить ли у них совета.

Я лежала ночью, не в силах заснуть… размышляя. Я думала, что маме неплохо бы знать, кто родители Эдварда. В конце концов, она являлась его опекуншей. Я пыталась убедить себя, что отношения Аннабелинды с Карлом не имели никакого отношения к ее смерти. Но почему?

Шли дни. Полиция продолжала расследование.

Миссис Келловэй снова задавали вопросы, но она уже сообщила все, что знала. И загадочного мужчину с бородой и искалеченной рукой пока не нашли.

Мне кажется, они начали сомневаться, не существует ли он только лишь в воображении миссис Келловэй.

Мы с Маркусом увиделись наедине, когда он пришел к моему отцу, которого не застал дома.

Мы испытывали замешательство.

— О, Маркус, — сказала я. — Я вам так сочувствую. Все это совершенно ужасно.

Он кивнул. Я подумала, что Маркус горячо любил Аннабелинду. Для него все это ужаснее, чем для любого из нас. А если она в самом деле ждала ребенка, то это было трагично вдвойне.

— Как это могло случиться, Люсинда? — спросил он. — Моя жена была с вами откровеннее, чем с кем-либо.

Я покачала головой:

— Именно это и пытается выяснить полиция.

— Для чего? Ее уже не вернешь. — Маркус печально взглянул на меня. Они подозревали меня.

— Сейчас уже нет… только в самом начале.

— Я находился целый день на людях, поэтому им пришлось исключить меня из списка подозреваемых. Кстати, довольно неохотно.

Я подумала о его семье. Что им пришлось пережить! Они не должны узнать, что Эдвард — сын Аннабелинды. И Маркус не должен. Он сам вел тайную семейную жизнь, но организовал ее таким образом, что это, вероятно, всех устраивало.

— Люсинда, — сказал Маркус, — давайте как-нибудь встретимся. Когда-то же все разъяснится.

— Возможно, — сказала я.

Я обрадовалась, когда в комнату вошел отец.

Шли дни, наша жизнь продолжалась, а причина убийства Аннабелинды по-прежнему оставалась тайной.

Иногда я шла по проезду Беконсдэйл к площади. Пройдя через калитку, я доходила до того места, где стояла с мистером Партингтоном и ждала Аннабелинду.

Я смотрела на дом. В нем определенно было что-то жуткое. Кусты еще больше разрослись. Дом, где произошло убийство, жестокое, необъяснимое убийство красивой молодой женщины.

Как-то к нам пришел гость.

Когда я вошла в гостиную, он сидел там. Я не поверила своим глазам. Последний раз я видела его еще до войны.

При моем появлении Жан-Паскаль Бурдон встал и, подойдя ко мне, взял мои руки в свои.

— Люсинда! Ну, теперь ты молодая леди… и к тому же красивая!

Он привлек меня к себе и расцеловал в обе щеки.

— Я часто думала, что с вами, — запинаясь, пробормотала я. — Как… как вы добрались сюда?

— С некоторыми трудностями… что естественно во время войны. Но я здесь, и мне приятно видеть тебя. Что за ужасные времена!

Я кивнула в знак согласия.

— Это страшный удар. Моя внучка. Такая красивая, полная жизни девушка…

Мне сразу вспомнилось, как ловко он вызволил Аннабелинду из затруднительного положения.

— Герцогиня с вами? — спросила я.

— О нет, нет. Добраться сюда было нелегко.

Пришлось ехать одному.

— Как она поживает?

— Хорошо, насколько это возможно при данных обстоятельствах. Ведь враг на нашей земле…

— Как я понимаю, положение улучшается.

— Возможно. Но мы не почувствуем удовлетворения, пока немцы не будут изгнаны из нашей страны.

— Вы приехали, потому что узнали об Аннабелинде?

— Да. Это одна из причин моего приезда. Я хочу увидеться с твоим отцом. То, что я должен сказать ему, может оказаться важным.

— Он скоро придет.

— Тогда мы поговорим.

— Что случилось с мадам Рошер?

— Мадам Рошер! Благородная душа! Она оставалась в пансионе до тех пор, пока это не стало слишком опасным. Она могла бы рискнуть задержаться еще, но она умная женщина. На самом деле, она одна из самых практичных женщин, которых я знаю. Мадам Рошер покинула школу и живет вместе с нами неподалеку от Бордо.

— А как вы там живете?

Жан-Паскаль пожал плечами и развел руками, изображая отчаяние:

— Плохо. Но придет и наш час.

— А школа?

— По-моему, ее превратили в штаб.

— Станет ли она когда-нибудь снова школой?

— Конечно, станет. Но не для тебя, моя милая.

К этому времени твои школьные дни останутся далеко позади.

Когда мой отец пришел, он очень обрадовался Жану-Паскалю.

— Вы должны пообедать с нами, — сказал отец. — А потом мы побеседуем. Вас устраивает такой распорядок? Или вы предпочитаете сначала поговорить?

— Я нахожу восхитительной перспективу посидеть за обеденным столом, как это принято у цивилизованных людей. Враг уже так долго находится у наших ворот. Для меня слишком заманчивы мир и покой этого дома, чтобы противиться искушению. Давайте обедать и беседовать о временах счастливее тех, что выпали теперь на нашу долю.

Мы обедали вместе, только втроем. Жан-Паскаль рассказывал о жизни во Франции, опасностях, неуверенности в завтрашнем дне, о том, как трудно добраться до Англии. Все это было невероятно интересно, но у меня создалось впечатление, что они с отцом медлят перед тем, как приступить к обсуждению действительно важных проблем, послуживших истинной причиной появления месье Бурдона.

Как только с трапезой было покончено, отец сказал:

— Я предлагаю пройти в мой кабинет.

Жан-Паскаль кивнул, а отец сначала взглянул на меня, а потом вопросительно посмотрел на Жана-Паскаля.

— Я считаю необходимым участие в нашем разговоре мадемуазель Люсинды, — сказал Жан-Паскаль. — Думаю, ей известно больше, чем вы полагаете.

Когда мы вошли в кабинет, отец запер дверь.

— Правильно, — промолвил Жан-Паскаль. — Необходимо соблюдать строжайшую секретность.

— Как я догадываюсь, — сказал отец, — вы причастны к самым важным проблемам на континенте?

— Мой дорогой, не думайте, что мы спокойно терпим немцев на своей земле. Мы боремся с ними.

И добавлю — довольно успешно. Я сейчас в Англии, потому что нам удалось кое-что выяснить. Мы хотим, чтобы определенные люди, находящиеся здесь, получили по заслугам.

Жан-Паскаль достал из кармана большой конверт, вынул из него фотографию и положил на стол.

— Вам знаком этот человек? — спросил он отца.

У меня перехватило дыхание, потому что я смотрела на фотографию Карла Циммермана.

Я произнесла его имя вслух.

— Нет, нет, — сказал Жан-Паскаль. — Это Генрих фон Дюрренштейн. Он один из самых лучших и наиболее опытных шпионов, которые только есть у немцев.

— Карл Циммерман! — сказал отец. — Он работал в швейцарском посольстве перед тем, как разразилась война.