Освободив Сокки от излишеств, я положил его сбрую, седло и накидку в большой шкаф с ключом, запер и засунул ключ в магическую суму, после чего напоил коня и задал ему корма из своих запасов, которые нужно было срочно пополнить. Только после этого, пожелав ему спокойной ночи и предупредив конюха, что Сокки мало того, что здоров лягаться, так ещё и бьёт что с правой, что с левой ноги точно в лоб, я отправился на постоялый двор и сначала снял номер, а уже потом отправился в таверну. Там в самом разгаре было такое веселье, что я даже удивился. Вскоре всё выяснилось. Оказывается, над речными торговцами, словно бабка пошептала и они резко снизили свои цены и, вообще, стали вести себя гораздо дружелюбнее и уважительнее, за что им тут же разрешили шастать по всему городу.
Смех смехом, но причиной тому было то, что какой-то барон Август, в баронстве которого магии пришел полный кердык и он свалил со всем своим народом на новые хлебные места, разрешил речникам поселиться в своем городе, а также в остальных городках деревнях баронства, за что те поклялись охранять его замок, как свою самую главную святыню. Ограничившись лёгким ужином с парой кубков вина, я легко поддался очарованию молодой, загорелой красотки с острова Рашд. Мы минут пять спорили, чей номер лучше и в конце концов я предложил бросить монету. В итоге я отправился в её номер, куда она заказала сразу и ужин, и завтрак, и второй завтрак.
Что же, мне снова воздалось сторицей за моё долготерпение, а вот с Зианикой чуть было не случилась истерика, когда я, завязав ей глаза, украсил её ушки серёжками с голубыми грушевидными жемчужинами, повесил на шейку такой же кулон, а на безымянный палец левой руки надел колечко с сапфиром. В результате я только на четвёртое утро смог вырваться из её объятий, да и то лишь потому, что в полдень её галера отходила от причала и направлялась вверх по реке. Зато я зарядился положительными эмоциями перед путешествием по страшным Лингийским болотам. Поинтересовался, как поживает Сократ, с ним всё было в полном порядке, я проводив девушку до порта и отправился на поиски фуража для коня и корма для себя. Через несколько часов, закупив всё необходимое, коню отличное сено, овёс, морковь и всё прочее, а себе колбасу, сыр, сухари и сухое красное вино в двухлитровых кувшинах, я вернулся на постоялый двор.
До самого вечера я сидел в таверне, ужинал и слушал сплетни, а когда стемнело, расплатился за постой, оседлал коня и на ночь глядя покинул постоялый двор, чем очень удивил привратников. Через пять суток я прибыл в город Ориентарод. Это был последний "оплот цивилизации" на пути к Лингийским болотам, но сначала мне нужно перевалить через Восточный хребет. В Восточном Роде я надеялся найти какие-то более подробные карты этих болот и в первой же магической лавке на меня посмотрели, как на сумасшедшего. Выяснилось, что дальше Восточного хребта жизни нет, так как там живёт такая злобная болотная нечисть, по сравнению с которой гигантские чёрные жабы кому угодно покажутся ласковыми, игривыми котятами. От огорчения я даже не стал спрашивать, что же мне теперь делать и, осмотрев всё, что было выложено на прилавке, пошел в другую.
Только в третьей лавке мне удалось найти более или менее приличные магические ингредиенты для изготовления артефактов. Сняв номер на постоялом дворе, самом худшем из всех тех, которые мне только попадались, городок был невелик и народ заезжал сюда не часто, я три дня мастерил боевые магические артефакты. На четвёртый день я снова покинул постоялый двор на ночь глядя. Возвращаться в этот городок я не собирался. Мой визит и так наделал в нём если не шума, то по крайней мере задал работы местным сплетникам на пару недель. Когда же я подъехал к городским воротам, ведущим на запад, к Восточному хребту, то меня поначалу не хотели выпускать.
Всё объяснялось просто. Оказывается по ночам болотная нечисть в виде огромных летучих мышей долетала даже до Ориентарода, но в город ей не давали сунуться местные маги. Впрочем, как я успел заметить, в Большом Изенде все люди были магами или умели пользоваться магическими артефактами. Кое как убедив стражников в том, что любой человек имеет право выбора, как ему покончить жизнь самоубийством, я выехал из города и поскакал по просёлочной дороге. Километров через я вынул из ножен фальчион, положил его на плечо и включил фонарь, а по сути довольно мощный прожектор и жить сразу же стало веселее. Отныне я решил ехать ночью, а отсыпаться днём, чтобы нас обоих не схарчила во время сна какая-нибудь злобная болотная тварь, так как от моего фонаря что-то чёрное, быстро летающее над землёй, шарахалось в стороны.
До водораздела невысокого, поросшего редким лесом хребта я добирался двое суток. Весь вечер, ночь и утро мы двигались строго на восток, а днём дрыхли под каким-нибудь деревом. Вторая ночь была уже более беспокойной. Огромные летучие мыши так и норовили вцепиться нам в головы и потому я то и дела стрелял по ним с левой руки, а иногда даже останавливал Сокки, и, вложив фальчион в ножны, лупил по их стаям с обоих рук. Попадал я не часто, но как только пять, шесть этих тварей разрывало в клочья, стая удирала прочь. Когда же я выехал на самую высокую и совершенно безлесую, пологую вершину высотой километра в три, мне открылась совершенно безрадостная картина. Судя по карте от Восточного хребта до берега моря было километров сорок и примерно столько же полуостров Линг имел в ширину. На этот раз я уже не спал днём, а внимательно рассматривал в монокуляр с сорокакратным увеличением это чёртово болото.
Уже буквально в каких-то пяти километрах от меня по нему разгуливало несколько здоровенных чёрных жаб. Наверное, это были местные стражники и я, помня нашу охоту на чёрных жаб, решил заняться ими завтра с утра по одной единственной причине — оставлять таких тварей у себя в тылу было бы неразумно. Во-первых, они были примерно на треть крупнее тех, с которыми мы уже имели дело, а, во-вторых, лишний комок жабьего пурпура в кармане не помеха. Раз уж мне всё равно следовало их ликвидировать, так почему бы ещё и не выпотрошить? Поэтому мы с Сокки снова завалились спать и проснулись только поздно ночью, так как на нас навалилась очень уж большая стая летучих мышей с размахом крыльев в четыре метра.
Стоило мне только сказать Сократу: — "Лежать.", как он тотчас завалился на бок, а вот я остался стоять и вертеться мне пришлось, как веретену. Под утро вообще прилетели какие-то птеродактили с круглыми головами и мне даже пришлось выхватить плазменный меч и превратить его в огненное копьё, так как огненные шары не причиняли им особого вреда. Хорошо, что их было мало, всего дюжина. Зато они оказались жутко настырными и не успокоились до тех пор, пока я не вспорол им всем мечом брюхо. Рубить им крылья было бесполезно, плазменный клинок их не брал. Пытаться отрубить голову, тоже, а вот брюхо оказалось их самым слабым местом благом было то, что они не пикировали на меня, а пытались цапнуть на бреющем полёте и потому после того, как мне удавалось вспороть такой твари брюхо, через несколько метров её потроха вываливались и она падала.
Подыхали они до самого утра, а с рассветом солнца я спустился вниз и устроил охоту на гигантских жаб. На этот раз я вовсю использовал артефакты, пуская в ход боевую магию земли. В результате мне удавалось "приземлить" эти гигантских тварей, прыгающих, как блохи. Они тоже были гораздо прочнее, чем те, с которыми я уже имел дело, но до обеда мне удалось убить семерых, после чего всё стихло. Хорошо, что с Восточного хребта в болото стекали ручьи. Добыв семь комков жабьего пурпура размером чуть больше моей ладони, я отмыл не только его, но и все двадцать восемь клыков и помылся сам даже не снимая с себя доспехов и одежды, после чего мы с Сократом снова поднялись на безлесый пригорок и немного перекусили и даже вздремнули, пока не прилетела очередная стая летучих мышей. На этот раз обошлось без птеродактилей, а наутро я увидел, что к месту сражения припрыгало ещё пять здоровенных жаб и мне ничего не оставалось, как уничтожить и их.