Ее подбородок вздернулся до опасного уровня.

— Если ты все знаешь — зачем спрашиваешь? Он встал и, уворачиваясь от подвесок, прошел по комнате в самый дальний угол.

— Каково нынешнее положение с этими долгами? Они выплачены?

— Не совсем.

— Что значит «не совсем»?

— Остался еще один, последний долг в банке. Он очень большой. — Будучи настроен столь воинственно, он наверняка спросит, что значит «большой». — Я не сумею полностью расплатиться еще какое-то время, но месячные проценты мы можем платить без проблем.

— Ты можешь платить проценты… — Стараясь не сорваться, он прикрыл глаза. — Но ты не можешь позволить себе нормальную крышу над головой. Так?

— Так, — неохотно признала она.

— Я предупреждал тебя, что случится, если ты возьмешь слишком большой разбег. — Он стал шаг за шагом приближаться к ней. — Ты сама виновата, любовь моя. Вставай и одевайся. Мы уезжаем.

— Сейчас?

— Да, сейчас.

Не смея спорить, она покорно натянула одежду прямо на ночную рубашку.

— Ну вот, я одета.

Он скрестил руки на груди.

— Возьми с собой еще что-нибудь, чтобы завтра переодеться. Тебе это понадобится. Она повернулась к нему.

— Нет, не понадобится. Я могу переодеться и здесь.

Оказывается, она еще не полностью осознала, насколько он рассержен, и сейчас ей пришлось в этом убедиться. Он пересек комнату и остановился, возвышаясь над ней как скала, сжав руки в кулаки. Он смотрел на нее сверху вниз глазами, полными едва сдерживаемой ярости. Она не смела даже пошевелиться.

— Эта комната через час будет закрыта и опечатана, — произнес он таким голосом, что она задрожала. — Ноги твоей здесь больше не будет — во всяком случае, пока ты считаешься моей женой!

— Ты не можешь так поступить, — запротестовала она. — С тобой это никак не связано.

— А я говорю, связано!

— Ты не имеешь права диктовать мне, где жить! — Обида взяла верх над осмотрительностью, и слова хлынули из нее:

— Ты на самом деле мне не муж. Мы поженились только для того, чтобы спасти твой драгоценный контракт с Милане. Ты вовсе не волнуешься обо мне и все такое.

— Не волнуюсь? — Он схватил ее. На мгновение ей показалось, что он ее начнет трясти. Вместо этого он ее обнял и крепко прижал к себе. Казалось, ярость его улетучилась. — О Боже милостивый, у тебя что, нет разума? Конечно, я волнуюсь. Ты что, не понимаешь, что сделали бы с тобой люди Хартсуорта, если бы обнаружили тебя здесь?

Одну?

— Ты ведь все уладил, — пробормотала она, спрятавшись под защиту его объятий и не имея никакого желания вырываться из них. — Ты сказал, что они больше меня не тронут.

— Они и не тронут. Потому что ты поедешь со мной. На время. Никаких компромиссов. Никаких переговоров. Никаких споров. Ты останешься там, где я смогу присматривать за тобой, там, где я смогу тебя защитить.

Защитить ее, а не их дело, так он сказал. У нее появилась надежда. Может быть, он и в самом деле волнуется? Немножко.

— Хорошо. — Она сдалась очень достойно, стараясь не выглядеть такой уж счастливой. — Но спальня у меня будет своя собственная.

— Прекрасно. Комната в твоем распоряжении. Мы будем делить только постель. Ее глаза широко раскрылись.

— Минуточку…

— Похоже, ты засорила себе голову сомнениями насчет истинности нашего брака. — Он сухо улыбнулся. — Я подумал, что смогу покончить с этими сомнениями раз и навсегда.

Она поперхнулась.

— Я больше не сомневаюсь. Честно — нет! Он проигнорировал ее заверения.

— Что ты там такое говорила? — Он свел брови. — Насчет того, что я на самом деле тебе не муж?

— Ты, наверное, не так меня понял, — вскинулась она в отчаянии. — Акустика здесь ужасная. Он ее не слушал.

— Я подумал, что следует доказать тебе, насколько я настоящий муж.

— В этом нет необходимости.

— Поверь мне, я сделаю это с удовольствием. Она вывернулась из его рук.

— Черта с два ты это сделаешь!

— Не точно выражаешься, любовь моя, — поправил он ее хриплым голосом. — Полагаю, это скорее будет напоминать о небесах, чем о чертях!

Не обращая внимания на ее протесты, он взял ее за руку и потащил с чердака. Внизу она заметила Марко и Вилли, выглядывавших из-за ящиков с апельсинами. Она потерла поясницу пониже спины и поморщилась, весьма довольная полными ужаса взглядами, которыми обменялись ее служащие. Так им и надо, незачем было жаловаться на нее.

— Прекрати, — прорычал Top. — Нечего выставлять меня чудовищем, избивающим собственную жену. — Он внезапно остановился и поцеловал ее, не ослабив объятий до тех пор, пока она к нему не прильнула всем телом. — Вот так. Теперь они смогут представить себе что-нибудь другое.

— Это нечестно!

— Ничего не поделаешь.

Он втолкнул ее в машину и выехал из города… Через двадцать минут они были уже на месте. Вид его дома наполнил ее в равной степени восторгом и облегчением. Ей не хотелось возвращаться на чердак. Если бы не принципы, она осталась бы здесь с самой первой ночи. Компромисс — это хорошо. Но в данном случае почетная сдача — еще прекрасней.

Он открыл дверь и втолкнул ее внутрь.

— Ты знаешь, куда идти. Уже поздно, а нам обоим завтра работать. Так что я предлагаю сразу завалиться в постель.

Она остановилась в коридоре, не желая проходить дальше. Он что, серьезно ожидает, что она будет с ним спать? Она может вынести совместную работу с ним. Она может даже жить с ним в одном доме. Но она не может спать с ним в одной постели. Этот вопрос нужно как-то решить.

Он взглянул на нее, взгляд его смягчился.

— Что-то не так?

— Я… а-а… — Она изучала паркет. — Я не буду спать с тобой.

Его туфли приблизились к ней. Потом его рука приподняла ей подбородок и взгляд его вонзился в нее.

— Нет, будешь, — спокойно сообщил он ей. И прежде, чем она смогла сказать хоть слово, добавил:

— Не сегодня. И не завтра. Я сомневаюсь и насчет послезавтра. Но когда-нибудь ты станешь моей женой по-настоящему, а не формально.

— Это ты так думаешь, — пробормотала она, не найдя более умного ответа.

— Это я так думаю. А теперь — отправляйся в постель. Ты выглядишь так, как будто вот-вот упадешь.

И на том все было решено. Чувствуя себя в разладе с ним, с Вилли, Марко, с самой собой и всем светом, она легла в постель. Только ей не стало лучше.

Следующие четыре недели оказались самыми тяжелыми в жизни Андреа. Нелегко ей было отдать себя полностью в руки другого человека. Она так долго жила под пятой у Ника, что смена власти отца на власть мужа не доставила ей никакого удовольствия.

Нет, Тор особенно не давил на нее, поспешно поправляла она себя. Он просто подробно вникал в дела и принимал решения. К сожалению, если их решения не совпадали, она всегда проигрывала. Ей хотелось взбунтоваться против столь властного обращения. Она и взбунтовалась бы, если бы могла найти причину.

Но дела рынка процветали, тут уж ничего не скажешь. Да и как она могла спорить, когда он был всегда прав? Не восемь раз из десяти, даже не одиннадцать из двенадцати — а каждый раз!

Это нечестно. Ее работники его обожали. Она научилась за последние четыре недели гораздо большему, чем за последние четыре года. Качество продуктов оставалось на высоте. А цены снизились до предела. Абсолютно все шло настолько превосходно, что ей хотелось стукнуть что-нибудь — или кого-нибудь.

Но даже и не это больше всего ее расстраивало. Хуже, что он так и не выполнил своего обещания превратить их брак в настоящий.

Ей попалась на глаза невинная коробка с зеленым перцем, и она изо всех сил пнула ее ногой. Потом раздраженно вздохнула. Только и остается, что превратить собственный превосходный товар в кашу.

— О-о! Похоже, в нашем раю неприятности! — послышался снаружи голос Райнера.

Андреа хмурилась, пока не увидела, кого он привез с собой.

— Джордан! — Она счастливо улыбнулась. — Не могу поверить, что твой супруг позволил тебе приехать!

Миниатюрная брюнетка подошла к ней, бережно поддерживаемая Райнером под руку.