Но вопрос с университетом для себя решил — в ноябре он официально отчислился. Опять встала проблема, что делать. Фолкнер вновь принялся зарабатывать деньги главным образом тем, что красил крыши университета. Но это не выход, нельзя на этом строить свою жизнь. Никто, кроме его матери и Фила Стоуна, не верил, что из него что-нибудь получится. Да и сам он начал сомневаться, получится ли из него поэт и добьется ли он когда-нибудь признания.
Но упорно продолжал писать, заполняя своими рукописями шкафы в адвокатской конторе Стоуна. В остальное время слонялся по городу, часами сидел на площади у здания суда, слушая неторопливую болтовню стариков о прошлом. Иногда они на машине Стоуна уезжали за город, вырываясь и подальше — в Мемфис и Кларксдейл. Уильям отрастил бороду, ходил в старой грязной рубашке, часто разгуливал по улицам босиком. В результате в городе его стали считать не только бездельником, но просто полусумасшедшим.
Между тем за этим фасадом шла напряженная работа ума, шел мучительный поиск путей в жизни, серьезные раздумья о литературе. Об этом свидетельствуют материалы, которые он в этот период написал и опубликовал в газете «Миссисипиан». Надо сказать, что уход Фолкнера из университета никак не отразился на его связях со студенческой газетой и ежегодником. И газета и ежегодник продолжали числить его в списке редакторов, а театральная труппа «Марионетки» вплоть до 1925 года считала его "почетным членом" коллектива.
Любопытно, что именно в этот период душевного разброда и поисков Фолкнер выступил как критик, чего он впоследствии никогда больше не делал. Видимо, он испытывал потребность сформулировать, хотя бы для себя, какие-то мысли о современной литературе, определить свою позицию в ней.
Две рецензии, опубликованные в конце 1920 — начале 1921 года в «Миссисипиан», довольно поверхностны и малопрофессиональны. И тем не менее они представляют некоторый интерес хотя бы потому, что в них Фолкнер декларирует необходимость отказа от подражания романтикам. Рецензию на сборник стихов У. Перси "Однажды в апреле" Фолкнер начинает так: "Мистер Перси — подобно, увы! многим из нас — страдает от того, что родился не в свое время. Ему нужно было жить в викторианской Англии и уехать вместе с Суинберном в Италию… Над ним довлеет языческое преклонение перед красотой прошлого; он похож на маленького мальчика, который закрывает глаза, чтобы не видеть мрака современности, угрожающего яркой: простоте и красочному романтическому великолепию средних веков, стоящему перед его глазами".
В этих словах нельзя не услышать далекий отклик собственных проблем Фолкнера — отношения к прошлому, давления этого прошлого на личность, противоречия между прошлым и современностью.
Вторая рецензия — на книгу стихов Конрада Эйкена, — напечатанная в феврале 1921 года, открывается сардоническим обзором тогдашней американской поэзии, которую Фолкнер обвиняет в версификаторстве и посредственности, в том, что большинство поэтов, исключая Эйкена и еще, может, полудюжину других, "пишут, подражая худшему у Китса".
Озабоченный судьбой своего друга, в талант которого он продолжал свято верить, Стоун в конце концов предложил Уильяму воспользоваться предложением Старка Ян-га и поехать в Нью-Йорк, где он, быть может, познакомится с литературными кругами, найдет издателя или критика, который им заинтересуется. Кроме того, Стоун надеялся, что Фолкнер сможет заняться в Нью-Йорке и графикой.
Вопрос был решен, и Фолкнер начал лихорадочно зарабатывать деньги на поездку. К лету он располагал 100 долларами, из которых 60 долларов ушли на железнодорожный билет до Нью-Йорка.
Итак, летом Фолкнер оказался в Нью-Йорке с 40 долларами в кармане. К его ужасу, Старка Янга в городе пе оказалось. Пришлось срочно искать себе крышу над головой и хоть какую-нибудь работу — он устроился мыть посуду в греческом ресторане. Вскоре в Нью-Йорк вернулся Янг и поселил Фолкнера у себя. Впоследствии Фолкнер вспоминал: "У него была одна спальня, поэтому я спал на старинной итальянской софе в прихожей. Софа была короткой. Только спустя три года узнал, что Янг жил все это время в смертельном страхе, что я во сне сломаю ручку у этой старинной софы. Жил у него до тех пор, пока он не предложил мне найти какое-нибудь занятие. Он помог мне найти место у "Лорда и Тейлора". Я там работал в книжном отделе, пока не уволили. Кажется, я был не очень точен с отчетностью. Тогда я отправился домой".
К воспоминаниям Фолкнера надо добавить, что в Нью-Йорке Старк Янг познакомил его с Элизабет Пралл, которая заведовала этим книжным отделом.
По письмам Фолкнера Стоун понял всю бесперспективность дальнейшего пребывания своего друга в Нью-Йорке и принялся срочно искать выход. Где-то, видимо, в ноябре 1921 года Стоун написал Фолкнеру, что в Оксфорде освободилось место почтмейстера университета и что Уильям может претендовать на эту должность. Уже в начале декабря Фолкнер держал чисто формальный экзамен на почтмейстера и был утвержден в этой должности.
Почтовая контора, обслуживавшая "Оле Мисс", помещалась в маленьком кирпичном домике на Юниверсити авеню. В ту пору в университете насчитывалось около 600 студентов и 35–40 профессоров. Все профессора и почти все студенты имели свои почтовые ящики. Работы на почте было немного, но даже эту несложную работу Фолкнер умудрялся не делать. Посетителей почты сначала смущало, а потом стало приводить в негодование то, что им приходилось стоять у окошечка довольно длительное время, а почтмейстер, сидевший в кресле с книгой или журналом, упорно не поднимал голову и не желал замечать клиента. Или в разгар рабочего дня почта вообще оказывалась на замке, а почтмейстер отсутствовал неизвестно где. Газеты, журналы и письма стали приходить с большим опозданием, а то и вовсе пропадать. На жалобы клиентов почтмейстер реагировал оскорбительным молчанием.
Однажды после жалобы родителей и будущих студентов, что они не получают ответов на запросы о каталогах, приехал разбираться в этом конфликте ревизор и, к своему ужасу, услышал от почтмейстера хладнокровный ответ: "А, это почта второго сорта, я ее складываю в тот мешок и жду, пока он не заполнится, чтобы отправить его".
Местный баптистский священник пришел в состояние неописуемой ярости, обнаружив несколько экземпляров журнала "Баптист рекорд" в урне для мусора. Один из профессоров университета написал жалобу, в которой утверждал, что единственная возможность получить свою почту — это вытаскивать ее из мусорной урны у задней двери почтовой конторы. Он утверждал, что Фолкнер, как только приходит почта, вместо того чтобы распределить по почтовым ящикам, вытряхивает ее из мешков в урну. Один из студентов жаловался, что Фолкнер так редко открывает почтовые ящики, что приходится выгребать пыль каждый раз, когда лезешь в ящик.
Чем же, спрашивается, занимался почтмейстер "Оле Мисс"? Он использовал служебное время, чтобы читать — в этот период он особенно увлекся русскими классиками. Он по-прежнему сочинял стихи, переделывал ранее написанные, секретарша Фила Стоуна аккуратно перепечатывала все, что он писал, а Фил упорно рассылал стихи по издательствам и журналам, откуда они возвращались с вежливым отказом. Один-единственный раз за все это время в июне 1922 года новоорлеанский журнал "Дабль дилер" опубликовал на своих страницах стихотворение Фолкнера "Портрет".
При новом почтмейстере почтовая контора "Оле Мисс" по вечерам превращалась в нечто вроде ночного бара: друзья Фолкнера собирались там, выпивали, веселились, спорили о литературе и только к ночи расходились, оставляя после себя множество пустых бутылок, которые почтмейстеру тоже лень было прибирать. Возможно, именно на одном из таких вечеров родилась дерзкая идея, доставившая немало хлопот руководителям университета. Редакторы студенческой газеты «Миссисипиан» хотели как-то оживить газету, повысить к ней интерес со стороны студентов. Легенда приписывает рождение этой идеи Фолкнеру, тем более что в опубликованной в «Миссисипиан» рекламе нового предприятия он фигурировал как один из трех его президентов.