Может быть, Джейд его бывшая любовница? Или он до сих пор с ней встречается? Как только Женевьева подумала об этом, у нее почему-то испортилось настроение. Она разозлилась. Женевьева понимала, что это глупо. Почему Синклер не должен встречаться с другими женщинами? Кто может запретить ему это? Возможно, он заключил договор на девяносто дней сразу с несколькими женщинами и поэтому ей не звонит? Он слишком занят, ему нужно удовлетворить весь свой гарем, состоящий из женщин с причудливыми именами, которые покупают ему необычные подарки.

Интересно, что он делает с этими великолепными дамами и законченными карьеристками, названными в честь поделочных камней?[1] Как он ведет себя с ними? Приглашает в дорогие рестораны, угощает изысканными винами, доводит до экстаза, заставляя дрожать от возбуждения в ожидании его прикосновений? Может быть, он приводит их к себе домой, связывает им руки шелковыми шарфами или кожаными ремнями (или даже серебряными цепями), а потом гладит и ласкает их тела, сначала руками, а потом губами? Женевьеву внезапно охватила ревность. Нелепая, совершенно беспочвенная ревность к этим придуманным ею женщинам, с которыми Синклер занимается любовью. «Какая же я дура! Нужно немедленно взять себя в руки», — подумала она. Синклер всего лишь деловой партнер, клиент агентства «Баррингтонс». Это игра. Нельзя относиться к ней серьезно, если не хочешь потом страдать и мучиться.

Однако от воспоминаний, похожих на яркие эротические фантазии, ей избавиться не удавалось. Женевьева отчетливо помнила, что чувствовала, когда Синклер прикасался к ней, ласкал, возбуждал ее, когда его пальцы дразнили ее соски, когда его губы скользили по ее коже… Она помнила все это. И все-таки на картинках, которые она мысленно себе рисовала, Синклер был с другой женщиной. У нее была большая грудь, длинные, струящиеся по спине волосы и стройные, как у топ-модели, ноги неимоверной длины. Женевьева вспомнила, что Дэвид Каршоу говорил ей о том, что именно такие женщины нравятся Синклеру.

Она никогда раньше не представляла мужчину, который ей нравится, с другой женщиной, и хотя это была всего лишь фантазия, игра воображения, она вызывала в душе Женевьевы ревность и, как ни странно, возбуждала ее. Женевьеве казалось, что она занимается любовью с Синклером и одновременно видит, как он ласкает другую женщину. Это было очень возбуждающее зрелище. Однако ей не хотелось, чтобы это воображаемое шоу стало реальностью. Подобные игры ей совершенно не нравились.

Когда зазвонил телефон, Женевьева вздрогнула и быстро схватила его, надеясь, что звонит Синклер. Ей сейчас очень хотелось услышать его голос. Все ее фантазии моментально развеялись бы, и она смогла бы вернуться в реальность.

— Привет, большая сестра!

Женевьева растерялась. Она была уверена в том, что звонит именно Синклер. Ей понадобилось несколько секунд на то, чтобы прийти в себя.

— Сестрица, ты где? — услышала она взволнованный голос своего брата Филиппа. — Ты меня слышишь?

— Конечно, слышу, — ответила Женевьева.

— Очень хотел поймать тебя до того, как ты уйдешь на работу, — сказал Филипп.

— Денег я тебе больше не дам, — предупредила она его. — Ты и так уже должен мне двести пятьдесят фунтов.

— Мне не нужны деньги, — обиделся он. — Я обязательно верну тебе долг. Мне нужно с тобой посоветоваться. Как со старшей сестрой. Я расстался с Петрой.

— Неужели? Ты ведь встречался с ней целый месяц, — сказала Женевьева голосом, в котором не было ни сочувствия, ни сожаления. — Для тебя это рекорд. Джулия продержалась всего неделю. Или десять дней?

— В том-то все и дело, — сказал Филипп. — Сестра, скажи, у меня действительно извращенные наклонности? Почему ни с одной девушкой я не могу завязать длительные отношения?

— Господи, что за бред! — возмутилась Женевьева. — Кто сказал тебе такое?

— Петра. Ну, в общем, я очень хорошо к ней отношусь. Она изучает экономику. Она умная. Я уважаю ее за это. Я терпел ее друзей, хотя некоторые из них довольно мерзкие типы. Я даже не возражал, чтобы она осталась на ночь у своего бывшего парня, когда того бросила девушка и он страдал от депрессии. Мне казалось, что я человек довольно демократичных взглядов, вполне современный. А Петра заявила, что у меня извращенные наклонности!

— Почему? — спросила Женевьева.

Последовала пауза.

— Я хотел привязать ее, — сказал брат.

Снова пауза.

— Когда мы с ней были в постели. Нет, не цепями или чем-нибудь в этом роде, я ведь не извращенец, а шарфами. Но не по-настоящему, а так, только для видимости. Все было вполне пристойно. Она бы запросто смогла отвязаться, если бы захотела.

Услышав такое от своего младшего брата, Женевьева почему-то не только удивилась, но и испугалась. Она помнила Филиппа дерзким, нахальным мальчишкой, который любил насаживать на булавки насекомых. Всю эту коллекцию он хранил у себя в комнате. Однажды он даже подарил ей на день рождения паука в коробке.

— Тебя это шокирует, да? — испуганно спросил Филипп. — Ты не думай, я не собирался хлестать ее кнутом или шлепать ладонью. Я просто подумал, что это будет очень эротично, если Петра будет лежать, вся такая беспомощная, это меня заведет, и мы займемся любовью. Я надеялся, что ей это тоже понравится. И я не заставлял ее, не принуждал силой. Просто объяснил, что хочу сделать. Прямо и честно.

— И она сказала, что у тебя извращенные наклонности? — переспросила Женевьева.

— Ну да, так и сказала, — подтвердил Филипп. — И еще много чего.

— Что тебе посоветовать? Я не знаю, как ее вернуть, — произнесла Женевьева. — Может быть, ты попробуешь перед ней извиниться?

— Я не хочу, чтобы Петра ко мне возвращалась, — сказал Филипп. — Она снова начала встречаться со своим бывшим. Я просто хочу узнать, все ли девушки будут так реагировать на мое предложение попробовать что-нибудь… э-э… необычное?

— Конечно, нет, — ответила Женевьева. — Тебе просто попалась не та девушка. Нет ничего ужасного в том, что кому-то хочется немного поиграть в постели в ролевые игры. Но только это должно доставлять удовольствие обоим партнерам.

— Хочется думать, что это правда, — протянул Филипп с сомнением в голосе. — В общем, я знаю, ты не занимаешься такими вещами, но мне кажется, что девушки помоложе все-таки более… ну… раскрепощенные и азартные, что ли.

— Главное, не отчаивайся и продолжай искать. Я уверена, что многие приличные девушки, предпочитающие традиционный секс, просто мечтают встретить настоящего мачо, который заставил бы их подчиняться и выполнять все его желания.

— Жаль, что я ни одной такой не знаю, — вздохнул Филипп.

«Может быть, и знаешь», — усмехнувшись, подумала Женевьева и нажала «отбой». Ей пришлось признать, что ее чрезмерно вежливый и щепетильный братец и самоуверенный и элегантный Джеймс Синклер находятся в разных, если так можно сказать, «весовых категориях». Однако она ничуть не сомневалась в том, что Филипп нравится девушкам и многие из них даже считают его красивым. «Интересно, что сделала бы подружка Филиппа, если бы он не тратил время на пустые уговоры, а просто заставил бы ее подчиниться (применяя, конечно, не грубую силу, а эротический массаж, например)?» — подумала Женевьева.

В том, что тебя заставляют подчиняться приказам, исполнять чьи-то эротические фантазии (особенно если тебе нравится тот, кто отдает эти приказы) есть что-то чертовски возбуждающее. Женщина снова погрузилась в мир фантазий, вспоминая властный голос Синклера, ужин в ресторане и то, что делал с ней этот мужчина у себя дома. Громкий стук в дверь вернул ее к реальности.

Почтальон держал в руках большую, плотно завернутую в упаковочную бумагу коробку. Он попросил Женевьеву расписаться в получении посылки.

Разрезав прочную ленту, которой была перевязана коробка, и сняв бумагу, она увидела конверт. В нем была записка: «ВАМ НУЖНО ПРИВЫКНУТЬ К ЭТОЙ ОДЕЖДЕ. ОСОБЕННО К ТУФЛЯМ. ВЫ НАДЕНЕТЕ ВСЕ ЭТО В ВОСКРЕСЕНЬЕ. ВОЛОСЫ ОСТАВЬТЕ РАСПУЩЕННЫМИ. Я ЗАЕДУ ЗА ВАМИ В ЧЕТЫРЕ ЧАСА».