Тёмным клубком вскинулся со своего места Яхи, прыжком оказался рядом, рыкнул, раздувая ноздри:

«Не кричи!» — запах хлеба растаял, как сон, остались только обычные для этого жилища «ароматы».

«А то что? Он всё равно уже знает, где я, он в пути. И лучше бы тебе ему не попадаться».

«Твой муж — ман?»

«С чего бы. Он — человек, мужчина, и ещё какой мужчина…» — мечтательно улыбнулась она.

«Тогда пусть он не попадается Яхи, а не Яхи — ему!» — набычился ман.

«А что ты можешь, чучело-вонючело!» — фыркнула Миль и расхохоталась. Придержать бы язычок, но её отчего-то понесло — не то от предвкушения скорой встречи с Беном, не то от остатков дряни, которой Яхи накануне перекормил её ненароком. Она беззвучно хохотала и не могла остановиться, забыв, что самолюбие мальчишек всех рас и любого возраста дразнить небезопасно.

Чучело не чучело, но рассердился мутант здорово.

«Яхи — ман! Ман покажет тебе, что может сделать с твоим мужем».

Чужая воля душным пологом тяжело навалилась на сознание, грозя задавить, но Миль хорошо усвоила урок с прошлого раза — блок оказался на месте раньше, чем она успела испугаться и вспомнила о защите. Сколько ман ни давил, как ни тужился — пробить барьер было не в его силах, блокировка любой напор просто отводила в никуда, и весь запал бесполезно растворялся в пространстве… За надёжным барьером было тихо и спокойно. От испуга неуместное её веселье как рукой сняло, теперь она понимала, что рисковала, и рисковала напрасно, и с сожалением подумала — сдержит любую атаку, а вот ответить не сможет. Бен — тот бы смог… Зато заодно сообразила, что он уже, наверное, настолько близко, что его можно достать на втором уровне — и тут же попробовала. Не жалея скудных сил. И ответ пришёл — слабый, но насыщенно-хлебный и заметно ближе…

Платить пришлось немедленно — приливом слабости и тошноты. Равнодушно глянув на всё ещё пыхтящего от напряжения мана, Миль свернулась на лежанке калачиком и задремала. А недремлющий блок нёс вахту, невзирая на её сон…

…Щеки коснулось нечто прохладное, Миль нехотя открыла глаза и взглянула — возле её головы лежали нежно пахнущие круглобокие фрукты. Она улыбнулась — Яхи оставил попытки кормить её принуждением.

Взяв ещё один фрукт, ман протянул его Миль. Она отвернулась. Фрукт настойчиво поднесли с другой стороны. Ага, это же приглашение к разговору, устной речью мы оба не владеем… Ну, давай попробуем договориться ещё раз.

Миль сняла блок.

«Говори с Яхи… — менто было совсем другим, чем прежде. Ни угрозы, ни требовательности в нём не звучало. Только растерянность и просьба. — Говори с Яхи… Ты слышишь. Яхи знает — ты слышишь».

«Почему бы тебе не добавить «пожалуйста»?»

«А что это?»

«Когда очень просят, говорят «пожалуйста».

Он помолчал, посопел, почесался (он вообще чесался часто и с удовольствием)… Присел рядом.

«Яхи очень просит. Говори с Яхи… пожалуйста».

«Ладно, — на это силы ещё нашлись. — Только ты отодвинься немного».

Вонял он немилосердно…

«Яхи принёс плоды. Ешь… пожалуйста».

«Не уверена, что мне можно это есть. Некоторые вещества не для меня».

«Вещества — может быть. Но это не вещества. Это плоды. Они вкусные, ешь».

Поздно.

«Не хочу».

«Ты проверяешь, будет ли Яхи кормить тебя силой. Нет, больше не будет».

Она смягчилась.

«Я поняла, но… я правда не могу есть. Не хочу. Я… очень скучаю, Яхи. Понимаешь? Так бывает — когда по кому-то очень скучаешь, ничего не хочешь».

И не стала объяснять, что потом наступает момент, когда просто и не можешь… Она перешла эту грань. Тело больше не требовало еды. Более того — оно еду уже не принимало. Ещё можно его заставить… если найдёшь уважительную причину. И — да, если упустить время, всё может плохо закончиться. Но в этом состоянии такой пустяк уже совершенно не волнует…

Яхи слушал внимательно. И ничего не понял.

«Яхи делал неправильно, — гнул он своё. — Яхи виноват. Яхи не должен был делать так с тобой».

Она покачала головой.

«Ты бы ничего и не смог сделать. А то, что тебе удалось поначалу — и удалось-то лишь потому, что я больна. Посмотри сюда, Яхи».

Она сдвинула браслет, под ним на незагорелой полоске кожи сверкнул белизной маленький кружок с золотой точкой посередине и широкой красной каймой по краю.

«Видишь красное кольцо? Круг должен быть весь белым. Чем больше красного, тем хуже мои дела. Так Бен сказал, а он знает, что говорит».

«Бен?» — шерсть на Яхи встала дыбом, ноздри раздулись.

«Бен. Муж. Любимый. Единственный. Моя ненаглядная половинка… Отпусти меня, а? И всё обойдётся, никто не пострадает. Зачем тебе чужая половинка, да ещё больная? Чужое вообще брать нехорошо. А Бен меня вылечит…»

«Нет!» — ман рычал раскатисто, как большой зверь.

«Яхи, я ведь даже не твоя добыча. Ты меня не украл, не дрался за меня. Ты меня просто встретил и помог в трудную минуту. Спасибо за помощь, но мне пора вернуться. Отпусти».

«Нет!!» — и он не встал даже, а воздвигся, медленно и страшно. И казался он сейчас ещё огромнее — может быть, из-за вздыбленной шерсти.

«Тогда Бен придёт сюда и будет драться с тобой. И он прикончит тебя, Яхи. Тебе не одолеть его, и не потому, что у него оружие. А потому, что он сильнее тебя… здесь, — она указала на его голову. — И ещё потому, что он без меня — тоже только половина целого…»

«Нет! — рык сотряс своды и посыпалась пыль. — Яхи будет твоей половиной целого! Будет!»

«Да нет же, Яхи — нет! Мы части от разного целого, пойми уже!!»

«Нет!!» — и, не прекращая рычать, прыгнул к ней, взгромоздился, придавив горячей своей, вонючей тушей, в пару взмахов сорвал и без того жалкие остатки одежды… Ни о каком сопротивлении речь идти не могла — попробуй хоть пальцем шевельнуть в тисках четырёх рук…

Задыхаясь, Миль с гадливостью поняла, что ей конец. Смертная тоска начала останавливать сердце, в растерянности оно по инерции ещё слегка потрепыхалось — это даже не было больно… и смирилось с наплывающей тьмой. И Миль спокойно и даже с облегчением начала проваливаться в эту огромную, нудно звенящую черноту…

И опять на неё кто-то орал, требуя, чтобы она дышала… И неуклюже подгонял её сбитое с толку сердце, побуждая его работать.

Да дышу я, дышу… устало думала она. И окликала: Бен, это ты? Но в нос шибало вонью большого зверя, мокрой шерстью и застарелым потом, а возле уха гулко стучало чужое мощное сердце… или даже два?…

Яхи нёсся через лес, перепрыгивал через ручьи, переходил вброд речки, обходил озёрца, которыми изобиловала местность. И изо всех сил звал, не переставая:

«Бен!!!»

Тот отзывался несколько удивлённо — голос, звавший его, был совершенно незнакомым, но очень настойчивым и испуганным. Расстояние пока не позволяло им объясниться, можно было только посылать отклик в ответ на вызов, но с каждым часом расстояние это сокращалось — оба уверенно торопились навстречу друг другу.

По пути Яхи срывал плоды и в наивной надежде не накормить, так хоть порадовать совал их Миль, но она даже глаз не открывала. Сам Яхи не ел — он бежал, дыша за двоих, и редкие звери торопливо убирались с его дороги.

Похоронив одну женщину, Яхи не хотел стать причиной гибели другой…

Но уже совсем скоро Яхи почувствовал, как его словно бы ухватили за шкирку или захлестнули на шее поводок — и стали тянуть вперёд. Подёргавшись, понял, что не вырваться. Ощущение было новым и крайне неприятным для его гордости, однако, в данном случае, полезным — невидимый поводок указывал точное направление движения и даже временами помогал бежать и дышать, добавляя сил. Казалось — Яхи бы испугался, если бы не был уверен, что сейчас-то ему ничто не грозит — казалось, если бы Яхи даже умер, его тело всё равно продолжало бы бежать, неся к цели неподвижный свёрток, который он крепко прижимал к груди… Ещё он чувствовал: владелец поводка уже взял на себя заботу о ноше у него на руках — во всяком случае, дышалось Яхи теперь значительно легче… Вот Яхи вывалился из густого кустарника и как-то вдруг оказалось — всё, дошёл… Поводок ослаб, отпустив его, ноги Яхи подкосились и он осел на мокрую траву, а руки сами разжались — свёрток скатился с его широких ладоней к чьим-то тут же согнувшимся коленям, и был подхвачен…