Цепочка охотников скрылась в одном из входов в Горную Крепость. Гийт пропустил их мимо себя и, войдя следом, повстречал Хранителя еды в Крепости — пожилого, одетого, как все, состоящие во Внутренней Службе, в одежду цветов Вождя. Хранитель коротко приветствовал Гийта и, подстраиваясь под его шаг, пошёл рядом, что-то обсуждая с Вождём на менто — это было заметно по немногим жестам. Бен проводил их взглядом, но не окликнул. Он разыскивал жену. Она, как он чувствовал, была где-то здесь, неподалёку: её менто пробивалось к нему через породу горы и приглушённое лопотание окружавших её подруг. В этом племени их редко оставляли в одиночестве, всегда кто-то оказывался поблизости, исключая те моменты, когда рядом находился Гийт. Тогда всех словно ветром сдувало.

Вот и сейчас — из-за поворота вышел весёлый худой подросток в форме Внутренней Службы и ненавязчиво остановился вдалеке. Встретив взгляд Бена, паренёк изобразил местное приветствие старшему и склонил голову: чем, мол, могу служить?

" Мою жену не видел?» — спросил его Бен, ответив на приветствие. На менто спросил, ибо ментоглухих, буде таковые и рождались, во Внутреннюю Службу не брали.

Паренёк кивнул и махнул рукой — пошли со мной.

Бен следовал за ним по лабиринту коридоров, в которых, если, как этот мальчик, в них не вырасти, легко было заплутать, тем более, что иногда на месте вчерашнего прохода сегодня оказывалась глухая стена и наоборот… Даже Бен с его прекрасным чувством ориентации до сих пор остерегался сворачивать в здешние незнакомые переходы. Нет, он, конечно, в конечном итоге, всё равно добрался бы, куда хотел, но сколько бы потерял на это времени…

Паренёк остановился перед отъезжающей в сторону плитой, пригласил пройти Бена, и тот вошёл в обширное помещение со множеством оконных проёмов, забранных фигурными решётками — одно из сравнительно немногих в Крепости помещений с естественным освещением. В этом зале было много женщин — чуть ли не все они собрались здесь, занимаясь рукоделиями, имеющими хороший сбыт на Ярмарке.

Но он не успел рассмотреть хоть что-то из их поделок — огибая группы работающих подруг, иногда перепрыгивая через их рабочие места, сквозь толпу расступающихся женщин к нему неслась Миль. Неслась так, словно они расстались не вчера утром, а по меньшей мере, неделю назад. Причём, менто её на весь свет подтверждало, что она действительно очень соскучилась и испытывает большое облегчение оттого, что он, наконец, пришёл.

Подхватив Миль в её прыжке, он сделал оборот вокруг себя, гася её инерцию, и сразу перешёл во второй уровень менто, мягко укоряя жену за бурю эмоций. А она просто мурлыкала, обняв его, тёрлась лицом о его шею и болтала в воздухе босыми ногами.

Как всегда при встрече после даже небольшой разлуки, их воссоединение вызвало краткую вспышку эйфории, осветившей всех присутствующих. Периферийное возмущение достигло и Гийта, глубоко под Горой обсуждавшего на складе вопрос о продовольствии с Хранителем Еды. Гийт замолчал, и Хранитель Еды выжидательно взглянул на него. Но Гийт тут же преодолел себя и продолжил беседу. Правда, закончил он её быстрее, чем намеревался, и поспешил прочь.

Бен спохватился, что они не одни, и покинул Зал Рукоделия. Несмотря на второй уровень, их эмоции иногда просачивались наружу, становясь достоянием окружающих. Вот и теперь — прежде, чем плита встала на место, он успел заметить установившуюся в Зале тишину и устремлённые на них двоих взгляды женщин и детей…

В коридоре, вместе с мальчиком-сопровождающим, их было теперь всего трое. Впрочем, поймав взгляд Бена, подросток улыбнулся и куда-то исчез. Он, конечно, останется неподалёку, хотя и не будет подслушивать. Никто в племени, даже продвинутый Гийт, не смог бы этого сделать, если б даже и постарался. Равно и от солнца заряжаться, а потом использовать накопленную энергию хоть так, хоть этак, никому не только не удавалось — но даже и возможность такая не приходила на ум. Зато и лунная лихорадка их не мучила. Общим местом было умение отпугивать, а иногда и призывать животных, но почему-то не удавалось воплощаться в них, «летать», чем так любила развлекаться Миль… Не говоря уже о проникновении в электронику, которой в окружении горцев просто не имелось…

— Ну-с, моя фэймен, и почему же мы босые? — строго осведомился Бен у жены.

Она взглянула на свои ноги и смутилась:

«В самом деле… Да забыла я их в Зале, эти сандалии. Как раз связала носки и собиралась примерить, когда ты пришёл…»

— Ага, видел я, как ты скакала через Зал. Какая редкость — муж вернулся с охоты! Хорошо ещё, никому на голову не наступила. Или пуще того — на какую-нибудь иголку.»

«А у нас говорят, что Бог хранит сумасшедших и пьяниц. И помогает влюблённым…»

— А ты что — пьяна?! — он шумно потянул носом воздух и быстро сунул его ей в шею, щекоча так, что она взвизгнула и зашлась хохотом. — Хм, не похоже… А, тогда ты — сумасшедная, да? Эй, сиди спокойно, а то уроню!..

А сам продолжал щекотать её, и она дрыгала ногами и визжала, изнемогая от смеха…. Свободное платье, крепившееся всего двумя сразу куда-то девшимися брошами, скоро оказалось в полном беспорядке и съехало на талию… Не давая ей опомниться, Бен быстро огляделся, припоминая, что где-то здесь, что ли… да, немного дальше по коридору и — направо… должен быть вход в одно из пустующих помещений. Плита бесшумно отъехала в сторону, и Миль еле успела оглядеться в полутёмной комнате:

«Смотри, что ты наделал! Как же я пойду по Крепости в таком…» — но тут у неё перехватило дыхание — Бен, склонившись, накрыл губами её обнажённый сосок и нежно пососал его, опускаясь на колени и кладя Миль на что-то мягкое… И она забыла о платье…

Две недели, оставшиеся до Ярмарки, пролетели быстро. Миль провела их с пользой: самозабвенно осваивала древние ремёсла, которыми из века в век занимались женщины всех миров и времён. Как бы это ни называли на разных языках, суть не менялась, и игла оставалась острой и служила для шитья, а спицы и крючок — для вязания, из чего бы — дерева, кости или металла — их ни делали. Сложнее было добывать сырьё и превращать его в пряжу и нитки. Сделать самой станок тоже совсем непросто, этому за две короткие недели не научишься. Зато соткать небольшой коврик на готовом станке из готовой пряжи Миль смогла довольно быстро. И то сказать — при посредстве менто обучение шло куда успешнее, чем без него.

Ужасно гордая своми успехами, Миль прибежала с этим ковром к мужу и просто расцвела от его похвалы, когда он сказал:

— В самом деле очень мило, совсем неплохой коврик. Особенно если учесть, что это твой первый экземпляр. Но… девочка, ты меня задушишь, — он приподнял её, отстраняя от себя, и поставил на пол. — Что ты собираешься делать со всеми этими экспонатами?

Комната была основательно завалена различными предметами, изготовленными Миль за время пребывания в Горной Крепости.

— Повторяется история с игрушками, которые ты мастерила одно время — помнишь? — хотел сказать он, но вовремя прикусил язык… Не хватало бередить едва затянувшуюся рану…

Миль прошлась по комнате, прикасаясь к свои изделиям.

— Ты ведь не потащишь всё это во флайер? — с опаской спросил Бен.

«Нет, разумеется, — отозвалась она. — Просто оставить, что ли…»

— А разве у тебя здесь не найдётся, кому подарить? Той же Ландани — вроде ты с ней дружишь? А, да — завтра же Ярмарка — попробуй что-нибудь продать.

«Скажешь тоже… — Миль смутилась. — Считаешь, хоть что-то купят?»

— А почему нет-то? Товар, кажется, качественный…

Миль тихонько засмеялась, крутя головой — неубранные в косу волосы разлетались следом — в Крепости она не боялась привлечь ненужное внимание и бегала с распущённой гривой, как было принято у местных дам: волосы у них отрастали не в пример горожанкам, длинными, так что она не особенно и выделялась среди горянок.

«Бен, у них же нет денег! Они просто меняют одно на другое, по договорённости. Если я смогу это продать, мы набьём «Фишку» по самую крышу, и сами в ней не поместимся! Да я и не уверена, что всё это кому-то понравится».