Он явно не хотел вымещать на мне свое раздражение. Он отлично знал, что вчера, после их отъезда на охоту, мне должны были выдать водку.

— Пришел поздравить вас с успехом.

— А ну их!… - бросил Похитун, засовывая ногу в сапог.

— Кого их?

— Успехи, успехи эти самые! Я промок до костей. Это не охота, а сумасбродство. Так можно за милую душу схватить воспаление легких.

— Зато удача!

— Ничего удивительного. Кольчугин - человек местный и лес знает.

— И охотник отличный, - вставил я.

— А человек препротивный! - сказал Похитун.

— Гауптман придерживается иного мнения. Я с ним только что беседовал.

— "Гауптман, гауптман!" - с нескрываемой досадой передразнил меня Похитун. - Что - гауптман? Ему нужна дичь, а там хоть камни вались с неба… А я измучился, как собака, и ни разу не выстрелил.

— При чем же здесь Кольчугин? - удивился я.

— При том… - неохотно буркнул Похитун. Он уже надел сапоги и теперь влезал в мундир.

— То есть?

— При том, что он грубиян и подлиза, этот ваш Кольчугин.

— Почему - мой? - рассмеялся я.

— Потому что вы его подсунули гауптману. Сам гауптман говорит.

— Так и говорит, что подсунул?

— Ну не так, а вроде того… Покурить есть?

Я угостил его сигаретой и сел за стол. Сегодня я был особенно заинтересован в беседе. Мне хотелось вызвать Похитуна на откровенность и выудить у него подробности о Куркове и о моей таинственной "семье".

— Вы напрасно обижаетесь на старика, - сказал я. - Не так уж он плох, как вы думаете.

Похитун молчал, рассматривая свои черные ногти.

— Он был о вас очень хорошего мнения, - фантазировал я, - до той поры, пока вы не начали задирать его, не стали подсмеиваться над ним. К людям надо относиться терпимее. У каждого из нас есть свои недостатки, есть они и у Кольчугина. Он ведь тоже выпить не дурак, но побаивается - у него другое положение…

Похитун хмыкнул и спросил:

— Он, значит, тоже?

— А вы думали? И добрый по натуре, хлебосол.

Похитун недоверчиво покрутил головой и промолвил:

— Этого я не звал.

Мне не хотелось продолжать этот разговор, чтобы не навлечь подозрений, и я сказал:

— Скоро окончится наша дружба…

— Да, жаль! - заметил Похитун. - И водочка окончится.

В коридоре послышались шаги. Мы умолкли.

В комнату вошел Раух и сказал Похитуну по-немецки:

— Гауптман приказал вам подготовиться к поездке в авиадесантный полк. После обеда за вами придет машина. Подготовьте интересующие командование полка сведения и захватите карту.

— А где карта? - поморщившись, спросил Похитун.

— У гауптмана, - ответил Раух.

Похитун кивнул. Раух вышел.

— Вот, видали? - обратился ко мне с усмешкой Похитун.

— Что такое?

— Ехать надо.

— Куда?

— К чертям на кулички, к десантникам. Это добрых полтораста километров.

— А когда?

— После обеда… - Он выдержал паузу. - Черт знает что! Это не мое дело. Я шифровальщик. Я должен сидеть на месте. Всегда ездил помощник гауптмана, покойный Бунк, а теперь меня впрягли.

— Печально, - заметил я. - Чего доброго, мы больше не увидимся. Знаете что?

— А?

— Давайте разопьем бутылочку. Комендант предупредил меня, что это последняя. Уж он-то, видимо, знает, что говорит.

— Давайте, давайте! Все возможно.

Я принес из своей комнаты бутылку водки. Похитун выложил на стол головку чеснока, твердые как камень галеты и пожелтевший кусочек сала.

Мы выпили за нашу "дружбу". Я пригубил, а Похитун хватил половину граненого стакана. Он закусил чесноком и салом, а я - галетой, напоминающей по вкусу фанеру. Потом пил один Похитун. Пил за скорое расставание, за одаренного ученика, каковым считал меня, за благополучный исход моей переброски, за мои будущие заработки.

Убедившись в том, что Похитун уже "под градусом", я пустил пробный шар:

— Гауптман объявил, что на той стороне меня будет встречать Курков.

— Правильно, - подтвердил Похитун. - Я знал об этом раньше гауптмана.

— Я, между прочим, думал, что Курков в Москве…

— Чего ему там делать, - сказал Похитун. - В Москве он показался один раз всего и то ради того, чтобы узнать о самочувствии ваших родных.

По спине у меня поползли мурашки. Я потерял всякое желание продолжать разговор и даже ощутил сухость во рту. Значит, меня разыгрывают и дурачат. Никаких родственников в Москве у меня нет, и отыскивать их там Курков не мог. Значит, меня провоцируют. И будут провоцировать до конца.

Я выждал, пока Похитун прикончил всю бутылку, и посоветовал ему отдохнуть.

Но Похитун напился не до такой степени, чтобы забыть о своих обязанностях.

— Отдыхать некогда, - сказал он и посмотрел на часы. - Надо подготовить кое-что, взять карту у гауптмана и обедать.

Я посмотрел на часы, попрощался и отправился к себе.

Я ничего не понимал. Почему Гюберт медлит? На это могли быть два ответа. Либо Курков вообще не был в Москве, и Гюберт хотел только показать мне, что моя версия проверяется по его приказанию. Либо Курков побывал в Москве, и тогда… Но тогда он должен был сообщить Гюберту, что никаких Хомяковых по указанному адресу нет и никогда не было. Тогда - катастрофа, провал. Но зачем эта странная игра в кошки-мышки? Ведь я в любой день могу уйти в город и не вернуться.

Нет, тут что-то не то. Правда, возможен еще и третий вариант: Курков побоялся пробраться в Москву и послал Гюберту ложное сообщение. Такое тоже бывало.

Во всяком случае, надо срочно послать Фирсанову телеграмму с просьбой немедленно создать в Москве фиктивную семью Хомяковых. Дурацкий просчет! Зачем нужно было давать Гюберту ложный адрес? Ведь я с успехом мог заявить, что моя семья в эвакуации. В сотый раз я мысленно казнил себя за легкомыслие. Конечно, я старался не выдать себя, ел спокойно, болтал с соседями по столу, но меня одолевало беспокойство и нетерпение. Я спешил повидаться с Криворученко.

29. ГРУППА "К"

Выходя из ворот Опытной станции, я увидел грузовик. В кабине сидел Похитун.

— Куда, Хомяков? - окликнул он.

— В город.

— Деньги есть?

— Есть. - Я похлопал себя по карману, где лежала пачка накопленных для Фомы Филимоновича марок.

— Садитесь со мной, - предложил Похитун. - И на секунду заглянем в казино. Только на секунду.

Я втиснулся третьим в кабину, и через десять минут машина остановилась возле казино. Шофер попросил Похитуна не задерживаться: дорога предстояла долгая, и ему хотелось добраться до полка засветло.

К моей радости, Похитун отказался сесть за стол и лишь попросил меня купить ему бутылку водки на дорогу, Я купил две и вдобавок кое-что из закуски. Он рассыпался в благодарности. Мы распрощались, не ведая о том, что увидимся не скоро…

Похитун с машиной подвернулся очень кстати: я вы играл время и избавился от возможной слежки.

Быстро добравшись до "хором" Фомы Филимоновича, я увидел возле покосившегося забора, облепленного пышными пластами снега, Таню. Она расчищала дорожку деревянной лопатой. На всякий случай я оглянулся хотя в этом и не было нужды: Таня уже подала условный знак, что все в порядке. Мгновенно я протиснулся сквозь щель и побежал по тропинке ко входу в подвал. Надо было немедленно увидеть Криворученко, сунуть ему шифровку с просьбой "создать" мою семью в Москве и сейчас же откомандировать его обратно в лес. Может быть, не поздно, может быть радиограмма спасет меня.

Я скатился по ступенькам в подвал, шагнул в открытую дверь и попал в мощные объятия Криворученко.

Как и в первый раз, горела лампа, но стол был уже накрыт, и за ним восседал причесанный, в чистой рубахе Фома Филимонович. Пахло чем-то вкусным.

Я высвободился из лапищ Криворученко и спросил:

— Сколько времени тебе надо, чтобы вернуться в лес?

— А что случилось? - в свою очередь спросил он бледнея.