Наталья Владимировна Бойкова Падший ангел
Рай пылает в наших глазах,
Мы стоим неподвижно во времени,
И кровь на наших руках – вино,
Которое мы предлагаем как жертву…
…Эту бесконечную милю прощения
Мы проползаем плечом к плечу,
И ад замерзает в наших глазах,
Господь преклонил колени пред нашим преступлением.
HIM – Rip Out The Wings Of The Butterfly
ГЛАВА 1 Все беды от того, кого ненавидишь
Жизнь – это состояние, когда любишь тех, кто тебе нравится, и стараешься не разорвать глотку другим, которые лезут без очереди за счастьем.
Таис Чехова
"…На широкой поляне среди безграничного леса стоял небольшой постамент. Мало людей помнит, для чего он поставлен сюда. Мало людей выжило с той рассветной бойни. А кто остался жив, молчит о произошедшем. Никогда еще Междумирье не видело столь кровопролитных сражений. Никогда прежде Небо не билось с Подземельем. Одна великая битва на тысячелетия…
Ангелы и Падшие… в бесконечном сражении за людей и господство… Как глупо.
Постамент не рушился очень долго. Много тысяч лет он стоит здесь и ни разу не поддался власти стихии и жадности людей. Отчасти это происходит из‑за Высших Сил, отчасти из‑за того, кто прикован там.
…его голос давно не разносился по равнине. Он давно не плакал, да и вряд ли умел. Полные ненависти глаза уже не смотрели на лазурное небо. Его крылья приковали к постаменту, обвив некогда загорелое мускулистое тело побегами терновника с необычайно длинными шипами. Там, где шипы соприкасались с его кожей, засыхала кровь, и появлялся яд.
За последние столетия он научился терпеть боль. И теперь даже мог смотреть в глаза прилетающим с издевкой во взгляде Высшим. Он их люто ненавидел. Эта ненависть придавала остроты, подобно мексиканскому кетчупу, который жжёт во рту, заставляя совершенно не ощущать остальные блюда. Так и у него. Он жил лишь ненавистью и местью, не сильно тратя силы. Он знал, что отомстит. Это ясно, как Божий день… Его последователей – миллионы. Он видел, как великого Спасителя Высших позорно распяли и надели ему на голову все тот же терновый венок. Он смеялся. За него начали мстить. И это ему нравилось.
Столетия заточения. Столетия злобы на весь мир. Вечность пороков.
Однажды он вырвется отсюда. О, да! Он с удовольствием слушает звуки далекого мира, отделенного от него лишь тонкой призмой. Любимые создания Адоная даже без главного зачинщика неплохо устраивают пожарища, бунты, войны и мор! Надо признать, он был в полном восторге. Столько бед, тяжести… И это дает ему силы. Скоро он вырвется. Очень скоро.
Он поднял свое ехидное лицо к небу, и бледные губы прошептали едва слышно: "Скоро"…
Я захлопнула книжку. Надоело. Если Наполеон хочет, чтобы мы такое читали, пусть давится сам! Не собираюсь выслушивать его нотации о… мифах. Не могу понять, как его взяли на должность преподавателя истории? Что у вас ассоциируется со словом "историк"? Суховатый, высокий дядечка в очочках, одетый в светлые брюки, рубашку и жилет. С немного задумчивым взглядом, плывущим где‑то в периоде Ренессанса. Наполеон не подходил по всем критериям. Нет, из него такой же историк, как из меня – балерина!
"Основы истории с начала времен", которую я только что закрыла, обиженно щелкнули страницами. Я усмехнулась и попыталась усмирить книжицу убедительным подзатыльником. "Основы" не менее мудро решили откусить мне руку, чтобы я, наконец, села за уроки. Она обиженно хрюкнула, когда я спасла свои многострадальные пальцы.
– Чего тебе надо, книга телефонная? Ты хоть знаешь, что такое история для подростка моего возраста? Это смертный приговор! – попыталась я достучаться до печатных мозгов книги.
Она хлопнула страницами. На обложке загорелись буквы.
"А ты знаешь, что такое конец света на истории? Не будешь учить – узнаешь!"
Я разозлилась. Ах, она…
– Ты кого пугаешь, ходячий справочник?!
– Что за шум, а драки нет? – раздался бойкий голос за спиной.
Я, не оборачиваясь, метнула назад маленький немагический томик А.Фигенова. Послышался глухой удар, гневное сопение, рык и горячие руки стали усердно душить меня.
– Ты дура что ли? Больно же!
Вот и славно! По фехтованию мне пусть Арей поставит "пять". А вот по истории…
– Ты выучила историю? – хмуро спросила я.
Нея оставила в покое мою шею и уселась на стул рядом. Она с вежливым беспокойством посмотрела на меня. Наверно, именно так смотрят медсестры на безнадежно больных. Эй! Я не такая!..
– Зачем? – Господи, да она сама невинность!
– Завтра зачет, дорогая, если ты забыла, – сообщила я медовым голосом.
Я ожидала от Неи чего угодно, но только не того, что произошло. Она преспокойно положила голову на вытянутые руки. Светлые, золотистые волосы водопадом стекали с плеч. Нея же так же спокойно закрыла глаза.
– Знаю.
– Ты решила забить на историю? – я пошла в обход. Что это сегодня с Неей? Уж не влюбилась ли она? Я могла получить за такие мысли по голове. Нея обладала навыками начальной телепатии.
– Не‑а. Просто сделаю шпору.
Я скептически посмотрела на неё. Она хоть знает, о чем говорит? И я, и многие до и после меня списывали на зачетах по истории. Точнее пытались списывать. Несмотря на то, что историком Наполеон был неважным, он великолепно видел шпоры. Один раз поймал меня за списыванием. Потом до конца года ходила на пересдачу.
– Ты перегрелась? Забыла, что всех пойманных шпорников Полик ссылает в Сибирь? Или на обзорную экскурсию в Тартар. Как раз тут недалеко. – Мило улыбнулась я.
Нея лениво посмотрела на меня.
– Да, ты права. Он увидит все шпоры, написанные руны на столе… В общем, клюёт на всякую магию, а вот про то, что ручкой на ладони написано – забывает.
– Думаешь, прокатит? – с надеждой спросила я.
Самой не хотелось учить историю. Особенно учитывая отношения с преподом. Да еще книга на меня обозлилась. Может, кто‑нибудь повесится в гостиной до кучи? Чего там мелочиться?
– Естественно. О, вон Славка идет! – Нея посмотрела на двери гостиной, выводящие на лестницу. Там никого не было.
Я покосилась на Нею. Может, она все же перегрелась?
В дверях показался низенький, но, тем не менее, симпатичный парень с рыжими волосами. Славка. Нея добродушно ему кивнула. Я же ошарашено смотрела на свою подругу.
– Как ты узнала? Повысила уровень? – набросилась я с расспросами, едва Слава исчез из виду.
– Нет, что ты! Просто я слышала его голос. – Нея шутливо отмахнулась.
Я кивнула, соглашаясь с объяснением, но мысленно насторожилась. Надеюсь, в мои мысли Нея не полезет. У меня там вечный хлам. Я окинула взглядом гостиную, едва заполненную народом. Сегодня последний выходной перед чередой ужасных зачетов. Не знаю, что случилось, но учителя видно решили угробить нас экзаменами. Прощай, свобода! Мне в глаза бросилась небольшая группа первокурсников, перешептывающиеся и подозрительно косящиеся по сторонам.
Неужели мы были такими? Да, первокурсникам везет гораздо больше. Спрашивают меньше, загружают незначительно. Я увидела, что на первокурсников снисходительно смотрит еще пара старшеклассников. Из моей группы. Мы встретились взглядами и понимающе хмыкнули.
Я ощутила, как по воздуху пронеслось что‑то стремительное. Настолько, что его невозможно было заметить…
Что‑то заискрилось, и гостиную тряхнуло от грохота. В потолок вырвался черный дым. Все стали удивленно переглядываться. Только первокурсники сидели на месте, застыв с радостными придурковатыми улыбками. Все захохотали, увидев, что с ними все в порядке, только лица приобрели угольный цвет. Волосы у них стояли таким "ежиком", который, несомненно, вызвал бы зависть у панк‑рокеров. Гостиную, сначала тряхнувшую от грохота, теперь повторно тряхнуло от нашего смеха.