— Понятно.

— Какой вывод ты делаешь для себя?

— Судя по частой и очень подробной информации, этот агент пустил глубокие и разветвленные корни. Они послали к нему Фрэнка с ядом и взрывчаткой для осуществления диверсий и террора. Неудача с Фрэнком их не смутит, они пошлют другого, поэтому каждая минута промедления может нам стоить дорого, — закончил Никитин.

— А конкретнее? — спросил полковник.

— Думаю, что конкретнее я смогу сказать через несколько дней. В субботу был у секретаря горкома. Сказать по правде, шел к нему с опаской, ничего у меня не было, кроме мало обоснованных подозрений, боялся, что он меня попросту высмеет.

— Он помог тебе?

— Мало сказать помог, он дал такой глубокий анализ случая, такую точную и ясную характеристику, что я был поражен.

— А ты думал, что во главе партийной организации города может быть слабый работник и посредственный человек? Когда я приехал к нему, показал письмо к Фрэнку и спросил совета, куда лучше всего, на какой участок поставить нашего человека, он указал мне ОСУ и взял на себя инициативу договориться с ВСУ округа.

— Я оказался порядочным дураком! — сказал Никитин и рассмеялся.

— Почему?

— Я пришел к Горбунову как к человеку мало осведомленному, а он с полным знанием дела сам поставил меня на этот участок и мною руководил, — ответил Никитин и добавил: — Сегодня восемнадцатое. Условимся, что двадцать третьего в восемь часов вечера я буду у вас, Сергей Васильевич, с докладом.

25. ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ

Из Москвы Никитин выехал в одиннадцатом часу и только в половине двенадцатого добрался до города. В окнах квартиры Романа Тимофеевича горел свет. Некоторое время Никитин постоял в нерешительности на пороге: было неловко в такое позднее время беспокоить человека. Но… когда же, в какое другое время он мог попасть к Горбунову? К тому же секретарь горкома должен был знать содержание обнаруженной в бандероле шифровки, это имело к нему прямое отношение, — решил Никитин и поднялся на второй этаж.

— Рад вас видеть, Степан Федорович, — приветливо сказал Горбунов, открывая ему дверь. — Судя по вашему встревоженному виду, случилось что-то важное?

— Знаете, Роман Тимофеевич, вторично убеждаюсь в том, что я плохой контрразведчик!.. — сказал Никитин здороваясь.

— Почему плохой?

— Если с первого взгляда можно определить мое настроение, это плохо меня характеризует.

— Вы хорошо владеете собой, но когда вы неспокойны, то левой рукой расстегиваете, и застегиваете пуговицу кителя. Я это заметил при нашем первом знакомстве, — улыбаясь, сказал Горбунов. — Ну, давайте, садитесь и выкладывайте, что у вас там случилось?

— Если у нас было сомнение, что корреспондент Фрэнка живет здесь, в этом городе, то сейчас это сомнение отпадает. Этот агент не только живет в этом городе, но и неплохо знает его промышленные объекты. Вот расшифрованное донесение агента, прочтите сами.

Никитин передал секретарю дешифровку. Горбунов прочел донесение, положил его на стол и прошелся по комнате.

— Положение действительно серьезное, — сказал он. — Нельзя терпеть эту гадину. Надо действовать оперативнее, Степан Федорович, время не ждет.

— Помогите, Роман Тимофеевич, мне нужен человек, не возбуждающий никаких подозрений, такой человек, которому можно было бы довериться.

— Для какой цели?

— Мне нужно проверить, есть ли у Гуляева, счетовода-инкассатора ОСУ, собственная пишущая машинка и, если есть, постараться получить образец рукописи, отпечатанной на этой машинке.

— Где он живет, этот Гуляев?

— В районе Зеленой Горки, на Вольной улице.

— На Вольной улице… — повторил Горбунов и молча прошелся по комнате. Потом спросил: — Женщина подойдет?

— Все равно кто, лишь бы на этого человека можно было положиться,

— Тогда — Татьяна Павловна Сергеева. Лучшей кандидатуры мы с вами не найдем. Сергеева депутат городского Совета, председатель родительского комитета школы, член правления клуба, садовод-селекционер. У нее в маленьком садике за домом лучшие в районе пионы, георгины и астры. К ней приезжают садоводы-любители за семенами, за луковицами цветов, рассадой, а кто и просто за советом. Сын Сергеевой Василий, старший лейтенант, танкист, геройски погиб под Сталинградом 5 января 1943 года. Посмертно правительство присвоило ему звание Героя Советского Союза. Дочка Василия Марина в годы войны болела воспалением легких. С тех пор у нее с легкими неблагополучно. Мы каждый год посылаем ее на юг, и в этом году она с матерью поехала на три месяца в Абастумани. Сергеева сейчас одна, вам удобно с ней разговаривать. Скажите ей, что обратиться к ней рекомендовал я. Устраивает вас такой человек?

— Вполне, — ответил Никитин и, записав адрес Сергеевой, имя и отчество, разорвал запись и бросил в пепельницу.

— У вас зрительная память? — спросил Горбунов.

— Да, так я лучше помню.

Никитину не хотелось уходить, но он понимал, что для беседы час слишком поздний. Он встал и, пододвинув к себе пепельницу, сжег в ней дешифровку.

— Я стараюсь не держать при себе подобные документы, — сказал он, простился и вышел на улицу.

Стояла теплая ночь. Низкие облака спокойно, едва заметно плыли по небу, в просвете между ними смотрел узкий серп луны. Было безветренно, тихо и безлюдно.

«Горбунов прав, — время не ждет!» — подумал Никитин и пошел к автостраде, своему излюбленному месту одиноких прогулок. Идти домой не хотелось, он долго гулял здесь, обдумывая план завтрашнего дня, и только во втором часу ночи отправился домой.

26. НЕОБЫЧНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

В районе Зеленой Горки, по Вольной улице, было когда-то «Питейное заведение» Данила Бодягина. В результате деятельности этого «заведения» рядом появился домик с мезонином, а в домике Анитра Лукьяновна.

«Питейное заведение» сгорело в шестнадцатом году. Говорят, заводские его спалили, рассчитались с Бодягиным за пьяную кабалу. С тех пор долго, тридцать лет, стоял пустырь, заросший чертополохом да крапивой.

Неузнаваемо изменилась Зеленая Горка. Раньше здесь кое-как селилась голь перекатная, беднота. Сейчас Зеленая Горка застроилась ладными домами под железными крышами, с большими, светлыми окнами. Завод построил здесь большой поселок для своих рабочих.

Там, где был пустырь, подле дома Анитры Бодягиной, вырос красивый оштукатуренный дом с голубыми ставнями, с резными наличниками да карнизом, с цветными стеклами на веранде и с задиристым петушком на коньке крыши. Этот дом построил здесь городской Совет и отдал его в пожизненное пользование Татьяне Павловне Сергеевой, ее снохе Любе да внучке Марине.

Когда прозвенел колокольчик в саду, Татьяна Павловна подвязывала к стойке георгины. Услышав звонок, она ополоснула в лейке с водой руки и пошла открывать калитку.

Никитин вошел в сад и попросил Татьяну Павловну уделить ему несколько минут для беседы. Они не были знакомы, но хозяйка так привыкла к посещению многих незнакомых ей людей, что нисколько не удивилась и пригласила Никитина войти в дом.

В комнате было прохладно, свежевымытые полы сверкали чистотой, на стене посередине комнаты висел большой портрет сына, писанный масляной краской, под портретом на небольшой алой подушке лежала книжечка Героя Советского Союза. Маленький буфет, круглый стол, полдюжины стульев, диван с высокой спинкой, — вот все, что было в комнате.

Никитин с интересом наблюдал Сергееву. Первое, что в этой женщине останавливало на себе внимание, были ее глаза — большие, светлосерые, подернутые дымкой грусти, но спокойные и удивительно ласковые. В светлых ее волосах не было заметно седины, а по краям губ легли небольшие скорбные складки. Она села напротив и выжидательно посмотрела на Никитина.