Позже Верочка никак не могла вспомнить, сколько времени пробыл Рочев в «чуланчике». Минут десять, двадцать…
Верочке пришлось снова включать плитку и ставить на нее уже остывший чайник…
Наконец Николай Федорович вышел из «чуланчика» и в ожидании, когда Верочка заварит чай, стал что-то быстро писать на листе бумаги. Потом он запер стол, с жадностью выпил несколько стаканов крепчайшего чаю и, пожелав девушке спокойного дежурства, потянулся за непромокаемым плащом: погода была неустойчива, а молодой сейсмолог предусмотрителен. Когда Рочев уходил, Верочка заметила под его плащом продолговатый сверток. «Будет еще дома свою диссертацию дочитывать», — подумала она.
В коридоре, склонившись над столом, сладко посапывал ночной вахтер дядя Ваня. Рочев тронул его за плечо. Старик тотчас встрепенулся, потер ладонями лицо и, отодвинув засов, сказал:
— Спокойной ночи, Николай Федорович.
На улице бушевала непогода…
Ветер крепчал. На Приморской его порывы были особенно сильными. Улица начиналась прямо у ворот порта, а ветер дул с моря. Он нес с собой чуть солоноватый сырой запах и мельчайшую водяную пыль. Под редкими качающимися на ветру фонарями она вспыхивала молочно-белыми искрами, и казалось, что вдоль улицы от фонаря к фонарю шагают колеблющиеся светящиеся конусы.
Насыщенный влагой ветер упруг и плотен. Спускавшийся к морю человек налегал на него грудью и с трудом продвигался вперед, обеими руками придерживая разлетавшиеся полы непромокаемого плаща. Поднятый воротник скрывал нижнюю часть его лица, из-под козырька глубоко надвинутой на лоб кепки поблескивали стекла очков. Человек, казалось, не замечал непогоды. Он медленно и упорно шел навстречу ветру.
Если бы этот запоздалый прохожий оглянулся, то заметил бы, что на улице он не один. Позади него, стараясь держаться подальше от фонарей, стремительно двигалась темная фигура. Вой ветра заглушал шаги преследователя…
Человек в очках поравнялся с раскидистым, чуть уклонившимся к забору тополем. Темная фигура быстро метнулась вперед. Стремительный прыжок… удар… слабый крик — и преследователь склонился над распростертым телом. Под его ногой хрустнули залитые кровью очки…
«Ураган 30617»
Доклад дежурного управления милиции был сух и лаконичен. «Сегодня в пять тридцать утра на Приморской улице старший сержант милиции Парамонов обнаружил человека с тяжелым ранением в голову. Раненый без сознания. При нем найдены документы на имя Николая Федоровича Рочева, заместителя заведующего сейсмостанцией. Мотивы покушения не выяснены. Ценные вещи не взяты».
Майор Страхов поблагодарил дежурного и не торопясь положил трубку на рычаг.
За последние полтора — два месяца в городе случилось несколько происшествий, и все они сказывались чисто уголовными. Но майор недаром просил управление милиции ставить его в известность обо всех, даже самых незначительных на первый взгляд происшествиях. Ведь одно из них могло навести на след этой таинственной операции «Ураган 30617», о которой сообщалось шифрованной радиограммой. Над разгадкой непонятной пятизначной цифры ломали голову и майор Страхов, и его помощник капитан Тимофеев, и лейтенант Марченко, и другие члены группы, но… безрезультатно.
— Попробуем заняться покушением на Рочева, — решил майор и попросил вошедшего на звонок рассыльного немедленно вызвать лейтенанта Марченко.
Лейтенант вошел в кабинет Страхова, как всегда чуть рисуясь безукоризненной выправкой. Майору нравился этот инициативный, исполнительный офицер. Наедине он часто называл своего подчиненного просто по имени и не сердился, слыша в ответ вместо привычного «товарищ майор» не предусмотренное уставом «Алексей Иванович».
— Займешься покушением на сейсмолога Рочева, Петр. Осмотри место покушения. Оно не затоптано, там милиционер стоит. На сейсмостанцию пока не ходи. Свои выводы и мнение врачей о состоянии пострадавшего доложишь мне. Ясно?
— Ясно, Алексей Иванович.
— Запиши исходные данные. Покушение состоялось на Приморской, напротив дома номер сорок восемь в ночь с тридцатого июня на первое июля. Потерпевший обнаружен в пять тридцать утра. Все.
Пока Марченко писал, Страхов с легкой завистью рассматривал румяные, покрытые пушком щеки лейтенанта.
— Что с тобой?
А с Марченко действительно творилось что-то неладное. Минуту назад спокойный и невозмутимый, он закусил колпачок авторучки и широко раскрытыми глазами смотрел в записную книжку. Затем шагнул к столу и охрипшим от волнения голосом сказал:
— Нашел, это он, Алексей Иванович. Честное слово, он самый.
— Да кто «он»?
— Номер! Вы посмотрите, что у меня получилось.
На листке сверкала невысохшими чернилами короткая строчка: «Приморская, 48, с 30.6 на 1.7».
— Алексей Иванович, ведь это 30617… «Ураган 30617».
— Мм-да-а. Пожалуй, ты прав. Однако это нужно еще проверить. Может быть, чисто случайное совпадение. Во всяком случае задание остается в силе. О выполнении доложить в двенадцать ноль-ноль.
— Слушаюсь.
Оставшись один, Страхов вынул из ящика стола телефонную книгу и, полистав ее, набрал нужный номер.
— Игорь Сергеевич? Здравствуйте, говорит майор Страхов. Очень рад, что застал вас дома. Мне нужно срочно поговорить с вами по серьезному делу. Что? Свободные полчаса? Великолепно. Заедете? Жду.
С профессором Вяльцевым майор был знаком не один год. Как и многие офицеры, он знал профессора по интереснейшим лекциям, которые тот регулярно читал в Доме офицеров. О таких, казалось бы, специальных науках, как астрономия, сейсмология, геология, Вяльцев говорил так, что увлекал даже совершенно непосвященного человека. После лекций Страхов не раз задавал ученому целый ворох вопросов, внимательно выслушивал его обстоятельные ответы и с каждой встречей проникался все большим, уважением к профессору. Вяльцев тоже отличал любознательного, а иногда и дотошного офицера. Он чувствовал, что этот уже немолодой майор с редкими блестками на висках не просто любопытствует, а действительно интересуется его любимыми науками. Правда, последние несколько месяцев они не виделись, но когда в квартире профессора раздался ранний телефонный звонок, он сразу же узнал своего собеседника. И сейчас, поднимаясь по лестнице в кабинет Страхова, Вяльцев тщетно пытался угадать, зачем он мог понадобиться майору и какое «серьезное дело» тот имел в виду.
— …Ну вот, вы знаете об этом столько же, сколько я, — закончил Страхов свой короткий рассказ. Не упомянул он лишь о предположении лейтенанта Марченко. — Теперь, Игорь Сергеевич, попрошу вас вспомнить и рассказать мне все, что вам известно о вашем заместителе.
Потрясенный сообщением майора, Вяльцев, сгорбившись, неподвижно сидел в кресле. Страхову показалось, что профессор сразу как-то постарел и осунулся.
— Не знаю, что и сказать, не знаю, — ответил он. — Все это так ужасно… Молодой, талантливый и вдруг — без сознания, чуть ли не при смерти! Кому бы это понадобилось?.. Вы говорите, что это не ограбление, но… что же тогда?
— Вот это мы и должны выяснить, дорогой Игорь Сергеевич. И вы можете нам помочь.
— С радостью, но чем?
— Пока только одним: расскажите все, что вам известно о Николае Федоровиче Рочеве.
Профессор говорил медленно, стараясь припомнить мельчайшие детали, и перед майором постепенно вырисовывалась фигура Рочева. Чуть-чуть нелюдим: мало друзей, трудно сходится с людьми; чуть-чуть скрытен: ни с кем, даже со своим научным руководителем, не делился многими мыслями и положениями диссертации. Последовали еще несколько «чуть-чуть», и профессор перешел к событиям минувшей ночи. Страхов насторожился.
— Что же это было за явление, Игорь Сергеевич? — спросил он Вяльцева.
— Пока трудно сказать. Ведь вы знаете, мы, ученые, предпочитаем не делать скоропалительных предположений. Получим ответ из Москвы, обязательно сообщу вам результаты. Кстати, — спохватился Вяльцев, — ведь сейсмограмма еще не отправлена… Я поручил это Николаю Федоровичу, а он… — и профессор глубоко вздохнул.