Изменить стиль страницы

Сесиль (с дрожью). Замолчи, ты внушаешь мне ужас!

Жан. Я говорю о том, что сделал бы, будь я один. Но нас двое, это наш общий ребенок, у тебя такие же права на него, как и у меня, я помню об этом. Я не стану мешать тебе воспитывать девочку в твоей вере. Но лицемерить во имя этого я отказываюсь. Уж на это, кажется, у меня есть полное право.

Сесиль (непримиримо). Нет, нет, нет! Это моя дочь, у тебя нет ни малейших прав на нее! Я их никогда не признаю! Отныне ты их полностью утратил; ведь есть же дети, у которых отец – калека или находится в сумасшедшем доме.

Жан (растерянно). Сесиль… Неужели мы так далеки, так безнадежно далеки друг от друга.

Сесиль. О да, безнадежно далеки! Я устала бороться… Вся наша жизнь была бы сплошной мукой… Сегодня крестины; завтра – катехизис; послезавтра – первое причастие… Мне приходилось бы защищать ее от тебя – каждый день, каждый час… Защищать ее от примера, от позорного примера твоей жизни… Нет, нет, у меня теперь только один долг: спасти свою дочь, спасти ее от тебя.

Жан. Чего же ты от меня хочешь?

Сесиль подходит к нему с искаженным лицом.

Сесиль. Чего я хочу? Ах, боже мой, я хочу, чтобы все это прекратилось, чтобы все это прекратилось! Я не требую, чтобы ты стал таким, как раньше, я не знаю, способен ли ты еще на это, думаю, что нет… Но я хочу, чтобы ты хотя бы не высказывал публично свои ужасные идеи! Я хочу, чтобы ты присутствовал на крестинах своей дочери! Я хочу, чтобы ты обещал мне…

Она разражается рыданиями, шатаясь, делает несколько шагов и падает на скамью для молитвы, закрыв лицо руками.

(Плача.) …что у меня будет в конце концов муж, которого бы я не стыдилась… что у меня будет такой муж, как у всех женщин… что мы станем жить, как живут в других семьях.

Жан. Для себя я требую лишь такой же свободы, какую предоставляю тебе!

Сесиль (поднимаясь, вне себя). Этого никогда, никогда не будет!

Жан (после паузы). Что ж тогда будет?

Она не отвечает.

Выходя за меня замуж, ты захотела взять от жизни больше, чем в силах вынести!

Сесиль. Это ты меня обманул! Ты мне солгал! Меня ты не можешь упрекнуть ни в чем: я осталась такой же, какой была…

Жан (пожимая плечами; едва слышным голосом). Разве можно быть уверенным в том, как будешь мыслить впоследствии, и принимать на себя в этом смысле вечные обязательства?…

Сесиль (слушает его с выражением ужаса). Отступник!

Жан смотрит на нее, не говоря ни слова: какая пропасть между ними!

Делает несколько шагов по комнате. Затем останавливается перед женой.

Жан (решив идти до конца). Что ж тогда будет?

Сесиль, сжав лоб руками, молчит.

(Ледяным тоном.) Что ж тогда будет?

Сесиль (кричит). Уходи! Уходи!

Молчание.

Жан (мрачно). Ах, Сесиль, не испытывай моего терпения…

Сесиль (рыдая). Уходи!

Жан. Что значит: «уходи»?… Развод?

Сесиль перестает плакать; отнимает руки от лица и со страхом смотрит на Жана.

(Засунув руки в карманы, с недоброй усмешкой.) Ты думаешь, достаточно крикнуть «уходи!». Ты, видно, не знаешь, что если женщина хочет жить как ей заблагорассудится и сохранить при себе ребенка, необходим процесс… необходимо судебное постановление…

Он продолжает говорить… Но он уже почувствовал, как, наперекор его воле, наперекор его словам, его внезапно захлестывает волна неизведанной, пьянящей радости, безграничное желание близкой свободы, яростная жажда жизни!

Он продолжает говорить… Но уже видит там, далеко впереди, то, от чего больше не в силах отвести взгляд: он видит впереди… яркий свет!

VII

12 февраля.

«Дорогой господин Баруа!

Я рад довести до Вашего сведения, что в результате моей последней беседы с госпожой Баруа и госпожой Пасклен требования, защиту которых Вы мне поручили, были ими приняты во избежание бракоразводного процесса, которого эти дамы не хотят допустить любой ценой; мы условились о следующем:

1. Вы снова получаете полную свободу Госпожа Баруа не намерена жить в Париже и останется в Бюи, у своей матери.

2. Госпожа Баруа будет воспитывать дочь по своему усмотрению, соглашаясь выполнить поставленное Вами условие о том, что когда девушке исполнится восемнадцать лет, Вы сможете взять ее к себе на целый год.

3. Госпожа Баруа соглашается принять ренту в 12 000 франков ежегодно, на чем Вы особенно настаиваете. Однако она твердо решила ничего не тратить из этой суммы ни на себя, ни на содержание ребенка, но откладывать ее полностью на имя дочери.

Это требование возбудило долгие споры. Госпожа Баруа согласилась на него лишь для того, чтобы избежать судебного процесса, а также ввиду моего категорического заявления, что для Вас оно является непременным. Обе дамы пожелали по крайней мере отсрочить принятие этого требования, чтобы я мог поставить Вас в известность о точных размерах суммы, которую Вы теряете в связи с отказом от существенной доли Ваших доходов (которые сократятся приблизительно до 5000 франков в год). Чтобы избежать бесполезной траты времени, я заверил их, что уже обращал Ваше внимание на этот пункт, но Вы не согласились изменить свои условия.

По просьбе госпожи Баруа я передал ей запись всех вышеперечисленных обязательств.

Полагаю, что я тем самым выполнил возложенную Вами на меня миссию так, как Вы того желали. Прошу принять уверения в моем глубоком уважении; всегда готовый к Вашим услугам

Мужен,
нотариус в Бюи-ла-Дам».

Часть вторая

«Сеятель»

I

«Господину Л. Брэй-Зежеру

Отель де Пэн, Аркашон.

Париж, 20 мая 1895 года.

Дорогой друг!

Благодарю тебя, хотя и с опозданием, за участие, которое ты проявил ко мне во время последних событий моей жизни. У меня почти совсем не было времени: какой бы простой ни казалась жизнь человека, лишь порвав узы, приковывавшие его к прошлому, к внешнему миру, можно понять, насколько крепки эти невидимые нити, коварные, как паутина. Целых два месяца я боролся яростно и отчаянно, я разбил все цепи, и вот я свободен!

Ты не можешь себе представить, что я испытываю, испуская этот победный клич, ибо ты неукротим и за всю свою жизнь не знал никаких пут.

Свободен!

Я добился свободы в расцвете сил; и я полон мужества после долгого рабства, после двух последних лет, в течение которых я, хотя и неосознанно, но упорно желал освобождения. Она пришла, наконец, эта свобода, она – целиком моя, я сжимаю ее в своих объятиях, я обладаю ею, я приобщаюсь к ней со всею страстью, на какую способен, я соединяюсь с нею навсегда.

Я никому не оставил своего адреса и живу один, как барсук в норе. Вот уже несколько недель, как я не видел никого, не слышал ни одного голоса, который напомнил бы мне о прошлом!

Я впитываю в себя все окружающее… Чудесная весна проникает в мою комнату, заливает меня солнцем, окутывает свежими запахами, красотой! Я еще никогда не ощущал ничего подобного…

Не пиши мне, дорогой друг, позволь мне насладиться одиночеством до осени. Но не сомневайся в моей дружбе и преданности,

Жан Баруа».