Люди привыкли к жестокости смерти и стойко переносили последний взгляд животных, осознающих свою судьбу. Эти мужчины держались особняком и неохотно смешивались с интеллектуалами в льняных жреческих одеждах.

Икер пришел как раз во время перерыва. Мясники с аппетитом лакомились сочными антрекотами. Не прерывая еды, они посмотрели на вновь прибывшего с недоверием.

— Ты кто? — спросил Икера мясник, крепкий человек лет сорока с седыми волосами и прямой осанкой.

— Я — Икер, новый ответственный за контроль мяса.

— Еще один писака, считающий нас нечистыми на руку... Ты ел?

— Мне не хочется.

— Тебе не нравится жареное мясо?

— Нравится, но... не сейчас.

— Тебе не нравится наша работа, так? Ты не единственный, мой мальчик! И все же нужны специалисты, умеющие убивать животных и поставлять добрую пищу таким хищникам, какими являются люди.

— Я нисколько не презираю вашу работу, но признаю, что не способен ею заниматься.

Мясник похлопал Икера по плечу.

— Взбодрись, от тебя это и не требуется! Иди, поешь. Потом запишешь число кусков, отрезанных сегодня утром.

Икер вынужден был научиться отличать филе, тонкий филей, селезенку, печень, потроха и остальные части тела жертвенных быков. Он удостоверял протоколы ветеринаров, которые после пробы крови каждого животного давали гарантию ее чистоты. Постепенно Икер привык к своеобразной атмосфере этого места, где царила самая строгая гигиена. Но ни разу юноша не присутствовал при забое, который осуществляли по меньшей мере четверо технических работников, причем только единственный мастер имел право резать животное, умаляя, как мог, его страдания.

Между Икером и другими работниками сложились доверительные отношения и взаимное уважение. Он не выказывал излишней придирчивости, не желая их задевать, а они старались быть менее грубыми.

Однажды вечером после трудового дня мастер и писец сидели рядом. Они пили пиво и ели сушеное мясо.

— Где ты учился своей профессии? — спросил мастер.

— В провинции Орикса, а затем в Кахуне, где стал временным жрецом Анубиса.

— Анубис-шакал... Он очищает пустыню, избавляя ее от падали, которую превращает в жизненную энергию. Это тебя, конечно, удивит, но мы с тобой коллеги. Я ведь тоже жрец, как и любой мастер-мясник, потому что забой скота — это ритуал. Никакой жестокости не должно быть ни в моем сердце, ни в моей руке. Я благодарю животное за то, что оно жертвует жизнью ради того, чтобы продлить нашу. Жрицы Хатхор освящают нашу работу, которая не лишена опасности.

— Ты говоришь о непредвиденных реакциях животного?

— Нет, мы умеем обездвиживать его с помощью веревок. Я имею в виду соприкосновение с несущим опасность Сетом.

— В какой же момент оно происходит?

— Каждый раз, когда мы касаемся передней левой ноги животного. Именно в ней максимум мощи. Посмотри на небо, и ты ее увидишь[17]. Исполнители ритуалов представляют эту ногу у двери в тот мир, чтобы она открылась и дала пройти душе воскресших. Если ритуал не совершится, то дверь останется закрытой и огонь Сета спалит нашу землю.

Эти признания удивили писца.

— Но если души фараонов живут в звездах, которые находятся вокруг Полярной звезды, то как же они могут быть под покровительством Сета?

— Они питаются его силой, как царствующий фараон питается теми блюдами, которые ему приношу я.

— Ты... ты знаешь Сесостриса?!

— Знать — это слово с очень глубоким смыслом! Но я действительно имею привилегию видеть его один раз в неделю, если он находится в Мемфисе. В такой вечер он любит обедать один. Я и мой помощник приносим ему мясо, полное энергии.

В это мгновение Икер почувствовал, что, наконец, обретает возможность уничтожить тирана. О, он во что бы то ни стало должен сохранить спокойствие, не показать своего нетерпения или воодушевления!

— Это большая ответственность... Здесь нельзя разочаровать Великого Царя!

— Мое дело — хорошо знать свою профессию.

— Говорят, что царь — человек не из легких.

— Как можно так говорить! Он выше всех на голову, и никто не может вынести его взгляда. Когда он говорит, его низкий могучий голос пронизывает душу, и ты себе кажешься маленьким! А его спокойствие! Оно почти нечеловеческое! Кажется, ничто не может поколебать его. Я уж не говорю о его власти... Мудрецы, выбиравшие его, не обманулись!

— К счастью, — поспешил вставить Икер, — он находится под высоким покровительством.

— С той системой безопасности, которую выстроил начальник всей стражи Собек, Сесострису действительно нечего бояться! Через контроль могут пройти только знакомые люди. Даже я и мой помощник подвергаемся обыску и только потом получаем пропуск на вход в покои Великого Царя.

Из боязни вызвать подозрение у мастера-мясника Икер сменил тему разговора. Разве сегодня он мало узнал? Разве этого недостаточно, чтобы подогреть в нем жажду осуществить план? А вдруг ему повезет!

— Многие опасаются войны в Сирийской Палестине. Как ты считаешь, она будет?

— Нет! Царь совершенно правильно и очень твердо вмешался в дела земли Ханаанской, где кандидатов на роль смутьянов хоть отбавляй. Этим людям только и нужно, что мутить воду в колодце — даже во вред собственному народу. Отбить им охоту к этому может лишь генерал Несмонту. А как тебе нравится этот жареный кусочек?

— Ничего вкуснее не ел!

— Это любимое блюдо нашего царя.

— Тебе действительно очень повезло, что ты его видишь.

— Если бы ты стал моим помощником, то и тебе выпало бы это счастье!

— О, я всего лишь писец-контролер и совершенно не способен исполнять обязанности мясника.

— Чтобы сопровождать меня во дворец и нести блюдо, этого и не нужно. Если мой подручный сменит свою профессию, я возьму тебя. Ну хоть разок! Великому Царю будет приятно познакомиться с таким юным и блестящим писцом.

Тонкий Нос заканчивал штопать парус своей лодки, на которой в соседний город возил продавать горшки. В его родной деревне, что в двух днях плавания от Мемфиса, у женщин было в запасе все необходимое снаряжение. Но здесь Тонкому Носу явно не хватало прочных и подходящих кусков парусины.

Подошли двое стражников.

— Это ты — Тонкий Нос?

— Да, я.

— Ты — деревенский горшечник?

— Насколько я знаю, там другого нет.

— Эта лодка — твоя?

— Да.

— Ты и твоя лодка забираетесь на принудительные работы.

— Принудительные работы... Какие это принудительные работы?

— Увидишь.

— Ничего я не увижу! Я ремесленник и соглашусь на принудительные работы только в случае абсолютной необходимости, когда нужно будет чинить дамбы перед паводком. Но сейчас не то время!

— У нас приказ.

— Чей?

— Собека-Защитника, начальника всей стражи царства.

— И что же требует ваш Собек?

— Я тебе сказал, сам увидишь.

— И речи не может идти!

— Или ты подчиняешься, или мы забираем твою лодку.

— Попробуйте, увидим!

Ударом дубинки один из стражников поставил Тонкого Носа на колени. Другой набросился сверху и связал его.

— Тихо, приятель! Будешь кричать, мы размозжим тебе голову.

Тонкий Нос в испуге глядел, как двое стражников уплывали на его лодке.

Обокрали, избили, ранили... Ну он им еще покажет!

После долгого разговора с фараоном визирь Хнум-Хотеп в отчаянии смотрел на кипу папок с делами. Назначить новую администрацию, бороться с любыми формами проявления коррупции, от каждого добиваться самого лучшего результата, обеспечить каждому египтянину благополучное существование, не ставить ни одну провинцию в зависимое положение — вот только некоторые из приоритетных задач, которые ставил перед ним Сесострис. Царь и сам вел большую работу, не считая ежедневных обязанностей по исполнению ритуалов. Визирь брал на себя остальное, но это остальное делалось с помощью членов Дома Царя.

Те, кто считал, что эта высокая должность доставляет такое же удовольствие, как и приятная прогулка, были глупцы или наивные люди. Это удовольствие было горьким. Но Хнум-Хотеп испытывал глубокую радость, если в какие-то моменты ему удавалось исполнить закон Маат и восстановить справедливость — вне зависимости от того места, которое занимали обвиняемый и обвинитель.