Дирэввин пожала плечами.

— Если ты так говоришь, Сабан, так оно и есть, — она увидела, как сильно огорчила его, подошла и слегка прикоснулась к его руке. — Я не буду спорить с тобой, — покорно сказала она, — в тот день, когда я пришла молить тебя об одолжении.

— То, что ты сказала, не правда!

— Я действительно рассказываю небылицы, — смиренно сказала Дирэввин, — прости меня.

Сабан глубоко вздохнул.

— Об одолжении? — встревоженно спросил он.

Она сделала резкий взмах рукой в сторону деревьев, и Сабан увидел силуэты шести или семи человек попятившихся в тенистые буки, но только двое выступили из деревьев. Одной из них была высокая светловолосая женщина в оборванной рубахе из оленьей кожи, наполовину прикрытой плащом из овечьей шкуры, а другая была девочка, возрастом как Лэллик, или годом моложе. Это была темноволосая девочка с большими глазами и напуганным лицом. Она уставилась на Сабана, но крепко вцепилась в руку женщины и пыталась спрятаться в складках её плаща из овечьей шкуры.

— Леса не место для ребёнка, — сказала Дирэввин. — Нам живётся тяжело, Сабан. Мы воруем и убиваем за еду, мы пьём из ручьёв, а спим там, где найдём безопасное место. Ребёнок ослабел. С нами был ещё один ребёнок, но он умер прошлой зимой, и я боюсь, что эта девочка тоже умрёт, если останется с нами.

— Ты хочешь, чтобы я вырастил ребёнка? — спросил Сабан.

— Килда вырастит её, — сказала Дирэввин, кивнув в сторону высокой женщины. — Килда была одной из рабынь моего брата, и она знает Меррель с самого рождения. Всё, что я хотела бы от тебя, это безопасное место для Килды и Меррель.

Сабан посмотрел на девочку, хотя ему была видна только часть её лица, так как оно было спрятано в складках одежды рабыни.

— Она твоя дочь.

— Она моя дочь, — призналась Дирэввин, — и Камабан никогда не должен узнать, что она жива, поэтому с сегодняшнего дня у неё будет другое имя, — она повернулась к Меррель. — Ты слышала это? И вытащи палец изо рта!

Девочка немедленно одёрнула руку от лица и печально посмотрела на Дирэввин, которая низко склонилась, приблизив свое лицо к лицу ребёнка.

— Тебя будут звать Ханна, потому что ты дитя Лаханны. Кто ты?

— Ханна, — сказала девочка робким голосом.

— А Килда будет твоей матерью, ты будешь жить в хорошей хижине, Ханна, у тебя будет одежда, еда и друзья. А однажды я вернусь за тобой, — Дирэввин выпрямилась. — Ты сделаешь это ради меня, Сабан?

Сабан кивнул. Он не знал, как он объяснит появление Килды и Ханны, но его это не беспокоило. Он был одинок, работа в храме казалась бесконечной, и он скучал по своей собственной дочери, поэтому был рад ребёнку Дирэввин.

Дирэввин склонилась и крепко обняла свою дочь. Она долго держала её в объятиях, затем выпрямилась, всхлипнула и пошла обратно в деревья.

Сабан остался с Килдой и девочкой. Килда была вся в грязи, волосы у неё скатались в сальный клубок, лицо было широким, высокоскулым и дерзким.

— Пошли, — резко сказал он.

— Что ты будешь с нами делать? — спросила Килда.

— Я отыщу вам место, чтобы жить, — сказал Сабан, выведя их обеих из зарослей на открытую холмистую местность. Через низкую долину ему был виден Храм Неба, где рабы полировали, отбивали и отскрёбали неподдающиеся камни. Поближе, у восточного края Священной Тропы, располагались хижины рабов, откуда поднимались тонкие струйки дыма.

— Ты предлагаешь притвориться, что мы рабыни? — требовательно спросила Килда.

— Все узнают, что вы не мои родственники, — сказал Сабан, — и вы не из нашего племени, так кем вы ещё можете быть в Рэтэррине? Конечно, будете рабынями.

— Но если мы будем рабынями, ваши копьеносцы будут использовать нас.

— Наши рабы находятся под защитой жрецов. Мы строим храм, а когда он будет закончен, все рабы будут освобождены. Здесь нет ни плетей, ни копьеносцев, следящих за работой.

— А ваши рабы не убегают?

— Некоторые, — признался Сабан, — но большинство работают с желанием.

Это было достижением Хэрэгга. Он разговаривал с рабами, вселяя в них энтузиазм назначением храма, и хотя некоторые сбежали в леса, большинству захотелось увидеть храм достроенным. Они будут свободны, когда храм будет закончен, вольны остаться или уйти, и смогут наслаждаться благословением Слаола. Они сами управляли в своём поселении и не имели знаков рабов, таких как отрубленный палец у Сабана.

— А ночью? — спросила Килда. — В хижинах рабов? Ты думаешь, что женщина и девочка будут в безопасности?

Сабан знал, что есть только один безопасный путь сохранить Ханну в безопасности.

— Вы обе будете жить в моей хижине, — сказал он, — а я скажу, что вы мои личные рабыни. Идёмте.

Он повёл их вниз в долину, в которой отвратительно пахло, потому что рабы выкопали здесь сливные ямы, потом они поднялись на меловой круг, где было очень шумно от стука молотков по камням.

Он привёл Килду и Ханну в свою хижину, и этой ночью слушал, как Килда молится Лаханне. Она молилась так, как привыкла делать это в Каталло: чтобы Лаханны защитила своих почитателей от злобы Слаола и от бедствий со стороны Рэтэррина. Если бы Камабан услышал эти молитвы, Килду и Ханну сразу убили бы. Он хотел сказать Килде, чтобы она изменила свои молитвы, но он подумал, что боги достаточно могущественны, чтобы различать молитвы и без его помощи.

На следующий день Камабан пришёл в храм узнать, когда Сабан будет доставлять самые длинные камни из Каталло.

— Скоро, — сказал Сабан.

— Кто это? — Камабан увидел Килду у входа в хижину Сабана.

— Моя рабыня, — кратко сказал Сабан.

— У неё такой вид, словно ты нашёл её в лесу, — ехидно сказал Камабан, потому что Килда всё ещё была грязной, а её волосы растрёпаны. — Но где бы ты ни нашёл её, брат, бери её с собой в Каталло и привези мне большие камни.

Сабан не хотел брать Килду в Каталло. Её там обязательно узнают, и жизнь Ханны будет в опасности, но Килда не осталась без него. Она опасалась Рэтэррина и доверяла только Сабану.

— Дирэввин сказала, что для меня безопасное место — быть рядом с тобой, — настаивала она.

— А безопасное место для Ханны?

— В руках Лаханны, — заявила Килда.

И все трое отправились в Каталло.

— Вам не надо было идти в Каталло, — ворчал Сабан на Килду. Он нёс на руках Ханну, которая вцепилась ему в шею и смотрела на всё широко раскрытыми глазами. — Вас узнают, и эта девочка погибнет.

Килда сплюнула на землю. Она остановилась у ручья, умыла лицо и прополоскала в воде волосы, которые потом стянула на затылке. У неё было строгое, скуластое лицо с большими голубыми глазами и тонким носом. Она была, виновато подумал Сабан, приятной женщиной.

— Ты думаешь, меня узнают в Каталло? — с вызовом спросила Килда. — Ты прав, узнают. Но какое это имеет значение? Ты думаешь, люди Каталло предадут нас? Что ты знаешь о Каталло, Сабан? Ты можешь читать в их сердцах? Люди Каталло вспоминают былые дни, Дирэввин, то время, когда Лаханне поклонялись так, как следует. Они будут рады нам, ни они будут молчать об этом. Девочке так же безопасно в Каталло, как в собственных руках Лаханны.

— Я надеюсь на это, — кисло сказал Сабан, — но ты не можешь этого точно знать.

— Мы бывали в Каталло очень часто, — огрызнулась Килда. — Твой брат искал нас в лесах, но иногда мы даже ночевали в Каталло, и никто не предал нас. Мы знаем, что происходит в Каталло. Однажды ночью я покажу тебе.

— Что покажешь?

— Подожди, — кратко сказала она.

Орэнна встретила их очень тепло. Она мельком оглядела Килду, приласкала Ханну и распорядилась приготовить хижину для Сабана.

— Твоя женщина будет с тобой? — спросила она.

— Она моя рабыня, а не моя женщина.

— А ребёнок?

— Её, — кратко сказал Сабан. — Женщина будет готовить еду для меня, пока я буду работать здесь. Мне понадобится двадцать мужчин через несколько дней, и ещё больше позже.