— Будут стараться? — Сабан удивился.

— Когда храм будет закончен, они вновь обретут свободу. Я пообещала им это.

— Ты пообещала им свободу? — спросил Сабан. — А что говорит Камабан?

— Камабан подчинится Слаолу, — сказала Орэнна. Она вела Сабана через селение, и хотя она утверждала, что люди Каталло с радостью верят ей, Сабану они казались угрюмыми и затаившими зло. Их вождь мёртв, их колдунья исчезла, а они живут под страхом копий воинов Рэтэррина, и Сабан опасался, что они попытаются сжечь длинные брёвна. Так же он опасался за жизнь Орэнны и двоих его детей, но Орэнна посмеялась над его страхами. Она объяснила, почему отказалась от защиты воинов Рэтэррина и теперь ходит без охраны в покорённом селении.

— Они любят меня, — просто сказала она и рассказала Сабану, как она боролась против осквернения храма. Хэрэгг хотел повалить все камни и отправить их в Рэтэррин, но Орэнна убедила Камабана не трогать их.

— Наша задача обольстить Лаханну, а не оскорблять её, — сказала она, и таким образом храм остался на месте, а люди Каталло нашли в этом некоторое утешение.

Они, несомненно, находили ещё большее утешение в самой Орэнне. Она провозгласила себя жрицей Лаханны, и хотя по велению Хэрэгга не позволяла приносить в жертву живые существа, она позаботилась выучить все ритуалы племени. Каждую ночь она пела для луны и на каждом рассвете трижды оплакивала постепенно исчезающую Лаханну. Она советовалась со жрецами Каталло, распределяла еду так, что никто не голодал, и самое главное, зарекомендовала себя такой же способной целительницей, как Санна или Дирэввин. На самом деле, она считалась даже лучше, чем Дирэввин, потому что любила всех детей, и когда женщины приводили к ней своих дочерей и сыновей, Орэнна облегчала их страдания добротой и терпением, которые никогда не выказывала Дирэввин. Дюжина маленьких детей теперь жили в хижине Орэнны, все они были сиротами, которых она кормила, одевала и обучала, а её хижина стала местом собраний женщин Каталло.

— Мне нравится здесь, — сказала Орэнна, когда они с Сабаном вернулись обратно к святилищу. — Я счастлива здесь.

— И я буду счастлив с тобой, — радостно сказал Сабан.

— Со мной? — Орэнна выглядела встревоженной.

Сабан улыбнулся. Он не видел свою жену с середины зимы и соскучился по ней.

— Очень скоро мы начнём перевозку камней. Сначала небольшие, потом самые крупные, и я буду проводить здесь много времени.

Орэнна нахмурилась.

— Не здесь, — сказала она, — не в моей хижине.

Ватага детей под предводительством Леира выбежала из хижины. Сабан подхватил своего сына, закружил его и стал подбрасывать в воздух, но Орэнна, когда ноги мальчика оказались на земле, мягко оттолкнула его в сторону и взяла Сабана за руку.

— Мы не можем быть вместе так, как это было раньше. Это неправильно.

— Что неправильно? — проворчал Сабан.

Орэнна сделала несколько шагов, храня молчание. Дети следовали за ними, их маленькие лица с тревогой следили за взрослыми.

— Ты и я стали служителями храма, который ты строишь, — сказала Орэнна, — а храм — это свадебное святилище Лаханны.

— Какое это имеет отношение к тебе и ко мне?

— Лаханна будет противиться браку, — объяснила Орэнна. — Она пыталась соперничать со Слаолом, а теперь мы будем навсегда передавать её в его власть, и она будет сопротивляться этому. Моя задача убедить её. Для этого я была послана сюда, — она замолчала, нахмурившись. — До тебя доходили слухи, что Дирэввин всё ещё жива?

— Я слышал об этом, — буркнул Сабан.

— Она будет подстрекать Лаханну сопротивляться нам, поэтому я должна сопротивляться Дирэввин, — она безмятежно улыбнулась, словно это объяснение должно было успокоить Сабана.

Он вгляделся в затенённый ров, в котором густо цвели розовые и коричневые орхидеи. Дети столпились вокруг Орэнны. Она отламывала кусочки медовых сот и раздавала их в их нетерпеливые ручонки. Сабан обернулся к ней и как всегда поразился её ослепительной пугающей красоте.

— Я могу жить здесь, — сказал он, указывая на старую хижину Санны. — Лучше жить здесь, чем в Рэтэррине, по крайней мере, пока мы перемещаем камни.

— О, Сабан! — она с упрёком улыбнулась. — Ты не понимаешь ничего из того, что я тебе сказала? Я обрезала свои волосы! Я отказалась от прошлой жизни! Теперь я посвящена Лаханне и только Лаханне. Ни Слаолу, ни тебе, ни кому-либо другому, кроме Лаханны! Когда храм будет построен, мы снова будем вместе, потому что в этот знаменательный день Лаханну с помощью лести и уговоров заставят отказаться от своего одиночества. Но до тех пор я должна делить с ней это одиночество.

— Мы муж и жена! — сердито запротестовал Сабан.

— И мы снова будем мужем и женой, — спокойно сказала Орэнна, — но сейчас я жрица Лаханны, и это моё жертвоприношение.

— Камабан приказал тебе это? — с горечью спросил Сабан.

— Я увидела это во сне, — твёрдо сказала Орэнна. — Лаханна приходит ко мне. Она, конечно, сопротивляется, но я терпелива с ней. Я вижу её женщиной, одетой в длинное ослепительно сверкающее платье! Она так прекрасна, Сабан! Такая прекрасная и страдающая. Я вижу её на небе и зову её, и иногда она слышит меня. А когда мы приведём Слаола в храм, она придёт к нам. Я уверена в этом, — она улыбнулась, ожидая, что Сабан разделит её счастье. — Но до этого дня, — продолжила она, — мы должны быть спокойными, послушными и добродетельными, — она повернулась к детям. — Какими мы должны быть?

— Спокойными, послушными и добродетельными, — хором отозвались они.

Она снова повернулась к Сабану.

— Я не могу помешать тебе приходить в мою хижину, — тихо сказала она, — но если ты сделаешь это, то спугнёшь Лаханну, и храм станет бесполезным и бессмысленным.

По возвращении в Рэтэррин Сабан направился к Хэрэггу и рассказал главному жрецу о том, что говорила Орэнна. Хэрэгг выслушал, подумал некоторое время, затем пожал плечами.

— Это жертва, которую ты приносишь, — сказал он, — и мы все заплатим цену за храм. Твоего брата мучают видения, мне пришлось снова стать жрецом, а ты на некоторое время потеряешь Орэнну. Ничто хорошее не даётся легко.

— Так я не должен настаивать на том, чтобы спать с ней?

— Возьми себе рабыню, — сказал Хэрэгг своим зловещим голосом. — Забудь Орэнну. Сейчас она должна разделить с Лаханной её одиночество, а ты должен строить храм. Поэтому возьми себе рабыню и забудь свою жену. И занимайся строительством, Сабан, только строительством.

До начала строительства Сабану нужно было доставить камни из Каталло. Он понимал, что не сможет воспользоваться прямой дорогой в Рэтэррин, которая пересекала болота Мадэна, и поднималась по крутым холмам к югу от этого поселения — огромные валуны не преодолеют такие препятствия. Поэтому он провёл всё лето в поисках более удобного пути. Он настоял, чтобы его сопровождал Леир, так как, объяснил он Орэнне, мальчику пришло время научиться выживать вдали от любого селения. Они с Леиром бродили на западе от селения в поисках тропы, которая обошла бы заболоченные земли и высокие холмы. Так они провели большую часть второй половины лета, и случайно Сабан обнаружил тропу, по которой можно было вывезти камни из Каталло — сначала в сторону заходящего солнца, затем сделать широкий разворот, и приблизиться к Храму Неба с запада.

Сабан получал удовольствие от компании Леира. Они зорко выслеживали изгоев, но не встретили ни одного, потому что в этом западном краю было много охотившихся воинов Рэтэррина. Сабан научил Леира пользоваться луком, а в последний день, после того как Сабан одной стрелой ранил годовалого оленя, он позволили Леиру добить животное копьём. Мальчик энергично сделал это, но выглядел удивлённым тем, как много силы необходимо, чтобы проткнуть оленью кожу. Он успешно увернулся от молотящих копыт животного и удачно ударил копьём. Так как это было первое убийство, совершённое его сыном, Сабан смазал лицо мальчика кровью оленя.

— Олень вернётся к жизни? — спросил Леир у своего отца.