Сабан последним взобрался на могильный холм. Его мочевой пузырь был пуст, и он опасался презрительных насмешек от военного отряда, но потом он взглянул на север и увидел кого-то, возвышающегося из тумана. Силуэт был далеко, и на какое-то мгновение он почувствовал ужас, думая, что это дух, вышедший из тумана, но потом он понял, что это кто-то, только что поднявшийся на молочно белый Священный Холм и вглядывающийся на юг. Фигура смотрела на Сабана, который вглядывался в ответ. Была ли это Дирэввин? Он думал, что это была она, и почувствовал внезапную острую боль оттого, что она была теперь его врагом. Справа от него вдали в тумане виднелись горы, где лежали огромные камни, но здесь были только Дирэввин и Сабан всматривающиеся друг в друга через безмолвную белую долину.

— Что там? — снизу выкрикнул Камабан.

— Иди сюда, — сказал Сабан, и Камабан обошёл гробницу и вскарабкался по крутому покрытому дёрном склону.

Отдалённая фигура скинула свой плащ и начала поднимать и опускать руки.

— Заклинания, — сказал Камабан и плюнул в её сторону.

— Это Дирэввин? — спросил Сабан.

— А кто же ещё? — спросил Камабан. Дирэввин стояла на холме Лаханны, призывая богиню навредить врагам Каталло.

Сабан притронулся к паху.

— Так они знают о нашем приближении?

— Они наслали туман, — сказал Камабан, — надеясь, что мы заблудимся в нём. Но мы не заблудились. Я знаю дорогу отсюда, — он погрозил кулаком далёкой фигуре и стащил Сабана с кургана. — Мы пойдём на север, — сказал он. — Тропа идёт через лес, затем пересекает речку и соединяется со Священной Тропой.

А Священная Тропа приведёт их в храм Каталло.

Осквернение костей восстановило боевой дух войска, и нетерпеливо стремились вслед за Камабаном на север. Он шёл быстро, следуя по утоптанной тропинке на лугу. Тропа плавно спускалась с холма через густые дубы и, когда копьеносцы рассеялись среди деревьев, ветер зашуршал листьями, и тот же самый ветер немного рассеял клубы тумана. Так что впереди идущие воины Рэтэррина увидели Священную Тропу за маленькой долиной, а там, протянувшись в ровную линию вдоль серых валунов, стояла армия Каталло.

Раллин, вождь Каталло, ждал их. Он был готов. Все воины Каталло были здесь, и не только воины Каталло. Но и их союзники, копьеносцы из других племён, ненавидевших Рэтэррин из-за набегов Ленгара. Множество врагов заполнили тропу, и они громко закричали, увидев людей Камабана, выходящих из дубов, а когда туман вновь сгустился, две армии оказались скрыты друг от друга.

— Они численно превосходят нас, — сказал Гундур.

— Они также нервничают, как и мы, — сказал Камабан, — но с нами Слаол.

— Они позволили нам зайти так далеко, потому что они разобьют нас здесь, — объяснил Гундур, — а потом будут преследовать выживших и отступающих обратно через горы и перебьют нас по одному.

— Чего они хотят, — согласился Камабан, — это решающей битвы.

— Да, — сказал Гундур, — и они выиграют её. Мы должны отступить! — он произнёс с жаром, и Ваккал кивнул в знак согласия.

— Слаол не хочет, чтобы мы отступали, — сказал Камабан. Его глаза горели от возбуждения. — Здесь собрались все наши враги, Слаол хочет, чтобы мы уничтожили их.

— Их слишком много, — настаивал Гундур.

— Никогда не бывает слишком много врагов, чтобы их убить, — сказал Камабан. Дух Слаола был в нём, и он был уверен в победе. Он помахал головой на совет Гундура и обнажил свой меч. — Мы будем сражаться, — закричал он, и всё его тело задрожало, словно бог наполнил его силой. — Мы будем сражаться во имя Слаола, — завизжал он, — и мы одержим победу!

Стоунхендж i_003.jpg

Туман рассеивался медленно, клубясь под порывистым ветром и неохотно уступая власти восходящего Слаола. Пара лебедей пролетела над речкой, их крылья издавали неожиданно громкий шум над долиной, окружённой двумя армиями. Зубры давно не было видно, — «Сбежали, — подумал Сабан, — далеко в леса на западе». Он уцепился за мысль, что появление птиц является хорошим предзнаменованием. Сейчас каждый воин из противостоящих армий наблюдал за лебедями, надеясь, что они повернут в их сторону, но птицы пролетели ровно посередине между двумя войсками и скрылись в тумане на востоке.

— Они полетели к восходящему солнцу! — закричал Камабан. — Это означает, что Слаол с нами!

Он мог говорить с самим собой, так как никто на стороне Рэтэррина не отреагировал на его крик. Все смотрели через неглубокую долину на войска Каталло, образовавшие внушительную линию, вооружённую копьями, топорами, луками, булавами, дубинами, тёслами и мечами. Эта войсковая линия начиналась около маленького храма на холме, тянулась вдоль тропы из двойных камней на запад, а потом к Священному Холму. На невысоких холмах позади линии стояли группы женщин и детей, пришедших посмотреть, как их мужчины сокрушат Рэтэррин.

— Четыреста человек? — подсчитал Мерет и тихо сказал Сабану.

— Не все мужчины, — сказал Сабан, — некоторые совсем мальчишки.

— Мальчик может убить стрелой, — пробормотал Мерет. Он был вооружён одним из ценных бронзовых топоров своего отца и выглядел устрашающе, так как он унаследовал от Галета рост и широкие плечи, но Мерет нервничал, так же как и Сабан. Нервничали люди обеих армий, исключая закалённых воинов, которые мечтали о таких мгновениях. Об этих людях слагались песни, о них рассказывались легенды долгими зимними вечерами. Это были герои убийств, воины подобные Ваккалу-Чужаку, который сейчас гордой поступью расхаживал перед войском Камабана и выкрикивал оскорбления через долину. Он обзывал врагов навозными червями, ругал их матерей дурно пахнущими козами, поносил их как детей, мочащихся по ночам в свои шкуры, и пригласил пару из них выйти и сразится с ним на берегу реки. Такие же оскорбления и приглашения выкрикивались и передовыми воинами Каталло. Увешенные перьями и лисьими хвостами, с кожей, густо покрытой татуировками убийства, воины, увешанные бронзой, расхаживали с напыщенным видом. Сабан когда-то мечтал стать таким воином, но он стал созидателем вместо разрушителя, человеком с чувством осторожности, почти страха, перед лицом врагов.

— Расступитесь! — закричал Гундур людям Рэтэррина. Гундур не хотел сражаться сегодня утром, опасаясь, что Каталло и его союзники слишком многочисленны, но Камабан отвёл его в сторону и что-то сказал. Уверенность Гундура чудесным образом восстановилась. И теперь он выстраивал воинов в линию. — Стройтесь в линию! Не сбивайтесь в группы, как дети! Рассредоточьтесь!

Войско неохотно рассредоточилось вдоль кромки дубов, образовывая линию которая, подобно линии врага, не была протяжённой. Люди стояли рядом со своими родственниками или друзьями, и между группами были широкие прорехи. Жрецы обеих армий вышли на передний план, размахивая костями и выкрикивая проклятия врагам. Хэрэгг нёс символ племени Рэтэррина, чтобы предки могли увидеть, что происходит в рассеивающемся тумане, и Мортор, слепой главный жрец Каталло, держал такой же. Он размахивал им так угрожающе, что череп Каталло слетел со своего шеста, вызвав кучу насмешек со стороны воинов Рэтэррина, которые посчитали падение черепа недобрым предзнаменованием для врага. Дирэввин всё ещё была на Священном Холме, где сопровождаемая шестью копьеносцами, она выкрикивала дополнительные проклятия в адрес Камабана.

— Я хочу, чтобы колдунью убили! — прокричал Камабан своей армии. — Золото в подарок тому, кто принесёт мне голову этой дряни! Я наполню череп золотом и отдам его тому, кто убил её!

— Он думает, что мы победим? — мрачно спросил Мерет.

— С нами Слаол, — сказал Сабан, и солнце действительно пробилось сквозь остатки тумана, осветив зелёную долину и усеивая дрожащими искрами реку, разделяющую две армии.

— Было бы неплохо, если Слаол будет с нами, — пробормотал Мерет. Враги численно превосходили воинов Рэтэррина в два раза.

— Я хочу, чтобы их вождь был мёртв! — взывал Камабан к своим людям. — Он и его дети! Найдите его детей и убейте их! Если его жёны беременны, убейте их тоже! И убейте выродка колдуньи, убейте её! Убейте её, убейте её ребёнка, убивайте всех!