— Надеюсь, что девушка будет хорошенькая!

— Конечно, будет хорошенькая, — сказал Сабан, хотя внезапно испугался, что вдруг это будет не так.

Группа перешла через последнее болото, затем поднялась на холмы, густо заросшие деревьями, однако лес постепенно редел, открывая великолепие Каталло. Они прошли древнее святилище, его деревянные столбы загнивали, а центральный круг так же зарос орешником, как и Старый Храм в Рэтэррине, затем увидели могильные курганы на склонах холмов впереди. Эти холмы были так же невысоки, как и в окрестностях Рэтэррина, но более крутые, а среди них выделялся знаменитый Священный Курган. В Рэтэррине не было ничего подобного, и хотя некоторые путешественники племени рассказывали о разных священных курганах, все согласились, что не ни одного такого же, как в Каталло. Это был огромный холм, стоящий среди других холмов, но этот был создан человеком. Он поднимался из долины и доставал до небес, и он весь светился белым, потому что целиком был создан из мела. Он был выше, намного выше, чем вал вокруг Рэтэррина. Действительно, такой же высокий, как окружающие холмы.

— Почему они создали его? — Лидда спросила Галета.

— Это изображение Лаханны, — сказал Галет с благоговением в голосе, и объяснил, что богиня луны, смотря вниз со звёздного неба, сможет увидеть себя, воссозданную на земле, и будет знать, что в Каталло почитают её. Лидда, слушая объяснение, прикоснулась ко лбу в знак почтения к богине, потому что она, как и большинство женщин почитала Лаханну выше других богов и духов. Но Камабан, ковыляющий сразу позади, внезапно засмеялся.

— Что смешного? — спросил Галет.

— У них в К-к-каталло огромные кроты, — сказал Камабан.

Лидда прикоснулась к паху. Ей было неприятно идти так близко с калекой из-за боязни за ребёнка в её животе, и она хотела, чтобы Камабан остался далеко позади. Однако он упорно целый день держался рядом, и шёл за ней по пятам — и когда они перешли через маленькую речку, и когда взобрались на холм к востоку от Кургана. Этот холм был увенчан храмом, вид которого вызвал вздох облегчения у многих людей Хенгалла, так как был намного меньше, чем любой из храмов Рэтэррина, хотя и был сделан из камней вместо брёвен. Невысокие камни были грубо обтёсаны, простые куски камня, и некоторые посчитали, что они вряд ли сравнимы с аккуратно обтёсанными брёвнами. Группа жрецов из Каталло ждала в храме, и именно им был преподнесён первый из даров из Рэтэррина — белая тёлка, которая тоже проделала это длинное путешествие, и теперь прошла по проходу через ров храма. Жрецы Каталло очень внимательно осмотрели животное. Она была, вероятно, не самой белоснежной тёлкой в Рэтэррине, тем не менее, это было хорошее животное с практически безупречной кожей, и люди Хенгалла недовольно зашептались, когда жрецы выказали сомнение в качестве животного. Наконец, после ощупывания и обнюхивания животного они неохотно признали его приемлемым и потащили в центр своего маленького храма, где молодой жрец, обнажённый и с рогами, привязанными на голове, ожидал с секирой в руках. Тёлка, как будто осознав, что должно случиться, изо всех сил старалась вырваться от людей удерживающих её, поэтому жрецы перерезали сухожилия на её ногах, и обездвиженное животное скорбно замычало, когда взмахнул огромный топор.

Люди Хенгалла запели жалобную песнь Лаханны, когда прошли колонной через непросохшую кровь тёлки и последовали за жрецами по тропе, обрамлённой двумя рядами камней. Храм, возможно, не произвёл на них впечатление, но эти камни были крупнее, чем камни храма, и они уводили куда-то далеко. Дорога, обрамлённая камнями, спускалась из храма в долину, но отклонялась в сторону перед большой меловой насыпью, поворачивая на север к вершине широкого холма. Было так много камней вдоль священной дороги, что их невозможно было подсчитать, и все были размером с человеческий рост и даже выше. Некоторые были в виде колонн, символизирующих Слаола, и для каждой колонны в пару стояли большие ромбовидные плиты, посвящённые Лаханне. Чудеса Каталло становились явью, и люди Хенгалла хранили молчание, следуя за жрецами на север. Они танцевали, когда поднимались, неповоротливо, потому что были уставшими, но, послушно перемещаясь с одной стороны дороги на другую и поднимаясь зигзагом к вершине, где собрались некоторые люди из Каталло посмотреть на посетителей. Группа воинов, с телами, обмазанными жиром и заплетёнными в косы волосами, опираясь на свои копья, наблюдали за проходящими женщинами. Однако вид Камабана заставил молодых мужчин закрыть глаза и сплюнуть, чтобы его уродливая нога не принесла несчастья.

Сабан, прежде никогда не бывавший в Каталло, предположил, что массивные пары камней стоят вдоль дороги, ведущей из поселения в маленький храм, где тёлка была принесена в жертву. Но когда они перевалили за вершину холма, он вдруг понял, что маленький храм далеко не окончание священной тропы, а очевидно только её начало, и настоящие чудеса Каталло лежат впереди.

Поселение, не обнесённое валом, лежало на западе, и тропа вела не туда. Вернее, она вела к большой меловой насыпи, которая возвышалась посреди равнины. По колонне идущих пронёсся слух, что белая насыпь окружает храм Каталло, и люди Хенгалла умолкли от восхищения перед огромным ограждением, которое было таким же высоким и массивным, как и насыпь окружающая Рэтэррин. Протяжённый гребень вала был увенчан черепами животных и людей, а тем временем из внутренней части насыпи раздавались тяжёлые удары деревянных барабанов.

Тропа не вела прямиком к огромному храму, а вместо этого, сразу у входа в святилище, делала двойной изгиб, чтобы чудеса внутри высокого мелового круга не открывались до самого последнего момента. Сабан проделал танцевальные шаги по двойному изгибу, и внезапно за огромным заградительным валом появился храм Каталло. Первым впечатлением Сабана были камни. Камни, камни и камни. Потому что всё обширное пространство внутри возвышающейся меловой насыпи было наполнено массивными, высокими, серыми валунами, и некоторые из них были облиты водой и отблески света отражались на их грубой поверхности. Огромные камни обрамляли ров, который был выкопан внутри меловой стены, и ров был настолько же глубоким, насколько высоким был окружающий вал. Площадь, окружённая валом и рвом, была такой же большой, как весь Рэтэррин. Однако Рэтэррин был поселением племени с зимними загонами для скота, а это был только храм.

Некоторые из женщин Рэтэррина заколебались перед входом в храм, так как женщинам не позволялось бывать в святилищах своего племени кроме случаев, когда они выходили замуж, но женщины Каталло позвали их вперёд. Оказывается в Каталло и мужчины и женщины могли входить в священный круг. И наконец весь народ Хенгалла танцуя перешёл через ров и вошёл внутрь святилища из камней.

Одно широкое кольцо из валунов протянулось по краю всего рва, и каждый из этих камней был размером со стог сена накошенного в летний сенокос в Рэтэррине. Этих огромных камней было множество, слишком много, чтобы подсчитать. А внутри этого широкого кольца располагалось ещё два кольца из камней, каждое размером с храм Слаола в Рэтэррине, и в этих каменных кругах тоже стояли камни. Один из этих камней был в виде кольца, и этот валун с отверстием был установлен на другой камень, а рядом располагался алтарь, сделанный из трёх массивных каменных плит. Сабан смотрел в немом восхищении. Он не мог понять как человек мог воздвигнуть такие камни, и он понял, что он наверное пришёл в место, где боги сотворили чудо. Только Камабан, морщившийся каждый раз, когда ступал на свою искривлённую ногу, казался равнодушным.

Люди Каталло, собравшиеся на внутреннем склоне насыпи, громко приветствовали гостей, с танцами входящими в священный круг. Приветствие эхом прокатилось внутри всего огороженного пространства, а потом зазвучала песня.

Китал, вождь Каталло приветствовал народ Хенгалла. Он хотел произвести впечатление, и у него это получилось. Он был одет до пят в мантию из оленьей шкуры, выбеленную мелом и мочой и густо расшитую бронзовыми кольцами, в которых отражалось солнце, и когда он пошёл навстречу, приветствуя Хенгалла, казалось, что она засверкала. Вождь Каталло был высоким, с длинным узким чисто выбритым лицом. Светлые волосы были убраны под бронзовый ободок, в который он вставил дюжину длинных лебединых перьев. Китал был такого же возраста что и Хенгалл, но в его лице была живость, которая скрывала годы, и двигался он быстрым упругим шагом. Он широко развёл руки в жесте приветствия и в этот момент полы его мантии распахнулись, обнажив длинный бронзовый меч, подвешенный на кожаном ремне.