Только два человека могли знать все эти подробности: Норман и Эллисон.

Эллисон и Джейн дружили пятнадцать лет. С тех пор как девять лет назад Эллисон и Джон переехали жить на Западное побережье, они перестали встречаться, однако поддерживали дружеские отношения по телефону и по электронной почте. Эллисон знала довольно много, чтобы написать роман под названием «Проблема с Джейн».

Но Эллисон ненавидела писать. Более того, трудно было представить, что, разрываясь между тремя детьми и адвокатской практикой, она могла найти время описать биографию своей лучшей подруги и потом, ради удовольствия, преподнести ее ей на золотом блюдечке.

Тогда Бронзино?

Ему, конечно же, не удалось опубликовать свой греческий роман — Джейн никогда об этом не слышала. Но неужели он стал бы описывать свои похождения, рискуя испортить собственную карьеру? Хотя, чтобы урвать хоть крупицу литературной славы, сегодняшние преподаватели словесности не стеснялись продавать ни свою душу, ни души коллег.

Бронзино следовало бы сохранить один из ингредиентов своего рецепта — секс. Этому роману явно не хватает пикантности. Но вряд ли он станет более захватывающим, если в последующих главах речь пойдет об их похождениях.

Но как Бронзино мог настолько отстраниться, чтобы описать серость университетской жизни? Он жил в Олд-Ньюпорте более тридцати лет и никогда не выражал неудовольствия по этому поводу. Неоднократно совершая круизы с выпускниками Девэйна, он был от них в восторге.

Хотя глава, которую прочла Джейн, никак не связана с Джошем, однако тон повествования напоминал его стиль. Описание ее неистового увлечения покупками в «Мэйсизе» как нельзя лучше соответствовало образу легкомысленной мещанки, ограниченной преподавательницы, который он, видимо, сохранил о ней. Но если это действительно Джош, то где он собрал столько информации?

Джейн встала и, подойдя к телефону, нажала на клавишу «bis». Снова сработай автоответчик Эллисон. На сей раз Джейн не оставила никакого сообщения. Она взглянула на часы, встроенные в панель кухонной плиты: без двадцати пяти три. Позвонила в Центр Крамера. Секретарши все еще не было.

В небе сверкнула молния, послышался раскат грома. Джейн испуганно вздрогнула, представив, как шаровая молния влетает в окно и убивает ее прямо на месте. Затем она снова села за стол и открыла вторую часть: «В стиле Эрика». На губах у нее заиграла саркастическая улыбка, и она принялась читать с нескрываемым любопытством.

Часть вторая

В стиле Эрика

1

— Жизнь иногда меняет наши планы…

Элайн Брукс взяла со стола бумажный платок и, мило улыбаясь, протянула его Джейн.

— Я не хочу оказывать на вас давление, — продолжила гинеколог. — Подумайте с недельку. Вам тридцать лет, а после такой операции вы рискуете остаться бесплодной. В принципе, при таком сроке все должно пройти без проблем, но вам никто не даст полную гарантию. У вас это первая беременность?

Джейн утвердительно кивнула.

— Лично я считаю, что в этом вопросе каждый человек должен сам делать свой выбор. Хотя общественное мнение давит очень сильно. К тому же есть еще институт усыновления…

На этот раз Джейн покачала головой в знак несогласия. Доктор взяла ее за руку.

— Ребенок — существо абстрактное для мужчины до тех пор, пока он не возьмет его на руки. Я абсолютно уверена, что ваш мужчина не перестанет вас любить, если вы сохраните ребенка. Возможно, что когда-нибудь он вас за это даже поблагодарит.

Джейн мысленно умоляла ее замолчать. Этот разговор был для нее пыткой.

— Еще раз повторяю: решать должны вы. Я только пытаюсь вам помочь.

Джейн легла и раздвинула ноги, упершись ими в металлические скобы. Молодая женщина вставила ей хирургическое зеркало.

— Вы очень напряжены. Дышите глубже.

Джейн попыталась дышать спокойнее, но ее тело все еще было напряжено.

— Дышите.

Джейн открыла рот. Охваченная паникой, она задыхалась. Врач протянула ей руку, и она судорожно в нее вцепилась. Ее лицо стало пунцовым, по телу пробежала судорога. Джейн закричала. Наконец ее дыхание стало ровным.

— Дать вам успокоительное?

— Нет, не надо. Извините, не представляю, что на меня нашло, ведь мазок у меня брали по крайней мере раз двадцать, просто смешно!

— Не волнуйтесь. Лежите до тех пор, пока не почувствуете себя лучше.

Через десять минут Джейн вышла из бетонного здания — единственной современной постройки на Грин-авеню[6], оправдывающей в это октябрьское утро свое название благодаря ухоженным газонам по обеим сторонам дороги и изобилию зеленой, едва тронутой желтизной листвы на деревьях, отбрасывающих тень на роскошные дома с колоннадами. Студенты в майках или рубашках с закатанными рукавами спешили в аудитории. Птицы устроили настоящий концерт. Джейн не сразу заметила, как белка, выбежав ей навстречу, встала на задние лапки и, боязливо поведя по сторонам маленькими круглыми глазками, в три прыжка вновь взобралась на дерево.

Вчера после звонка медсестры, сообщившей ей, что тест на беременность оказался положительным, Джейн радостно вскрикнула. Невероятно: ведь она принимала противозачаточные пилюли! Но в ту ночь, три недели назад, она вдруг ощутила что-то настолько странное и настолько сильное, словно внутри все распахнулось, и это это вызвало у нее слезы. Он тотчас приостановился. «Я делаю тебе больно?» — «Нет, что ты!» Именно в тот момент она и зачала. Никаких сомнений. В первую ночь.

Вчера, после пяти минут неземного счастья, она резко спустилась с облаков на землю. Жизнь одновременно преподносила и забирала у нее то (Джейн поняла это в течение этих пяти минут), чего она желала больше всего на свете.

Джейн набрала номер из одиннадцати цифр. После своего отъезда он звонил ей дважды. Она звонила ему впервые. В Германии было десять часов вечера. Он снял трубку.

— Алло?

— Это Джейн.

— Джейн! Как я рад! Я лежал в постели, и вдруг ты звонишь. Мне это не снится?

Почему он так удивлен? Джейн думала о нем двадцать четыре часа в сутки — как только звонил телефон, она надеялась, что это он.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что?

— Я беременна.

Наступило молчание.

— Ты уверена?

— Я сделала анализ крови.

— Но ведь ты говорила, что принимаешь пилюли.

— Ну и что, иногда не срабатывает.

Снова наступило молчание, продлившееся несколько секунд.

— Жаль, что не могу сейчас быть с тобой. — И он добавил более уверенным голосом: — Конечно же, я возьму на себя те расходы, которые тебе не возместят. Это можно сделать в Медицинском центре университета?

«Это». Вполне приличное слово, чтобы не называть вещи своими именами.

— Не знаю.

— Который у вас сейчас час? Пять минут пятого? Послушай, позвони своему врачу, а я перезвоню тебе чуть попозже — у меня встреча с одним человеком.

Выйдя из дому и добежав до городского кинотеатра, она протянула кассиру десять долларов.

— На какой фильм? Все уже начались.

— На любой.

Вернувшись домой, она не обнаружила на своем автоответчике никакого сообщения. Может, он и звонил, но не нашел, что сказать.

Все это было прошлой ночью.

Джейн стояла перед своим домом. Медленно поднявшись по ступенькам, открыла дверь. Пять минут одиннадцатого. У нее был в запасе еще час, чтобы подготовиться к лекции. Сев за письменный стол в своей комнате, она открыла «Адольфа». Слезы брызнули у нее из глаз.

Занятия она начала с того, что попросила студентов кратко повторить то, о чем говорилось на предыдущей лекции. Самый серьезный студент, полный юноша в очках с очень толстыми стеклами, который, читая, обычно чуть не лежал на столе, поднял руку.

— La mort[7], — произнес он по-французски с очень сильным американским акцентом, — является источником мучений в «Адольфе».

Джейн слушала рассеянно, устремив взор к голубому небу.

— Герой не знает, как сказать Элеоноре…